Перейдя к рассказу о Николя Фламеле и его супруге госпоже Пернелле, мы окончательно порываем с представителями официальной средневековой учености (с университетами), чтобы заняться выходцем из народа, самоучкой, посмотреть, как он стал алхимиком.

Биография Николя Фламеля хорошо известна благодаря терпеливым исследованиям Альберта Пуассона, который, сам будучи алхимиком в Прекрасную эпоху [58](он, увы, безвременно скончался в возрасте всего двадцати четырех лет, не успев даже закончить изучение медицины), посвятил ему в 1893 году детальный труд, опираясь исключительно на аутентичные документы. [59]

Хорошо известная книга Лео Ларгье «Делатель, золота Николя Фламель»™, несмотря на свой воодушевленно-романтический стиль, не отступает от документальной достоверности: реальное существование Николя Фламеля показано в строгом соответствии с тем, что можно прочитать в старинных манускриптах. [60]

Тот, кому суждено было стать самым знаменитым алхимиком Средних веков (и, можно сказать, тот, чье имя на устах даже у людей, которые никогда не имели случая всерьез заняться историей алхимии), родился в Понтуазе в 1330 году. Его родители принадлежали к небогатым горожанам, но сумели дать сыну (что в те времена было большой редкостью) хорошее образование. Он еще молодым человеком прибыл в Париж, чтобы заниматься ремеслом писаря. Это не было чем-то сопоставимым с работой современного литератора, но представляло собой совокупность профессиональных занятий, предполагавших владение каллиграфическими навыками: составление и написание частных писем, ходатайств, актов гражданского состояния, а также требовавшая немалого терпения переписка целых манускриптов. Все эти виды работ в эпоху, когда во Французском королевстве большинство населения было неграмотно и когда (напомним еще раз, ибо это важно) книгопечатание еще не было изобретено, оказывались неплохим источником дохода.

Фламель самолично сообщает нам: «В ту пору, после смерти моих родителей, я зарабатывал себе на жизнь, занимаясь ремеслом писаря: составлял инвентарные описи, вел счета…» Он умел также рисовать, иллюминировать рукописи и писать красками — сам являлся автором иллюстраций, украшающих его манускрипты.

Этой работой писаря Фламель занимался в крохотной мастерской, прилепившейся к контрфорсам церкви Сен-Жак-ла-Бушри; ее размеры составляли два шага в ширину и два с половиной шага в длину. Это скромное заведение после смерти Фламеля сдавалось в аренду за восемь парижских солей в год — за весьма умеренную плату.

Будущий алхимик женился, еще совсем молодым человеком, на женщине, перешагнувшей сорокалетний рубеж и уже дважды овдовевшей — на госпоже Пернелле, которая хотя и имела кое-какое состояние, но весьма умеренное. Несмотря на разницу в возрасте супругов («дважды вдова» была на двадцать лет старше своего молодого мужа), их союз оказался исключительно счастливым.

Поскольку коммерция, несмотря на смутное время (это был, напоминаем, самый мрачный период Столетней войны), процветала, супруги построили дом на углу двух узких улочек — Мариво и Экривен (Писарей). Напротив этого нового дома стояла и новая мастерская, несколько более просторная, под вывеской с изображением цветка лилии.

Название старинной улицы Мариво происходило от слова marivas, «небольшое болото», по причине заболоченности территории близ реки Сены, где в начале Средних веков приступили к городской застройке. Современная улица Николя Фламеля, застроенная зданиями в банальном стиле Второй империи, в основном проходит там же, где пролегала старинная улица Мариво; свое название она получила во времена барона Османа по причине того, что там располагался ныне не существующий дом знаменитого алхимика.

Все началось с неожиданного вторжения чуда в насыщенную делами, но прозаическую жизнь парижского буржуа.

Однажды ночью Фламель был неожиданно разбужен — был ли то сон? А может, видение? — появлением в сиянии лучей ангела, державшего книгу. Сверхъестественное существо возвестило: «Фламель, взгляни на эту книгу, ты в ней ничего не поймешь — ни ты, ни кто-либо другой, но однажды ты увидишь в ней то, чего никто не смог там увидеть».

Фламель протянул руки, чтобы схватить кишу, по она исчезла вместе с ангелом, и лишь золотой поток простирался вслед за ними. Николя туг же проснулся, охваченный сильным возбуждением. Однако, словно бы в продолжение чудесного видения, спустя некоторое время Фламель нашел у одного книготорговца — о чудо! — привидевшуюся ему необыкновенную книгу.

