(Ад, XX, 11–15)

Противоречит себе Данте и в том, что твердо верит в реальность огненного шара, появление которого на небе возвестило о смерти Августа (Пир, II, 14). Это такое же заблуждение, как и вера во влияние звезд и в возможность предсказывать будущее, известное одному лишь Богу. Давидсон в связи с этим напоминает, что лишь около 1435 года, спустя более века после смерти Данте, астрологию перестали отождествлять с астрономией. В интересующую нас эпоху вся Флоренция верила, что Баптистерий построен при благоприятном стечении звезд, что звезды помогали восстановлению Флоренции Карлом Великим, а победа на Кампальдино в 1289 году была предречена громким криком, огласившим весь город. Более того, коммуна не принимала ни одного важного решения, предварительно не проконсультировавшись с именитым астрологом. И даже такой рассудительный рационалист в делах политики, каким был Дж. Виллани, твердо верил, что наводнение 1333 года, разрушившее во Флоренции все мосты, объясняется сближением семи планет точно так же, как и праведным гневом Божиим (Хроника, XI, 2).

Среди официальных астрологов во времена Данте не было знаменитее Франческо Стабили, прозванного Чекко д'Асколи. Пройдя курс астрологии в Болонском университете, он в 1327 (?) году прибыл во Флоренцию, чтобы занять официальную должность астролога и личного врача герцога Карла Калабрийского. По причинам как политического (он нелицеприятно отзывался о дочери герцога Калабрийского Иоанне, будущей королеве Неаполитанской), так и «научного» (вызвал к себе ненависть флорентийских врачей) характера он был приговорен к смерти и в сентябре 1327 года заживо сожжен на костре; тогда же были преданы сожжению его книги. Вполне вероятно, что Данте имел в виду именно его, выражая собственное отвращение к магам и прорицателям, тем более что Чекко заявлял о своей глубокой неприязни к Данте, в поэме «Жестокая», заслужившей восхищения Петрарки, потешаясь над лженаучными представлениями, нашедшими отражение в «Божественной комедии».

От астрологии до магии всего лишь шаг, и это расстояние люди средневекового Запада, в том числе и флорентийцы, преодолели очень быстро. Тогда верили в превращение металлов и суеверно боготворили золото: папа Климент V велел скоблить напильником золотой флорин, а полученную золотую пыль глотал! Верили в некромантию и в чудеса, которые прочно связывали со святостью и считали ее зримым доказательством. Скептик Боккаччо серьезно (или как бы серьезно) рассказывает многочисленные истории о магии. Так, мадам Дианора требует от синьора Ансальдо майский сад в середине января, и ему с помощью некоего некроманта удается выполнить эту просьбу (Декамерон, X, 5). В том же роде и трогательная история о синьоре Торелло, который благодаря султану, своему другу, ночью переносится из Египта в Павию (Декамерон, X, 9). Или еще: ловкий обманщик дон Джанни превращает молодую женщину в кобылу (продолжение истории выходит за рамки приличия, поэтому мы отсылаем читателей к тексту новеллы) (Декамерон, IX, 10). Верили в чудодейственную силу растений, и тот же Боккаччо рассказывает, как благодаря удивительному порошку растительного происхождения некий аббат усыпил Феррондо, чтобы переспать с его красавицей женой (Декамерон, III, 8). Но, вне всякого сомнения, всех очаровательнее история о гелиотропе, камне, обладавшем свойством делать невидимым того, у кого в данный момент находился. Данте, похоже, в это верил (Ад, XXIV, 93). Впрочем, все средневековые авторитеты в области естественной истории (Плиний, Исидор Севильский и другие) придерживались общего мнения, расходясь в незначительных деталях, что гелиотроп приобретает упомянутое свойство только после того, как натереть его соком, полученным из листьев растения с таким же названием — гелиотроп. У Боккаччо есть история о том, как два любителя глупых шуток уговорили некоего простака сделаться невидимым благодаря гелиотропу; сам рассказчик, по всей видимости, не заблуждался на счет достоверности легенды о чудесном камне (Декамерон, VIII, 3). Верили в любовный напиток, в колдунов и ведьм, в зловредную силу воронов, сов и даже некоторых цветов (в частности, зеленого цвета). Перечень суеверий можно продолжить, некоторые дошли до наших дней и еще живы в деревнях.

