СУДЬЯ ( Воробьеву). Ты часы взял? Говори откровенно.

ВОРОБЬЕВ. Я, как есть, ничего не знаю.

Депутат от полиции Лихачев заявил, что Воробьев говорил в части: «Если бы мне дали три рубля, я бы отыскал часы».

СУДЬЯ ( Воробьеву). Говорил ты это?

ВОРОБЬЕВ. Никак нет-с.

СУДЬЯ. Кто был товарищами твоими?

ВОРОБЬЕВ. Никаких товарищей не было.

СУДЬЯ. В акте означено, что ты назвал себя не Воробьевым, а Ястребенковым. Сверх того господин депутат от полиции объявил, что ты известен уже как вор.

ВОРОБЬЕВ. Знать не знаю.

СУДЬЯ. Чем занимаешься?

ВОРОБЬЕВ. Портным мастерством. Живу при отце.

СУДЬЯ ( Белявскому). Отчего вы не задержали и товарищей его?

БЕЛЯВСКИЙ. Часы были у него. А как повели в полицию: ни часов, ни рубля не оказалось.

Судья обращается к депутату полиции с вопросом: «Не известны ли полиции приметы товарищей похитителя?» На что депутат отвечает отрицательно. Свидетель Шалыгин все сказанное обвинителем Белявским подтвердил. Судья спросил обвиняемого, который ему год.

ВОРОБЬЕВ. Шестнадцатый.

СУДЬЯ. По виду, кажется, больше. Ты в каком году родился?

ВОРОБЬЕВ. Не знаю.

СУДЬЯ. Почему же ты знаешь, что тебе пятнадцать лет?

ВОРОБЬЕВ. В паспорте написано.

Судья определил: имея в виду упорное запирательство Воробьева, приговорить его к шестимесячному аресту при городском арестантском доме.

СУДЬЯ ( Воробьеву). Доволен ли ты?

ВОРОБЬЕВ. Доволен. Только прошу определить меня в острог.

СУДЬЯ. Нет, этого не будет. Там ты научишься и не таким фокусам.

ВОРОБЬЕВ. Как хотите. Только я там сидеть не буду: либо убегу, либо наделаю что там. Я там с голоду помирал.

После этих слов Воробьев ушел в переднюю и вскоре вернулся.

СУДЬЯ. Ну, что еще скажешь?

ВОРОБЬЕВ. Во всем признаться желаю.

СУДЬЯ. Говори.

ВОРОБЬЕВ. Что ж мне сидеть из-за них, они меня ни разу даже не навестили, копейки не дали.

СУДЬЯ. Кто же товарищи твои были?

ВОРОБЬЕВ. Московский мещанин Дмитрий Петров-Волков, а прозвище Картузник.

СУДЬЯ. Каких лет?

ВОРОБЬЕВ. Маленько постарше меня будет.

СУДЬЯ. А где живет?

ВОРОБЬЕВ. Мясницкой части, в доме Брюхатова, у съемщика Байкова.

СУДЬЯ. Часы ему же передал?

ВОРОБЬЕВ. Нет, Крылову.

СУДЬЯ. Кто он такой, как его зовут, и где живет?

ВОРОБЬЕВ. Из чиновников. Зовут его Константин, прозвище Андрюшка. Отчества не знаю и, где живет, не знаю. А найти его можно на Грачевке, в трактире «Золотой лев». Там он и днюет, и ночует.

СУДЬЯ. Кто из вас часы снял?

ВОРОБЬЕВ. Крылов.

СУДЬЯ. А третий товарищ кто?

ВОРОБЬЕВ. Московский мещанин Иван Ефимов.

СУДЬЯ. Фамилия?

ВОРОБЬЕВ. Не знаю. У нас его зовут просто Цирюльник

СУДЬЯ. А живет где?

ВОРОБЬЕВ. Не знаю. Да он с Андрюшкой вместе в «Золотом льве» сидит, а ночует Цирюльник в доме Арбузова, насупротив «Золотого льва».

СУДЬЯ. Кто один рубль взял за часы?

ВОРОБЬЕВ. Цирюльник. Он и догонял нас.

СУДЬЯ. А часы у кого остались?

ВОРОБЬЕВ. У Андрюшки… Господин судья, отпустите меня.

СУДЬЯ. Не могу. Одно только могу для тебя сделать, попросить, чтобы тебе там работу давали.

В заключение солдаты, под конвоем которых Воробьев был приведен, были отпущены, а сам арестант вместе с депутатом от полиции отправился для указания личностей своих товарищей.

За подаянием с младенцем

Помощник квартального надзирателя Виноградов 12 августа 1868 года задержал на Садовой, у Сухаревой башни неизвестную женщину в пьяном виде, которая, показывая проходящим имевшегося у нее на руках голого больного ребенка, выпрашивала подаяния.

