Раз данное лицо заподозрено, за ним устанавливается неусыпный надзор: сотни глаз наблюдают за каждым его движением, подслушивают его речи. Предубежденные наблюдатели перетолковывают каждое слово в дурную сторону, каждый совершенно безразличный и даже вполне благонамеренный поступок объясняется злостными целями. Но вот у испорченной наступает первый приступ болезни, во время которого она «выкликает» имя испортившей ее. После этого уже все сомнения исчезают и приговор, что порча сделана Феклой, Марьей или Дарьей, устанавливается окончательно и безапелляционно.

Первый кликушный приступ вызывается каким-ни-будь случайным душевным волнением: испугом, гневом, но всего чаще наступает в церкви. Убедившись в присутствии в себе злого духа, больная начинает испытывать страх ко всему религиозному и потому избегает церковных служб. Случается, однако, что под влиянием увещаний родных, знакомых она решается пересилить себя и идет в церковь. Здесь, мучимая неодолимым страхом, ждет несчастная той роковой минуты, когда запоют «Иже херувимы» [27]Когда настанет она — напряженные душевные силы не выдерживают и болезнь проявляется в бурном приступе.

Прежде всего больная чувствует: то, что у нее прежде подкатывалось под сердце и что она принимала за беса, начинает волноваться, опускаться вниз, подниматься вверх, давит грудь, горло, у кликуши захватывает дух, мутится в глазах, голова кружится, и она с воплями падает на землю. Вопли эти дики, продолжительны, состоят из ряда криков, прерываемых ускоренным дыханием; в них слышатся рев, мычание, вой, собачий лай, рыдания. Вместе с этим больная судорожно бьется руками и ногами, колотит себя и окружающих, иногда кусает, скрежещет зубами, закидывает голову назад, беспрестанно приподнимает и опускает туловище или кидается из стороны в сторону, и все это иногда с такой силой, что ее не в состоянии удержать даже самые сильные мужчины. Суставы больной трещат, живот то раздувается, то опадает, дыхание прерывается, крики чередуются со всхлипываниями, иногда хохотом или икотой. Глаза закрыты, лицо то бледнеет, то краснеет, часто больная приходит в бешенство, изрыгает проклятия, повторяет одно какое-нибудь слово, фразу, выкрикивает имя испортившего ее лица. Благодаря этим крикам больные и названы «кликушами».

Через некоторое время приступ проходит, судороги прекращаются, больная вытягивается неподвижно, как бы деревенеет, при этом зубы стиснуты с необыкновенной силой; иногда судороги сменяются дрожью всего тела. Приступ кончается слезами, отрыжкой, страшным бурчанием в животе, иногда обмороком или глубоким сном, чаще слабостью, которая быстро проходит. Вскоре кликуша приходит в себя, причем обыкновенно не помнит ничего, что с ней было во время припадка.

Подобные приступы повторяются в неопределенные промежутки времени. Сначала они вызываются теми же причинами, какие вызвали первый приступ: впоследствии у больных все более и более укореняется «боязнь святостей» и приступы вызываются попытками принятия Святых Тайн, святой воды, запахом ладана, помазанием освященным маслом, поклонением мощам или чудотворным иконам.

Затем у большинства кликуш поводом к развитию припадков служит все то, что относится к истории их воображаемой порчи. Они не могут не только видеть человека, их испортившего, но даже слышать его имя. При всякой даже непреднамеренной встрече с ними случается припадок.

Продолжительность припадков различна: от 10–15 минут до нескольких часов. В промежутки между ними у кликуши все больше и больше развиваются беспокойство, раздражительность, бессонница, апатия, потеря воли, равнодушие к прежним привычкам, наклонность к лени, отвращение к движению, сонливость. Кликуша ищет к себе участия и для возбуждения его часто преувеличивает свои страдания, перестает заботиться о себе, становится неряшливой и неопрятной.

Редко болезнь бывала непродолжительной и проходила бесследно. Выздоровление наблюдалось лишь в 20–30 процентах случаев, в остальных же — болезнь длилась много лет и даже целую жизнь.

