В XVII и XVIII веках понятие «жалованье» не было тождественно современной заработной плате. Жалуемое принадлежало государю, а жалованье рассматривалось как его милость в отношении подданного. Как верно заметила современная исследовательница О. Е. Кошелева, «жалованье не предназначалось для эквивалентной расплаты за труд, это был дар, его жаловали за верную службу, фактически — за преданность, одновременно оно являлось и "милостыней", выданной для поддержания существования. Поэтому, чтобы получить даже положенное по указу жалованье, его следовало просить, подавая челобитную на царское имя» ⁽¹⁷⁰⁾.

Это наблюдение точно отражает ситуацию первой четверти XVIII века. Документы петровского времени изобилуют случаями задержки жалованья на полгода, на год и даже более, в то время как по тогдашним правилам оно должно было выплачиваться «по третям», то есть каждые четыре месяца. Это касалось не только бесправных низших канцелярских служителей, но и виднейших сподвижников Петра I. Например, Б. П. Шереметев в 1704 году перед походом в Польшу писал царю: «Умилосерьди нада мьной, вели мне дать, чем ехать и чем там жить: ей, оськудаль». С еще большей откровенностью он изобразил свои затруднения и обиду в письме А. Д Меншикову, в лице которого рассчитывал найти радетеля о своих денежных делах: «Прошу, братец, твоего жалованья: умилосердися надо мной, подай мне руку помощи! За что я опечален? Что мне обещано, до сего времени удержано, а жалованья мне против моего чину нет. Всем его, государева, милость — жалованье, а мне нет! Ей, государь мой братец, в нищету прихожу. Тебе известно, что ни откуля ни копейки мне не придет… Умилосердися, батька и брат Александр Данилович!.. Если уже вотчин обещанных мне не дадут, чтоб мне учинили оклад по чину моему. А если не буду пожалован, пришло к тому, что странствовать: ужели я все прослужил, а не выслужил» ⁽¹⁷¹⁾.

Жалованье чиновникам петровского времени полагалось в двух формах — денежной и продуктовой.

Продуктовая (хлебная) часть жалованья выдавалась мукой и овсом и измерялась четвертями ^[45]. В Петербурге, Ревеле, Выборге и Шлиссельбурге как денежное, так и хлебное жалованье было вдвое выше, чем в других городах. Например, петербургский губернатор А. Д. Меншиков получал 2400 рублей и 1200 четвертей хлеба в год, в то время как другим губернаторам причиталось по 1200 рублей и 600 четвертей хлеба. Денежное жалованье в столице по сравнению с продуктовым было малозначительным, поскольку в новом городе с еще не налаженной хозяйственной жизнью немногое можно было купить за деньги. Бедственное положение петербургского служащего тех лет видно на примере активного сподвижника Петра I дьяка Федора Дмитриевича Воронова, работавшего в розыскных канцеляриях и занимавшегося расследованием крупных государственных хищений. В челобитной царю он писал: «…хлебного жалованья на прошлой 716 и на нынешний 717 год, кроме денежного, не дано, от чего одолжал и впредь откуды буду денежное и хлебное жалованье получать, не знаю. А без выдачи Вашего Величества жалованья мне, у дел будучи, пропитатца нечем, человек я небогатой. Да я ж строю, по указу Вашего Величества, на берегу каменное податное строение, от которого в долгах остаюсь». Воронов особо подчеркнул при этом, что его трудами в казну было возвращено более 200 тысяч рублей расхищенных денег ⁽¹⁷²⁾.

Денежные оклады служащих петровских учреждений были различны даже при одинаковых должностях. Например, в 1704 году в четырнадцати существовавших в то время приказах состояли 33 дьяка — чиновники высшего ранга в рамках тогдашней системы управления. Десять из них получали по 100 рублей в год, а остальные — по 120, 130, 300 рублей. Еще сильнее различались оклады подьячих. Старым подьячим выплачивали от 10 до 156 рублей в год (это крайние цифры, в основном преобладали ставки от 30 до 50 рублей). Подьячие средней статьи получали от 6 до 77 рублей, младшие — от 2 до 37 рублей ⁽¹⁷³⁾.

