Часу в 11-м вечера того же дня тетушка и няня отправились спать; отца твоего не было дома: он, как доктор, отозван был в Стрельну к великому князю Константину Павловичу, у которого он лечил всех придворных. Помолясь Господу, я легла в постель и, не пролежав получаса, встала и позвала к себе старую няню, приказав ей послать за повивальной бабкой, никому о том не говоря, чтобы никто в доме о том не знал. (В старину, и кажется еще и теперь, существует предубеждение, что если роды будут в доме всем известны, то они будут тяжелые.) Старуха-няня в точности исполнила мое приказание, и чрез двадцать минут бабушка уже была у меня в комнате, куда вскоре прибыл и твой отец, виновник тихой этой суматохи. В продолжение целой ночи я много мучилась, то ходила, то ложилась, то садилась, и наконец, в семь часов и десять минут утра, в день Знамения Пресвятой Богородицы, 27 Ноября 1799 года, ты, Николай, родился.
Во все время ночных хлопот, отец твой занимался писанием записок к тем лицам, которые были приглашены сегодня на пирог. Записки были следующего содержания, кому почтеннейший, кому любезнейший: «Жена моя хотела угостить вас сегодня пирогом, но раздумала. Она родила сына Николая, который ужасно кричит и будет вас беспокоить. В день крестин — поквитаемся. До свидания! И… Ц…»
В спальной комнате не было удобного места, куда бы положить новорожденного, уже вымытого и спеленатого. Ученая бабушка придумала умно, положила ребенка на лежанку, и так близко к бродившему тесту, что оно, залепив тебе глаза, могло бы задушить. К счастью, старая няня, искавши второпях столовую ложку, увидела это обстоятельство и тотчас, в испуге, отлепив тесто от глаз, переложила тебя на подушки в Волтерово кресло, стоявшее у моей кровати. Вот, любезный мой Николя, какое могло случиться несчастие! Старушки утешали меня тем, что это обстоятельство служит признаком будущего твоего счастия и богатства, толкуя, что тесто предсказывает счастье и довольство, а серебряная ложка, которую нашли утонувшею в тесте, изображает богатство {11}.
* * *
Когда ребенок принял определенный лик и начал улыбаться, его зеленовато-серые глазенки выражали живость. Он был люб и отцу и матери. Ирина Сергеевна, неравнодушная к приметам, была обрадована чрезвычайно, когда увидала, что на правой ножке у ребенка родимое пятно, правильный коричневый кружочек, темное солнышко. Когда она позвала Ивана Андреевича, чтобы показать ему эту родинку, она имела такой счастливый и торжествующий вид, как будто она давала ему обещание совершить волшебство и вот волшебная чара осуществилась полностью {12}.
* * *
Бывшая при рождении Михаила Юрьевича акушерка тотчас же сказала, что этот мальчик не умрет своей смертью, и так или иначе ее предсказание сбылось; но каким соображением она руководствовалась — осталось неизвестно {13}.
* * *
[1830]. Еще сходство в жизни моей с лордомБайроном. Его матери в Шотландии предсказала старуха, что он будет великий человеки будет два раза женат, про меня на Кавказе предсказала то же самоестаруха моей бабушке. Дай бог, чтоб и надо мной сбылось; хотя б я был так же несчастлив, как Байрон {14}.
* * *
Бабушка Варвара Александровна скончалась в 1787 году, несколько дней спустя после рождения моего отца, который был восьмимесячным недоноском… по мнению врачей, восьмимесячные недоноски жить не могут {15}.
* * *
Не могу умолчать об одном обстоятельстве, по-видимому ничтожном, но оставившем во мне неприятное впечатление. Через несколько минут после родов моей жены я услышал большой стук на крыльце. Люди суетились, в передней никого не было, а между тем стук повторился. Я сам вышел посмотреть, что там такое, и увидал в окно, что ломится какая-то женщина вся в черном. Я спросил, что ей надобно, и она стала просить пособия. Она попала ко мне в минуту неудобную. Я с грубостью отослал ее за ее неприличную стукотню. Но через несколько минут я пожалел об этом; мне следовало дать ей что-нибудь. Я счел явление этой черной женщины дурным предзнаменованием, и действительно родившийся ребенок после десятинедельного существования умер {16}.