Угнетаемые своей тяжкой «скорбью», занятые постоянно мыслями о способах излечения ее, кликуши забывали все остальное. Они забрасывали семью, дом, хозяйство, странствовали по различным знахарям, святым местам — монастырям, чудотворным иконам, тратили на это последние средства и становились тяжелой обузой для своих родных.

Картина тяжелого кликушного приступа невольно вселяла какой-то суеверный страх даже и в интеллигентного человека, знающего, что она является лишь вполне естественным выражением известного болезненного состояния. Нетрудно представить себе, какое ужасающее впечатление должны были производить эти припадки на народ и легко понять, почему крестьянство объясняло их действиями бесов.

Кликушество проявлялось и в виде отдельных случаев, и в виде эпидемий. В отдельных случаях кликушества часто встречается притворство.

Какая болезнь «лежит» в основе кликушества, в точности неизвестно. Профессор Бехтерев считал «основой» кликушества истерию, а известный русский психиатр Краинский — сомнамбулизм. Несомненно только, что все истинные кликуши отличаются ярко выраженной склонностью к гипнозу, внушению и подражанию.

Бесноватые отличаются от кликуш главным образом тем, что во время припадков ни на кого не «выкликают», не обвиняют в порче, а кричат от имени третьего лица — сидящего в них беса. Припадки случаются чаще всего во время церковных служб, причем бесноватые богохульствуют, произносят самые отвратительные ругательства, плюют на священные изображения и предметы. Большинство бесноватых, по-видимому, — истерички, убежденные в том, что они одержимы дьяволом. По существу русская бесноватость (как явление) — аналог эпидемий демономании, которые почти в течение трех веков (XV, XVI и XVII) господствовали в большей части Западной Европы.

Но наши бесы — это грубые, глупые черти, умеющие только корчить и мучить больных, кричать разными голосами и изрыгать площадные ругательства. Они даже не знают ничего о себе самих. Иными представляются европейские демоны. Устами одержимых, во время припадков, они сообщали массу сведений о своей природе, занятиях, развлечениях, отношениях друг к другу и к одержимым. Сведения эти были настолько подробны и обстоятельны, что на основании их написаны целые демонологии различными учеными докторами, судьями и духовными лицами.

Таков, например, знаменитый «Молот ведьм», изданный в 1484 году монахами Генрихом Инститорисом и Яковом Шпренгером. Эпидемии демономании были особенно часты в XVII веке. Развивались они главным образом в женских католических монастырях Франции, Испании, Германии и Швейцарии, которые затем нередко являлись центрами распространения болезни в окружающем населении.

Эпидемии кликушества у нас наблюдались не часто: ограничивались обыкновенно небольшим районом — селом, деревней и никогда не имели повального распространения. Число заболевавших, по отношению к числу населения пораженных местностей, было незначительно. Доктор Краинский, имевший возможность наблюдать две эпидемии кликушества в 1899 и 1900 годах, одну в деревне Ащепкове Смоленской губернии, другую — в деревне Большой Двор Новгородской губернии, нашел в первой 13 кликуш на 400 душ населения, а во второй девять кликуш на 150 душ.

Соответственно этому казни колдунов и бесноватых на Руси были единичными, исключительными явлениями. Едва ли не чаще наблюдались случаи самосуда, при котором люди, заподозренные в колдовстве и порче, избивались самим населением.

В журнале «Неделя» (1879. № 7–8) рассказывалось о случае наведения порчи, случившемся в 1824 году.

Тогда общество крестьян деревни Аксеновки через своего выборного донесло управляющему местной удельной конторой, что крестьянин Андрей Копалин, мельник, по народным слухам, «имея за собою колдовство», портит людей, «садит икоты под названием кликуш и впускает другие болезни, как то: грыжи, вздутие живота, боль в пояснице и прочее». Управляющий конторой, «принимая в уважение рапорт крестьян», просил суд произвести законное расследование возводимого на Копалина подозрения.