Мы снова возвращаемся к аксиоме мужского господства. Если общение с богами происходит посредством женщин, значит, мужчинам это выгодно. Однако поскольку в политеизме отражен мир смертных, в нем должен скрываться «феминизм».
Женщины говорят на ритуальном женском языке
Каждую осень жены на три дня покидали свои жилища, собирались в святилище, расположенном вне стен города, и славили Деметру и Кору. Мужчинам при этом присутствовать не полагалось. Поскольку эти ритуалы были окутаны тайной, о них мало что известно, а те сведения, которые сохранились, не всегда понятны. Так, известно, что некоторые женщины после трехдневного воздержания вынимали из глубины рукотворных отверстий сгнившие останки свиней, помещенных туда несколькими месяцами раньше. Затем этот животный «перегной» смешивали с семенами, чтобы таким образом повысить урожайность на полях Деметры. Еще известно, что второй день, — это день поста. Женщины в этот день поднимались на холм Пникс в Афинах и рассаживались там на ветвях авраамова дерева, которое подавляло половое влечение. Это действие совершалось в память о трауре Деметры, когда та искала Кору. В этот день женщины погружались в сон, не обращая внимания на физический и плотский голод (что для женщины одно и то же). Таким образом они готовились к третьему дню, дню Прекрасного Рождения, когда от грусти ожидания можно перейти к веселью. В этот день женщины сквернословили, приносили в жертву свиней, пировали. Все это делалось ради величайшего блага в живом мире: плодовитости людей и плодородия полей.
Сменим декорации. Итак, жена покидает свой «дом» (бросая его на произвол судьбы) и уходит довольно далеко от мужчин в частности и людей вообще; она долго идет и к ночи оказывается на горе. И там преображается до неузнаваемости! Босоногая, с распущенными волосами, в длинной тунике, перепоясанной веревкой из грубой шерсти, со шкурой олененка или козленка на плечах, с тирсом в руке — длинным жезлом, сделанным из ствола большого зонтичного растения, украшенного рубинами и сосновой шишкой, — таков внешний вид последовательницы Диониса, чаще всего называемой вакханкой или менадой. Она может также носить ритуальные инструменты — тимпаны или факел. Таков костюм самого Диониса. И он же является одеждой вакханок. Как это понимать? Очень просто — бог андрогин — к, участвующих в дионисовом ритуале — ритуале оргиастическом, то они должны быть стопроцентными женщинами. В экстатическом культе Диониса женское, не будучи исключительным, явно доминирует.
Надеть дионисов костюм — значит сделать важный шаг в направлении того, что является крещендовсего существования последователя: обладание. Жены, вчера еще заточенные в «домах», погружаются в суровый, дикий мир, где проходят оргии Диониса, делающие их «безумными» (таков смысл слова «менады»). Вот почему наряд менады является одеждой Диониса, а процесс имитации, то есть идентификации с богом, является одной из движущих сил этого культа. Первый акт потери власти над самим собой — это в прямом смысле впадение в экстаз ( ekstasis, «замещение», «распутство», помутнение разума). Вакхическое общество постепенно доводит себя до транса и восторга — entheos. Это «имение бога в себе», это «одержимость» или «вдохновение». В экстазе менада освобождает в себе место для Диониса. Но происходит это совсем не просто. Ведь она устала: она долго шла, взбиралась на гору, чтобы оказаться у бога. Кстати, вершина Парнаса, например, находится на высоте двух с половиной тысяч метров! В таком состоянии женщина находится к началу ночного празднества, прелюдией которого является экстатический танец. Он длится довольно долго, прежде чем она добьется разрыва с реальностью. Все здесь странно: и музыка, и ритм, и крики «эвоэ!». Каждая женщина достигает экстаза по-разному: счастлива та, что достигает его быстро и впадает в неистовство. Античная поговорка гласит, что было много тирсов — много последователей и последовательниц Диониса — и мало тех, кто достиг экстаза.
