Отбросив из этого рассказа все преувеличения и романтизм, мы видим, что подчинение в македонском войске основывается скорее на чувстве, нежели на разуме. Подчиняются не потому, что знают о детальной подготовке похода, а военачальники сознают свое значение и цели, не потому, что средства надежны, снабжение испытано, а сведения проверены. Подчиняются из нематериальных, как бы религиозных соображений, из веры в слово царя, этого гаранта и вдохновителя всех повсеместно исполняемых ритуалов. Его военная доблесть ( arete) — благодать, божественная милость, сравнимая с доблестью бога Зевса, чьим потомком он является через Геракла и Ахилла, а также его представителем и жрецом на земле. Все, от последних пехотинцев до стоящих повыше воинских старшин, подчиняются из долга, основанного скорее на страхе и религиозном почитании. Уже в 336 году существовала своеобразная мистика вождя. И горе тому, кто по недосмотру или демонстративно презирал священный характер дисциплины! В октябре 324 года царь без суда, просто на основании задержания, приказал казнить нескольких бунтарей в Сузах. Шесть месяцев спустя «Александр уже разделся для натирания маслом, собираясь играть в мяч. Когда пришло время одеваться, юноши, игравшие вместе с ним, увидели, что на троне молча сидит какой-то человек в царском облачении с диадемой на голове. Человека спросили, кто он такой, но тот долгое время безмолвствовал. Наконец, придя в себя, он сказал, что зовут его Дионисий и родом он из Мессении; обвиненный в каком-то преступлении, он был привезен сюда по морю и долго находился в оковах. Только что ему явился Серапис, снял с него оковы и, приведя его на это место, повелел надеть царское облачение и диадему и молча сидеть на троне. По совету прорицателей Александр устранил того человека» ( Плутарх«Жизнь», 73–74).

Даже если речь здесь идет, как предполагают многие, всего лишь о ритуальной казни «маскарадного царя» во время ритуального весеннего праздника Акиту, вавилонского Нового года, или о казни неизвестного козла отпущения, в этом эпизоде виден некий символ уважения к сакральному, пример дозволенного и запрещенного, система царского авторитета. Вообще в македонской армии для поддержания дисциплины практиковались лишь два вида наказания: телесные наказания и казнь. В апреле 327 года, перед тем как вторгнуться в Индию, всем македонянам было приказано предать огню свои повозки (лишние?)… «Огорчились лишь немногие, большинство же встретило это криками восторга… В ту пору он был уже страшен в гневе и беспощаден при наказании виновных. Одного из гетайров, некоего Менандра, назначенного начальником гарнизона крепости, Александр казнил за то, что тот отказался там остаться» ( Плутарх«Жизнь», 57, 1–4).

Воинский дух поддерживался также и менее решительными средствами. Прежде всего, как мы уже видели, наградами, денежными премиями, перечислением в приказе по войску всех совершивших отважные поступки, торжественными похоронами, а также отпусками. В конце 334 года македонским молодоженам был предоставлен зимний отпуск. Они отправлялись провести три месяца дома под предводительством Птолемея, сына Селевка, одного из царских гвардейцев, и двух стратегов, Койна и Мелеагра, с приказом в качестве ответного шага привести с собой как можно больше юных рекрутов, как пехотинцев, так и всадников. Ведь великодушие вождя и требует в ответ доброй воли подчиненного и должно обретать значение образцового примера. Оно поддерживает соперничество между чинами и воинскими частями. В наши дни плохо понятна дисциплина, основанная на подобных чувствах, то есть на простом обмене услугами. Но мы удивились бы еще больше, если бы знали число мужчин, шедших в бой из-за любви друг к другу. Во всех известных военных сообществах существовало любовное товарищество. Македонский двор считался в этом отношении куда более гомосексуальным, чем прочие. Единственная польза, которая извлекалась из такой практики, состояла в том, что воины защищали своих возлюбленных до самой смерти — и даже после нее. Как тут не вспомнить любовь Ахилла и Патрокла, этих, так сказать, предков македонской династии Аргеадов!