Но, пожалуй, наиболее примечательным было отношение духовенства: клир жил, с головой погрузившись в атмосферу суеверий. В 1300 году епископ Флоренции запретил доминиканцам заниматься алхимией и колдовством. [185]

Таким образом, народная религиозность во Флоренции времен Данте соответствует определению, данному специалистом. [186]Это была «наглядно-действенная» религия. Ее главными признаками были: процессии, хоровые молитвы, культ святых, среди которых важнейшее место занимала Дева Мария, почитание апостолов, паломничества, неотступная мысль о Страшном суде и воздаянии в загробной жизни, обилие чудес. Всему этому есть убедительные свидетельства в «Божественной комедии», где встречаются почти все перечисленные атрибуты. Некоторые из них преобладают: неотступная мысль о Страшном суде и вечных карах в загробной жизни, главенствующая роль Девы Марии и ее почитательниц (в том числе Беатриче), культ святых (среди них святой Бернар, святой Франциск, святой Доминик и святой Фома), почитание апостолов (прежде всего Петра), процессии (упоминаются в «Аду» и «Чистилище»), хоровое пение (особенно в «Раю», представленном в виде одной большой симфонии).

Испытывала ли религиозность флорентийцев влияние святого Франциска и святого Доминика, которое в странах Западной Европы в XIII веке было преобладающим? [187]Что касается святого Франциска (о влиянии святого Доминика исследований нет): непохоже, чтобы во времена Данте его великие заповеди находили воплощение (жизнь по Евангелию, героическая бедность, подражание Христу вплоть до готовности претерпеть мучения, любовь ко всем Божьим тварям, радость и бодрость духа, прощение обидчикам). Произведения Данте служат лучшим тому свидетельством. Вы не найдете в них ни прощения обидчикам, ни любви ко всем Божьим тварям, ни подражания Христу. Напротив, они преисполнены жгучей, ничем не прикрытой ненависти к политическим противникам; ментальной и физической жестокости, находящей свое выражение в том мрачном наслаждении, с каким поэт описывает чудовищные казни; в его отношении к осужденным на муки. В конечном счете они пронизаны не религией, долженствующей быть невыразимой любовью (любовь присутствует разве что в высших сферах Эмпирея), а непреклонным желанием наказывать и преследовать побежденного противника, мелочным взвешиванием заслуг и грехов, пессимистическим отношением к человеческой природе — короче говоря, мы видим смесь мстительной ярости и необузданной надежды, несомненно, присущих его мрачному гению, терзаемому страстями. Данте никак не может быть учеником Франциска Ассизского. Его философская система вполне адекватна томизму, поэт, бесспорно, гораздо ближе к доминиканцам — рационализмом, вкусом к наукам, широтой ума и взглядов, пристрастием к достоверности и истолкованию.

Сказав о вдохновенном поэте, обратимся к смиренному народу Божьему. Приходится констатировать, что влияние францисканцев на протяжении всего XIII века неуклонно ослабевало. [188]Два примера: имя Франциск, крайне редкое до 1280 года, в последующие годы начинают употреблять чаще, но все равно: доля Францисков не превышает 0,5 %, это имя занимает 22-е место, далеко позади таких имен, как Пьеро, Джованни или Якопо. Что касается влияния францисканцев в сельских пригородах, то их действия, непоследовательные и бессистемные, становятся заметными позднее. Распри, сотрясавшие орден в конце XIII века (Флоренция была главным в масштабах всей Италии центром движения миноритов-спиритуалов), вызвали сначала растущую неприязнь к конвентуалам, а затем, после поражения спиритуалов (1312–1314 годы), к ордену в целом. Кроме того, тот факт, что францисканцы исполняли функции инквизиции, слишком часто собирали пожертвования (строительство собора Санта Кроче требовало больших средств) в сочетании с другими мотивами, перечень которых был бы слишком длинным, обусловили суровое отношение Данте к сынам святого Франциска Ассизского и резко ослабили их влияние на религиозную жизнь Флоренции его времени.

вернуться

185

Davidsohn. VII. P. 205.

вернуться

186

Delaruelle E. La piété populaire… P. 43–78.

вернуться

187

De La Roncière Ch. L'influence des franciscains… P. 27–103.

вернуться

188

De La Roncière Ch.Op. cit. P. 31 sq.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: