За кражу полагалось наказание «кошками», причем не простыми, а «воровскими». Это были девятихвостые плетки длиной два фута (примерно 61 сантиметр), с «кровавыми узлами» на концах, которые еще называли «капитанскими дочками». Для пущего эффекта их вымачивали в морской воде или моче. Обычно решение о таком жестоком наказании принималось всей командой, за исключением тех случаев, когда оно было предусмотрено пиратским кодексом. Провинившегося привязывали за кисти рук к решетчатому люку, который вертикально ставили на шканцах, или к стволу пушки. Как правило, при этом вдоль обоих бортов выстраивали всю команду корабля и боцман под барабанный бой наносил удары «кошкой» по голой спине наказываемого. Число ударов исчислялось дюжинами. В зависимости от проступка человек мог получить от одной до двенадцати дюжин. Обычно после третьего удара на спине выступала кровь, так как узлы, туго затянутые на концах косичек «кошки», прорезали кожу. После первой дюжины ударов окровавленные косички «кошки» слипались в один жгут и удары становились нестерпимыми, матросы теряли сознание и умирали от болевого шока.
По тяжести преступления к воровству приравнивалось вероломное убийство. Уличенный в нем должен был сам выбрать, кто из команды его умертвит. Впрочем, пиратский суд выслушивал обвиняемого и проводил расследование; если выяснялось, что нападение было совершено не сзади и жертва имела возможность зарядить свое оружие и изготовиться к бою, убийцу прощали.
В тот же разряд преступлений попадало дезертирство: покинувший товарищей мог либо украсть у них часть добычи, либо, что еще хуже, стать доносчиком и поставить под угрозу их жизни и свободу. Вот описание пиратского суда из рукописи, переведенной русским лингвистом и путешественником XVIII века Ф. В. Каржавиным: «…Пока все были пьяны, Гарри Гласбай, человек трезвый, шкипер на судне «Королевская фортуна», с другими двумя единомышленниками отставали от него потихоньку, однако он (Бартоломью Роберте. — Е. Г.) скоро узнал о сих беглецах, послал отряд в погоню за ними, и они все трое были пойманы и приведены назад; по делу немедленно отданы под суд. Когда все были готовы и капитан Роберте сел в президентское кресло, позвали виновных в прихожую, где стояла большая чаша с пуншем на столе, с разложенными трубками и табаком; когда суд открылся, им было прочитано обвинение. Закон, сочиненный пиратами, был весьма строг, и уже собирали голоса на приговоре к смерти; как, выпивши по другому стакану, узники стали просить об остановке сего суждения. Но преступление их найдено столь великим, что сидящие не приняли их просьбы; вдруг некто Валентин Стурдибак прибежал наверх, говоря, что он имеет предложить нечто суду в пользу одного из узников, и клялся притом, что он знает его давно за честного человека, и не хуже всех других тут присутствующих, и что имя ему Гласбай. «Клянусь, — говорил он, — что он не умрет, и черт меня возьми, ежели придется ему умереть». Проговоря сии слова, вынул из кармана заряженный пистолет и приставил его к груди одного из судей, который, видя сие толико сильное доказательство, заговорил, что он Гласбая не находит виноватым, прочие все согласны были с его мнением. И положили, что сам закон Гласбая оправдывает… А другие два по тому же закону осуждены на смерть, и только сделана им та милость, что позволено им выбрать четверых товарищей, которые бы их расстреляли…»
Убийцу привязывали к трупу его жертвы и сбрасывали за борт. Ожидание смерти — которое, как известно, хуже самой смерти — можно было продлить, привязав казнимого к столбу во время отлива.
На борту кораблей баскских корсаров моряка не могли приговорить к смерти, как бы велика ни была его вина. Это не способствовало повышению дисциплины. С другой стороны, телесные наказания применялись широко, а у французских басков существовал и жестокий «обряд посвящения»: новичка привязывали к мачте и били кнутом.
Однако некоторые наказания — например килевание — были равнозначны смертной казни. Под днищем судна пропускали канат, привязывали к нему виновного и протаскивали под килем от борта до борта или вдоль киля — от носа до кормы, если судно было небольшим. Эту операцию могли повторить несколько раз. Не следует забывать, что днище корабля обрастало слоем ракушек с острыми краями, которые обдирали тело захлебывающейся жертвы. Столь же жестокой карой было купание с реи, только нарушителя не протаскивали под килем, а погружали головой в воду на канате, пропущенном через блок на ноке рея.