Для понимания реального значения этих сумм необходимо коснуться вопроса о покупательной способности русских денег. По подсчетам Л. В. Милова, во второй половине XVII века прожиточный минимум (только питание) составлял 2 — 2,5 рубля в год на человека ⁽¹⁷⁴⁾. Однако еще до начала широкого выпуска медных денег иностранные наблюдатели заметили признаки инфляции, обусловленные снижением пробы и уменьшением веса серебряных копеек. 31 января 1707 года английский посланник Ч. Уитворт в донесении статс-секретарю Роберту Гарлею отмечал: «…копейки прежде охотно принимались к размену, причем обыкновенно приравнивались к десяти шиллингам; и хотя правительство постепенно уменьшало их действительную стоимость, государственный кредит не колебался до начала настоящей (Северной. —  В.Н.) войны, когда вследствие необдуманного проекта об умножении денежных знаков достоинство копейки сразу понизилось наполовину…» Впоследствии размеры инфляции еще более увеличились в связи с широким выпуском медной монеты. Но другого выхода у правительства Петра не было, так как приходилось изыскивать средства на ведение войны. В целом в первой четверти XVIII века в ходе денежных реформ Петра I рубль обесценился почти в два раза, что привело к заметному росту цен. Например, во второй половине XVII века четверть овса стоила в среднем 33 копейки, а в начале XVIII века за нее платили в Москве 56 копеек, а в Новгороде — 1 рубль 45 копеек ⁽¹⁷⁵⁾.

С конца 1704 года в связи с нехваткой денег в казне приказные служители стали получать лишь половинное жалованье. Первоначально Петр намеревался пойти еще дальше: 9 марта 1703 года был издан царский указ об отмене казенного жалованья, «чтобы вместо его, великого государя, жалованья тех из дьяков и подьяческих и приказных людей окладов за их приказную работу имать с приказных и со всяких челобитчиковых дел, с чего пристойно» ⁽¹⁷⁶⁾. Таким образом, монарх в открытую ориентировал чиновников на поборы с частных лиц. Примечательно, что по понятиям того времени это не считалось взяточничеством. Служебная практика первой половины XVIII века различала взятку и «посул»; если первая давалась в качестве подкупа для «неправедного» решения дела, то второй являлся выражением благодарности за решенный в интересах просителя вопрос. Разумеется, при несовершенстве законодательства в России XVIII столетия граница между справедливым и «неправедным» постановлением была весьма зыбкой, что, по сути, провоцировало служебные злоупотребления.

Не вызывает сомнений тот факт, что подношения от челобитчиков составляли большую часть доходов многих чиновников петровского времени. Например, подьячий Артиллерийского приказа П. Трофимов получил в 1708 году около тысячи рублей от частных лиц, в то время как от государя ему полагалось в год 30-рублевое жалованье ⁽¹⁷⁷⁾. Можно представить масштабы взяточничества всесильных сподвижников Петра I, высших должностных лиц, если чиновник средней руки получал такие суммы.

Царь-реформатор продолжал ориентировать чиновников на «кормление» за счет челобитчиков и впоследствии. В 1713 году подьячие Секретного стола канцелярии Сената жаловались государю, что им назначено жалованье «с убавкой» и прокормиться «с домашними невозможно, отчего пришли в великое оскудение и нищету». При этом они особо подчеркнули, что, в отличие от подьячих других учреждений, у них не бывает «челобитчиковых дел». На этой жалобе Петр I написал резолюцию: «Вместо прибавочного жалованья ведать в секретном столе все иноземческие и Строгановы ^[46]дела, кроме городских товаров». Таким образом, в условиях недостатка государственных средств царь вынужден был признать право чиновников на «кормление отдел», передав в их ведение прибыльные, «взяткоемкие» отрасли управления ⁽¹⁷⁸⁾.

Наиболее упорядоченными являлись выплаты жалованья военным, поскольку в условиях длительной войны со Швецией и других войн Петровской эпохи государь не хотел давать армейским кадрам повод для недовольства. В отличие от гражданских чиновников, офицерам платили жалованье ежемесячно. По данным иностранных наблюдателей, капитаны российской армии до 1720 года получали девять рублей в месяц, затем их оклад был увеличен до 11 рублей. С целью привлечения иностранных военных специалистов в Россию Петр I установил для них двойные денежные оклады; соответственно, месячное жалованье армейских капитанов иностранного происхождения составляло 18 рублей ⁽¹⁷⁹⁾.