При дознании неизвестная назвала себя мещанкой Марьей Яковлевой и показала, что ребенка она взяла у живущей в Мясницкой части, в доме Толоконникова крестьянки Елизаветы Филипповой для прогулки.

21 августа у мирового судьи происходило разбирательство по этому делу. На суд явились мещанка Яковлева, лет пятидесяти, одетая весьма бедно и неряшливо, и крестьянка Филиппова. Обвинителем со стороны полиции был Виноградов.

СУДЬЯ ( Филипповой). Зачем вы отдали своего больного мальчика Марье Яковлевой?

ФИЛИППОВА. Она у меня его выпросила погулять. А просила ли на него милостыню — этого я уж не знаю.

СУДЬЯ. Вы давно знакомы с Яковлевой?

ФИЛИППОВА. Она к нам на квартиру третьего дня въехала.

СУДЬЯ. А прежде ее знали?

ФИЛИППОВА. Прежде того знавала ее.

СУДЬЯ. Как же это, отдавши ей своего ребенка, вы не хватились его до тех пор, пока вам не представили его?

ФИЛИППОВА. Я их искала.

СУДЬЯ. Чем вы занимаетесь?

ФИЛИППОВА. Муж у меня без места, а я снимаю квартиры и пускаю жильцов.

СУДЬЯ. У вас сколько детей?

ФИЛИППОВА. Двое-с.

СУДЬЯ. И оба живы?

ФИЛИППОВА. Так точно-с.

СУДЬЯ. Довольно. ( Яковлевой.) Вы обвиняетесь в том, что, будучи в пьяном виде, просили милостыню и, чтобы больше получить денег, показывали проходящим больного голого ребенка, взятого вами у Филипповой. Что можете сказать?

ЯКОВЛЕВА. Никак нет-с, ваше превосходительство, я не просила милостыньки, потому мы этим не занимаемся. А ребенка я взяла у Лизаветы Филипповны понянчить и пошла гулять с ним. На Мясницком бульваре мне попались навстречу две знакомые женщины, мы зашли в кабачок, выпили. Ну я и захмелела, что грех таить.

СУДЬЯ. Каким же образом вы с Мясницкого бульвара попали к Сухаревой башне?

ЯКОВЛЕВА. А так шли да говорили и дошли до Сухаревой. Тут квартальный меня и остановил. А милостыни я не просила.

СУДЬЯ ( Виноградову). Не имеете ли вы, господин Виноградов, что-либо добавить к обвинению?

ВИНОГРАДОВ. Женщина эта самым возмутительным образом выпрашивала милостыню у проходящих. Она держала ребенка совершенно голым и посиневшим от холода, он весь дрожал и кричал осипшим голосом. Сама она была пьяна. За это я ее взял и привожу к суду.

Мировой судья постановил подвергнуть мещанку Марью Яковлеву тюремному заключению на три месяца, крестьянку же Филиппову, по недостатку улик в том, что она отдала ребенка с сознанием, для чего его просила Яковлева, считать по суду оправданной.

Нарушение порядка в вагоне поезда

На Московском столичном мировом съезде 1-го округа 20 октября 1868 года рассматривалось следующее дело.

В мае 1868 года у московского уездного мирового судьи 1-го участка господина Пукалова, вследствие отношения жандармского полицейского правления, рассматривалось дело о нарушении тишины и порядка в вагоне Московско-Курской железной дороги во время следования поезда от села Царицына в Москву. Обвинялись цеховой Николай Рыбаков, его жена и бывшая с ними компания. Нарушение порядка заключалось в том, что Рыбаков, будучи в нетрезвом виде, неприлично вел себя в вагоне 2-го класса. Когда, вследствие заявления некоторых пассажиров, именно господ Ефремова, Пановского и Неронова, обер-кондуктор Новомейский хотел переместить Рыбакова в вагон 3-го класса, он оказал ему сопротивление, а равно и случившемуся при этом начальнику станции Ив. Феоктистову. Причем за Рыбакова вступилась бывшая с ним компания, из которой кто-то толкнул Феоктистова так, что он пошатнулся. Акта о происшествии составлено не было, ибо все участвовавшие в нарушении порядка находились в нетрезвом виде.

Супруги Рыбаковы со своей стороны жаловались на нанесение им оскорблений обер-кондуктором Новомейским и начальником станции Феоктистовым.

Мировой судья признал Рыбаковых с компанией виновными в нарушении тишины и порядка в вагоне железной дороги и приговорил Рыбакова, как зачинщика, к аресту при городском арестантском доме на четыре дня. Остальных участвовавших в том лиц — к штрафу в два рубля серебром. Обвинение же Рыбаковыми Новомейского и Феоктистова мировой судья признал необоснованным.