* * *
Я родился 28 июня 1863 года в Ясной Поляне, на кожаном диване…
Отец хотел назвать меня Николаем, в память своего отца и любимого брата Николая, но мать этому воспротивилась, говоря, что в семье Толстых Николай несчастное имя. В самом деле: дед Николай Ильич умер сорока лет скоропостижно, а дядя Николай Николаевич умер также не старым от чахотки. Замечу, что позднее один из моих братьев, родившийся в 1874 году, все-таки был назван Николаем. Он умер десяти месяцев от менингита, а племянник моего отца — Николай Валерьянович Толстой — умер в молодости, спустя восемь месяцев после своей женитьбы. Так что поверье, что в семье Толстых Николай — несчастное имя — как будто подтвердилось {17}.
* * *
Новорожденный был, однако, причиной первой размолвки между супругом и супругою. Супруга непременно хотела, чтоб его нарекли Аркадием, в честь отца ее матери; она уверяла притом, что все носившие в их роде имя Аркадия были необыкновенно счастливы. Супруг, напротив, хотел дать ему имя Александра, на том основании, что в его роде не переводилось имя Александра. После долгих споров, криков и слез, супруга однако поставила на своем. Младенец назван был Аркадием {18}.
* * *
В первый год его женитьбы у него родился сын. Мальчика назвали Сергеем, и он скоро умер. Жена Льва Васильевича, у которой был свой взгляд на вещи, говорила, оплакивая ребенка, что она сама виновата в своем несчастии, потому что у них в роду никогда не оставались в живых дети, названные этим именем. «Уж должно быть это не угодно великому угоднику Сергию», — заключала она.
— В самом деле? — возразил мой дядя. — Так увидим же, кто кого переспорит, твой великий угодник меня, или я его. Дай только родиться у меня второму сыну!
Когда родился второй сын, Лев Васильевич, невзирая на слезы жены, или скорее, чтоб идти наперекор ее слезам и просьбам, назвал опять ребенка Сергеем, и ребенок умер через год. Впоследствии, в продолжение каждой своей беременности, тетка моя очень боялась рождения сына, а Лев Васильевич был в отчаянии, что у него все родились дочери.
— Если б было двенадцать сыновей, — говорил он, — я бы всех двенадцать окрестил одним и тем же именем {19}.
* * *
Однако несмотря на желание иметь дочь, Пелагея Петровна разрешается сыном. Она не в духе, она принимала бы и поздравления равнодушно, если бы барыни, поздравляющие ее, не клали бы к ней под подушку червонец, завернутый из деликатности в бумажку, на зубок новорожденному {20}.
* * *
Так получить, в самый день рождения дитяти или на другой день, какой-нибудь подарок — значило, что новорожденный будет любим всеми, его знающими.
Рождение ребенка, совпадавшее с появлением северного сияния, также служило добрым предзнаменованием {21}.
* * *
…я в момент своего появления на свет был очень слаб, что заставило окрестить меня на другой день, 16 марта, несмотря на приходившийся понедельник (день тяжелый) {22}.
* * *
Я тогда крестила в первый раз и очень гордилась ролью «кумы». Крестил со мною какой-то очень франтоватый гвардейский полковник Бибиков… Уморительно было видеть, как этот светский франт скорчил отчаянную гримасу, когда родители новорожденной заставили нас с ним, кума и куму, сейчас же после нашего обеда, для того, чтобы крестница наша рябая не была, съесть по полной глубокой тарелке крутой гречневой каши с маслом, и не отстали от нас до тех пор, пока мы не оставили на тарелке ни одного зернышка… От этого, что ли, уж не знаю, право, только крестница моя Наташа, одна изо всей семьи, вышла рябая и красавица {23}.