Очевидно, дисциплина устанавливалась не за один день. Новобранцы знакомились с муштрой двойного рода: с одной стороны, они проходили военную подготовку, а с другой — постоянно поддерживали воинский дух в промежутках между боевыми действиями. Нет сомнения в том, что тяжелая кампания, шедшая в 335 году на Балканах против иллирийцев и трибаллов, а затем против гетов за Дунаем и, наконец, против тавлантиев и пеонийцев в высокогорных долинах Струмы и Вардара, вовсе не была легкой прогулкой: приходилось овладевать лесистыми ущельями, штурмом брать крепостцы, ночью на бурдюках или лодках-однодеревках переправляться через Дунай, практиковать тактику выжженной земли, избегать окружений и засад, врасплох захватывать противника, расположившегося лагерем, не укрепленным ни траншеями, ни палисадом, и вдруг узнать в самый разгар лета, что македонским тылам угрожает восстание фиванцев, всколыхнувшее добрую половину Греции. Для новобранцев это было суровое испытание. Даже при ускоренном обучении, прежде чем входить в состав войска, следовало потратить на воинские дисциплины не менее шести месяцев. Таким и было время, прошедшее от отправки трех вербовщиков, посланных в Македонию в конце 334 года, до их возвращения на театр военных действий в Гордий в мае 333 года. За эти месяцы рекруты должны были научиться как минимум четырем вещам: обращению с оружием, бегу с полной выкладкой, различным маневрам и искусству идти колонной. Но козопас с берегов Црны, даже если команды отдавались на его родном языке, не мог мгновенно стать в строй фаланги, как и сделаться копейщиком. И даже если в танцах у себя на родине юноши имитировали бой с оружием ( telesias) или похищение скота ( karpaia), то были всего лишь дальние подступы к военной подготовке.

Обучение проходило в импровизированных лагерях. Ночью спали прямо на земле, под полотняными тентами. С рассветом, по басовитому сигналу труб (разновидности прямых туб с коническими мундштуками) воины укладывали свои пожитки, завтракали, чистили и кормили коней, у кого они имелись, а потом постигали у старших или бывалых солдат премудрости военной службы. Нет текстов, в которых бы говорилось, что у новобранцев были сержанты-инструкторы или унтеры. Однако присутствие в армии линейных командиров или седовласых отставных воинов, непосредственно занимавшихся своим рядом (например, в парфянской кампании 330 года), упоминание вербовщиков, аналогия с подготовкой персидских солдат, известная по трактатам Ксенофонта, — всё это позволяет считать, что в Македонии существовала система разделения на возрастные группы, помогавшая подготовке более молодых воинов. Иногда вспоминают еще эфебов, проводя грубую параллель с иерархией, существовавшей в Афинах. Это бы означало, что «вышедшие из отрочества» молодые люди Верхней и Нижней Македонии, вероятно, с восемнадцати лет помещались под наблюдение tagoi, знатных граждан или глав крупных семейств, и peligones, отставных воинов. Stratagoi, или военные магистраты, перекладывали на плечи ветеранов заботы как о командирах, так и солдатах, заботы о подготовке новобранцев и их обеспечении доспехами и освященным государством оружием. Также они обязаны были научить воинов ходить в ногу, причем обутыми, поскольку многие с раннего детства ходили в основном босиком. Наконец, вырабатывалась привычка бегать в полном вооружении и никогда не бросать свой щит, дротик или меч, как делали на поле битвы «эти жалкие греки», Архилох или Демосфен ^[20] . Бег в полном воинском снаряжении — это не только вид состязаний, обязательно входивший в программу крупных соревнований и международных игр, например Олимпийских: он просто был необходим для того, чтобы обрушиваться на противника ускоренным шагом, для марш-бросков, организованных отходов или перестроений. (Нам и в голову не приходит сказать: для «возможного бегства». Поскольку, как известно всякому, с поля боя бежит только враг!) Снова и снова солдаты великого похода будут преследовать ускользающего врага, загонять его, как загоняют зайца. Во всех свидетельствах имеются рассказы о летучих отрядах, состоявших из македонян, пеонийцев и агриан, отряженных в погоню за Дарием, Бессом или Спитаменом в верхние сатрапии азиатского царства и двигавшихся с той же скоростью, что и конница. Добавим, что во время маршей и тренировочных забегов молодых людей учили нести с собой на длинные дистанции не только свои вещи, провиант и оружие, но и что-нибудь другое. В сентябре 329 года в степях к западу от Самарканда раненого «Александра несли на военных носилках, из-за которых вышел немалый спор между пехотинцами и всадниками, настаивавшими на своем праве выполнить эту обязанность. Всадники, среди которых царь обычно сражался, считали право их нести своей честью, пехотинцы же, привыкшие переносить раненых товарищей, жаловались, что им не дают исполнять привычный долг, да еще в случае, когда надо нести царя» ( Квинт Курций, VII, 6, 8).