В большей мере жизнь богов протекает в пространстве, где не существует смерти. Тем не менее олимпийцы живут не в застывшей вечности, купаясь в лучезарном свете. Время, которым безмятежно наслаждаются боги, не ведающие кончины, возобновляется в рамках «эфемерной» непрерывности. Даже при самом безмятежном и идиллическом изображении Олимпа блаженство бессмертных представляется как повседневное счастье. Воображение рисует Олимп как место, «где обитель свою, говорят, основали боги, где ветры не дуют, где дождь не шумит хладнокровный, где не подъемлет метелей зима, где безоблачный воздух легкой лазурью разлит и сладчайшим сияньем проникнут. Там для богов в несказанных утехах все дни пробегают» (Одиссея, VI, 42—46). Времена года не приходят на смену друг другу, но промежуток времени между восходом и заходом солнца представляет собой единственный временной отрезок, соразмерный с образом жизни бессмертных.

Формируя по своему усмотрению астрономическое время, боги, тем не менее, безукоризненно соблюдают определенные предписания. Зевс, верховный бог, повелевает стихиями: он управляет молнией и дождем — природными явлениями, которые могут обрушиться на человека нежданно-негаданно. Исключая те случаи, когда Зевс превращает их в знаки, выражающие его настроение, сын Кроноса строго следит за упорядоченным чередованием дней и времен года, которые сами принадлежат к сонму олимпийцев. «Розовоперстая» Эос (заря) тоже является богиней. Утреннее возвращение дня с теплыми тонами связано с ее пробуждением, когда она покидает своего заспанного престарелого супруга. «С ложа восстала Заря и с прекрасным рассталась Тифоном, свет собираясь нести и Бессмертным и смертнорожденным» (Илиада, XI, 1—3). Ночь, первозданное создание, слывет «царицей людей и Бессмертных» (Илиада, XIV, 259). Похожие на существа, которым так хорошо знакома усталость, олимпийцы чередуют отдых и бодрствование. Вечером, «после ж того, как затмилось сиянье блестящее солнца, каждый в свой дом удалился, желая предаться покою, там, где Гефест обоюдохромой, знаменитый художник, с дивным расчетом построил чертоги для каждого бога. Вместе и Зевс, Громовержец Олимпа, направился к ложу, где почивал он всегда, когда сладостный сон опускался. Там он, улегшись, заснул — с златокудрою Герою рядом» (Илиада, I, 605—611). Боги, испытывающие необходимость и желание поспать, ложатся в свои кровати — или на супружеское ложе — точно так же, как это делают люди.

Обитая на вершине, устремившейся в прозрачную голубизну неба, олимпийцы со всех сторон окружены чистым воздухом эфира, пространства, где безостановочно вращается в своей колеснице их родственник — неутомимое Солнце: «Гелиос с моря прекрасного встал и явился на медном своде небес, чтоб сиять для бессмертных богов и для смертных, року подвластных людей, на земле плодоносной живущих» (Одиссея, III, 1—3). Верховная богиня Гера способна заставить Гелиоса-Солнце ускорить свой бег. Слишком долгим оказался боевой день для воинов, которым она покровительствует — необходимо его укоротить. Солнце должно пришпорить своих коней. Но здесь речь идет о редком исключении из правила, которое все боги остерегаются нарушать. Хитроумная Гера любит плести заговоры и шпионить. Ей неоднократно удавалось убедить Сон сомкнуть очи Зевса, чтобы Громовержец не смог осуществить свои намерения. Как-то раз она прервала на седьмом месяце беременность одной женщины и продлила беременность другой — Алкмены, любовницы Зевса, носящей под сердцем его ребенка. Таким образом Гера хотела отсрочить рождение бастарда своей соперницы, о котором неосторожно во всеуслышание объявил Зевс, и заставить другого ребенка появиться на свет вместо Геракла. Ускоряя одни роды и задерживая другие, Гера осмелилась нарушить естественную и божественную продолжительность беременности, которая обычно одинакова для всех женщин. Точно так же при возвращении Одиссея на Итаку еще одна лукавая богиня, Афина, помешает Авроре запрячь коней, и рассвет, враг всех влюбленных, не столь скоро наступит для только что вновь обретших друг друга супругов.