Это чудесное обретение «Книги Авраама Еврея» вовлекло Николя Фламеля в грандиозную авантюру поисков на пути Великого Делания, однако логично было бы предположить, что он, как и множество его современников, уже давно был зачарован этой наукой. Обратимся еще раз к его собственному свидетельству:

«Тот, кто продал мне эту книгу, и сам не знал истинной ее цены, точно так же, как и я, когда покупал ее… Она попала ко мне в руки всего за два флорина, эта позолоченная старинная и очень большая книга. Она была изготовлена не из пергамента или бумаги, как прочие книги, а, как мне показалось, из тонкой коры дерева. Ее обложка была из мягкой кожи с выгравированными на ней странными письменами и рисунками. Что до меня, то я думаю, что это был или греческий алфавит, или же буквы такого же древнего языка… На первой странице большими золотыми буквами было выведено: "АВРААМ ЕВРЕЙ, КНЯЗЬ, СВЯЩЕННИК-ЛЕВИТ, АСТРОЛОГ И ФИЛОСОФ, ОБРАЩАЕТ СВОЕ ПРИВЕТСТВИЕ К НАРОДУ ИУДЕЙСКОМУ, РАССЕЯННОМУ ГНЕВОМ БОЖЬИМ ПО ВСЕЙ ГАЛЛИИ"».

Был ли этот Авраам Еврей реальной личностью или же под этим псевдонимом скрывался вымышленный персонаж? В данном случае вполне могла идти речь о французской версии текста испанского каббалиста, родившегося в Толедо, Авраама бен Эзры (1089–1167), которого христианские авторы знали под латинизированным именем Avenare, Avenarius или Abraham Judaeus (Авраам Еврей).

Однако христианские авторы знали его главным образом как математика и астролога, не ведая о его занятиях каббалой и алхимией. Этот Авраам Еврей был известен не в одной только Испании (большая часть которой в то время еще находилась под властью ислама): он совершал далекие путешествия, которые приводили его в Италию, Лангедок, Париж и даже Лондон. Весьма вероятно, что таинственная книга являлась творением некоего парижского еврея, незадолго до того вынужденного отправиться в изгнание вместе со своими собратьями по вере. Фламель в связи с обнаружением книги отметил: «Она могла быть изъята у какого-нибудь несчастного еврея или же найдена в месте его прежнего проживания…»

Во времена Фламеля, увы, уже осталась далеко в прошлом терпимость, с которой относились к евреям в христианских странах в начальный период Средних веков. Неоднократно издававшимися королевскими эдиктами, в частности, Людовика Святого и Филиппа Красивого, все евреи, которые отказывались обратиться в христианство, подлежали изгнанию за пределы Французского королевства.

«Книга Авраама Еврея» включала в себя, помимо текста (в котором французское письмо перемежалось буквами, по поводу коих Фламель заметил: «Мне не удалось разобрать их», и вполне возможно, что это были буквы еврейского алфавита), представлявшего собой, вероятно, французскую версию еврейского оригинала, ряд символических изображений. Но дадим опять слово самому Фламелю:

«Эта книга содержала три раздела по семь листов. На каждом седьмом листе не было текста… На первом из этих семи листов можно было видеть жезл, вокруг которого обвились две змеи [иначе говоря, был изображен кадуцей, хорошо известный врачебный символ]. На другом из них изображен распятый на кресте змей. На третьем же из семи листов были пустынные пейзажи, где среди песков виднелись прекрасные источники, из которых вылезали и расползались во все стороны змеи… На третьей и последующих страницах… автор открывает секрет трансмутации металлов. Тут же были нарисованы сосуды [реторты и тигли, используемые для осуществления операций, ведущих к успеху Великого минерального Делания], указано, чередование каких цветов можно наблюдать, а также прочие подробности, однако не упоминался первый агент. Автор изобразил его с большим искусством на всей поверхности четвертого и пятого листов. И хотя этот рисунок был отчетлив и понятен, тем не менее никто не смог бы разгадать его значение, не зная в совершенстве традиции… На четвертой странице среди прочего был изображен молодой человек с крылышками на пятках, державший в руке жезл с обвивающими его двумя змеями, коим он касался своего шлема [можно было узнать Меркурия со своим кадуцеем]…