«Во множестве греческих городов каждые два года проводятся женские baccheia,и существует правило, что parthenoiнесут тирс и участвуют в шествиях одержимости, крича "эвоэ" и славя бога; что касается женщин (замужних), те становятся вакханками и пением славят приход Диониса, изображая менад, сопровождавших бога» (Диодор).
Учтем здесь миметический аспект поведения тех, кто становится менадами, изображая менад мифологических, сопровождающих прибытие бога, и контраст между поведением взрослых женщин, становящихся настоящими вакханками, и девушек, довольствующихся несением тирса и ритуальными криками. Наблюдение за ритуалами, подобными вуду, проясняет картину: сначала надо пройти обучение у тех, кто уже умеет впадать в экстаз, прежде чем пытаться достигнуть его самой.
А как проводит время супруга, мать, хозяйка дома? Женщинам нравятся празднества в честь Диониса, но более всего им нравится впадать в экстаз и обретать бога в себе. Мы и так по крупицам собираем информацию о женщинах из того, что говорят о них мужчины, что же касается наслаждения и подлинности самой менады, здесь счет идет на песчинки. Вспомним Лисистрату в пьесе Аристофана. Она корит за опоздание своих подруг, которых позвала, чтобы устроить любовную забастовку, призванную спасти мир: «Когда б на baccheion [13]позвали их, / На праздник Пана иль к богине рожениц, / Так от тимпанов здесь проходу б не было» [14]. Понятно, на что намекает Аристофан, когда ассоциирует вакхический культ с тем, что Жанмер называет «двусмысленной набожностью». Он приравнивает один к другому культы, которые необходимо скрывать, но женское безудержное либидоявляется комической пружиной успеха... Однако не следует отрицать, что сходство есть. Мысль о наслаждении ассоциируется с менадизмом. Безумны те, кто ставят добродетель столь высоко, что во имя «дома» стоически отказываются «вступать в ряды менад» вместе с подругами.
«У Миния, жителя Орхомены, были дочери Левкиппа, Арсиппа и Алкатоя, излишне трудолюбивые.Их осыпали упреками другие женщины, оставлявшие город, чтобы стать вакханками в горах...»
Конечно, миф упрощает суть. Тем не менее существуют две стороны. Сторона Афины: все обращено к дому, целомудрию, воздержанию, труду; и сторона Диониса и Афродиты: любовь, танец, музыка и пространство за стенами города. Подобный бой выдержала Никарета, которая, достаточно «послужив прялке Афины», решила бросить в огонь перед храмом Киприды свою корзину, веретена и прочие рабочие инструменты и стать куртизанкой:
Я, Никарета, пред Афродитою жгу свою прялку,
Юность свою не желая больше в работе губить.
Стану отныне, увив голову цветом медвяным,
На пирах веселиться и на арфе играть.
Обе эти позиции довольно опасны. С одной стороны, в безумстве носиться по холмам, по горам, потерять ощущение реального и даже нереального, человеческого и божественного, забыть о собственном положении — сексуальном, социальном, религиозном, — мужчины вряд ли стали бы терпеть это, если бы не понимали ритуального характера этих действий. Можно себе представить, в каком состоянии возвращалась домой мать семейства после этих безумных ночей на холме, но она возвращалась и опять погружалась в рутину домашних забот. С другой стороны, отказываться ради этих домашних забот от вакхических ритуалов — как это сделали дочери царя Миния, — значит не признать власть такого бога, как Дионис, и вызвать его гнев. Чтобы понять, чем рискуют такие женщины, дочитаем до конца.
«... до того дня, когда Дионис под видом юной девы призвал их не пропускать его ритуалы и мистерии. Но они не придали этому значения. Рассерженный подобным поведением, Дионис превратил нити пряжи в виноградные лозы, ткацкие станки обвил плющ, а во всех покоях появились львы, пантеры, рыси и медведи.