Солнце (Гелиос) и Заря (Эос), Ночь и Сон принадлежат к сонму бессмертных. Находящиеся в непрерывном движении, безошибочно повторяющие один и тот же путь, они превращают время в череду своеобразных периодов и мгновений. Своим приходом и уходом, своим присутствием или отсутствием в той или иной точке пространства они переносят прерывистость и повторяемость на небесный свод. Питать к ним уважение означает для олимпийцев признавать их себе подобными, то есть считать богами, наделенными автономной и грозной властью. Обращение к ним с просьбой уклониться от обычного пути можно рассматривать как дипломатическую уловку или как злоупотребление властью, что не должно нарушать необходимое равновесие в космосе. В свою очередь, божества времени боятся верховного бога. Когда Гера просит Сон усыпить Зевса (она хочет вывести своего супруга из игры, чтобы Посейдон смог помочь грекам), брат Смерти делится с ней своими опасениями: «Кроноса славного дочь, о богиня почтенная Гера! Я бы другого кого из богов, существующих вечно, мог без труда усыпить, даже мощный поток Океана, бога, который рождение дал остальным всем Бессмертным. Только к Зевесу Крониду приблизиться я не осмелюсь, не усыплю я его, коли сам он того не прикажет» (Илиада, XIV, 243— 248). Сон не забыл того дня, когда он осмелился сомкнуть очи царя богов по просьбе все той же Геры: проснувшись, Зевс, вне всякого сомнения, низверг бы Сон в море, если бы на его защиту не встала быстролетная Ночь. Зевс побоялся огорчить Ночь, царицу людей и бессмертных. И только один раз пренебрегла своими обязанностями Эос, нарушив тем самым небесный порядок: это случилось в тот день, когда ее сын Мемнон, повелитель эфиопов, был убит на поле брани Ахиллесом. Тогда «...румянец, которым алеет утренний час, побледнел, и покрылось тучами небо» (Овидий, Метаморфозы, XIII, 581—582). О неутешном горе Эос-Авроры, о прибытии богини на Олимп, о ее встрече с Зевсом и просьбе оказать последние почести сыну рассказывает нам Овидий. В тот день боги и люди смогли воочию убедиться, какую ценную работу делает Эос-Аврора, работу, о которой богиня напомнила верховному богу: «с новоявленным днем охраняю я ночи пределы» (Метаморфозы, XIII, 592). Разграничение временных отрезков, взаимное признание прав, компетенций и состояний — этот приказ, отданный Зевсом, уставшим от мучительных распрей, раздиравших божественную семью, основан на принципе разделения полномочий и чувстве меры.

Солнце, которое видит все и всех, в том числе и Зарю в шафранном платье, быстролетную Ночь и нежный Сон, считает их живыми, имеющими биографию и память, наделенными чувствами, испытывающими страсти, прекрасно осознающими свою роль и занимаемый ранг. Возникает справедливый вопрос: а не отмечен ли мифическими чертами сам день? Гесиод относит День к числу детей Ночи. В гомеровском мире день представляет собой промежуток между рассветом и ночью, светлый период, который приносит с собой Заря и который продлевает Солнце своим путешествием по небу. Это бессодержательный срок, вырванный из временного пространства, готовый наполниться любыми событиями. День — это отрезок времени. Тем не менее день может быть и точкой времени, числом, когда вершится судьба или происходит какое-либо действие — роковой день, день освобождения, день возвращения. День характеризуется тем, что он несет в себе и поэтому является конкретным предметом, который можно устранить, уничтожить или похитить и который вновь наступает. День обладает реальным содержанием и даже физическим весом: Зевс однажды взвесит на золотых весах дни ахейцев и троянцев, дни Гектора и Ахиллеса. Самый тяжелый день, день насквозь пронизанный фатальностью, означает проигрыш и, следовательно, герою неминуемо угрожает гибель. Роковой день представляет собой одушевленное лицо, у него есть второе имя — Кера, демон смерти.