Наказания водой были не единственными. За кражу у товарища виновному связывали кисти рук, потом вставляли между ними палку и закручивали веревку до тех пор, пока не сломаются кости запястий, после чего изгоняли из команды. Нарушителя дисциплины привязывали к стеньге высоко над палубой во время качки; амплитуда колебаний была такова, что даже самым стойким к морской болезни становилось дурно. За мелкие нарушения могли оштрафовать, но порой к штрафу добавлялось и более серьезное наказание. Совсем невесело было очутиться в затхлом сыром трюме вместе с крысами, прикованным цепью.
Английский капитан Эдвард Лоу, действовавший уже на закате золотого века пиратов Карибского моря и к 1724 году перебравшийся к Азорским островам, вошел в историю как изощренный садист. Однажды капитану не понравилась еда; кока привязали к мачте одного из захваченных суденышек и сожгли вместе с кораблем. Когда зверства Лоу перешли все границы, команда высадила его на необитаемый остров.
Жестокие наказания имели повсеместное распространение во флоте, поэтому нельзя сказать, что только пираты были изобретательными мучителями. Некоторые капитаны-корсары даже предстали перед судом за жестокость по отношению к экипажу. С пленными они тоже не церемонились. Так, в 1678 году разразился скандал, который чуть не привел к войне между Францией и Англией: французские корсары захватили семь английских кораблей, разграбили их и отвели в Шербур. Захват кораблей нейтральной державы расценивался как пиратство, поэтому французы принудили английских матросов заявить, что они… голландцы (в то время Франция была с Голландией в состоянии войны): по приказу шевалье де Бомона несчастных привязали к мачтам, обернули им руки фитилями и подожгли. Однако, сойдя на землю, моряки подали в суд, подкрепив свои заявления свидетельствами врачей, которые перевязывали им раны. Корсаров заочно приговорили к смерти, но тем дело и кончилось.
У попавших в руки пиратов не было шансов воззвать к суду. С европейцами разбойники по большей части поступали гуманно: тех, кто не сопротивлялся, отпускали, оставив двух-трех человек, за которых можно было получить выкуп либо использовать в качестве специалистов или слуг; тех же, кто отчаянно сражался, лишали всего имущества. Врагов, пытавшихся уничтожить свой корабль во время боя, вешали, но позднее казнь заменили поркой.
В 1688 году французский капитан Массерти предложил испанскому губернатору обменять пленных на провиант, однако тот отказался вступать в сделку с флибустьерами. «Мы удовлетворились тем, что отрубили головы двоим, а остальных отправили с письмом к губернатору, сообщив ему что не мы, а он повинен в смерти этих людей, ведь ему ничего не стоило спасти им жизнь», — записал капитан в своем дневнике.
Захватив торговое судно, флибустьеры спрашивали у матросов, хорошо ли обращался с ними их хозяин. Если, по их словам, капитан любил распускать руки, одну ему отрубали. Офицеров привязывали к грот-мачте, бросали в них битыми бутылками и пороли кнутом. Но если команда была довольна своими командирами, тех отпускали с миром. Однажды пиратский предводитель хотел предать смерти капитана торгового судна, который отчаянно защищался. Однако один из флибустьеров этому воспрепятствовал, сказав, что сам ходил в море с этим капитаном и может засвидетельствовать, что тот добр и справедлив. Его помиловали, тем более что он предложил флибустьерам выкупить свой корабль и груз. Поторговавшись, договорились о цене и разошлись.
В 1723 году команда капитана Джона Эванса захватила вблизи берегов Аргентины двухсоттонное судно «Лукреция и Катерина» под командованием капитана Миллза. Пираты начали было расспрашивать матросов о том, как вел себя с ними капитан, но Эвансу это быстро наскучило: «Зачем нам разыгрывать тут реформаторов, если нам нужны деньги?» Он спросил у пленных, хорошо ли капитан их кормил. Те ответили, что хорошо. «Ну так должен же он был заставлять вас и работать!» — подвел Эванс итог «судебному разбирательству» и велел приступить к грабежу.