Не обращая внимания на мои слова, Керим безрассудно продолжал выискивать наиболее неприятные отрывки, касающиеся описания его характера, напоминая жене о тех чертах характера мужа, которые заставили ее много лет тому назад оставить его.

Почти крича, он зачитал вслух: «Как мечтала я стать женой воина, человека, обладающего жаром праведности, служащим в его жизни путеводителем ».

С каждым словом гнев его нарастал. Карим держал книгу перед самым моим носом и пальцем указывал на те слова, которые казались ему наиболее оскорбительными: «Шесть лет назад Султану поразила венерическая болезнь. После больших душевных мук Карим признался в том, что еженедельно предавался сексуальным утехам с незнакомками… После пережитого страха перед болезнью Карим пообещал Султане, что не пойдет на очередное свидание, но Султана утверждает, что ей известно о слабости мужа к таким удовольствиям и что он продолжает потакать себе в этом безо всякого стыда. Их чудесная любовь прошла, остались только воспоминания; Султана говорит, что останется с мужем и продолжит борьбу ради своих дочерей».

Это открытие особенно разозлило Карима, и я боялась, как бы он не разрыдался. Мой муж обвинил меня в том, что я «испортила рай», утверждал, что «наша жизнь идеальна».

Стоит признать, что за последний год ко мне действительно вернулось чувство прежней любви и доверия к Кариму, хотя и не в полном объеме. Однако в моменты, подобные этому, при виде такой трусости наших мужчин я прихожу в смятение. По его поведению я поняла, что Карим ни на минуту не призадумался над тем, что заставило меня поставить на карту мою безопасность и наше счастье, предав гласности события, имевшие место в моей жизни. Как не призадумался над реальными, полными трагизма событиями, что обрывали жизни молодых и невинных женщин в его стране. Единственное, что волновало Карима, так это его собственный образ в книге, где во многих ситуациях он выглядел бледно.

Я стала объяснять мужу, что мужчины семейства аль-Саудов обладают достаточной властью, чтобы осуществить преобразования в нашей стране. Медленно и спокойно, со свойственной им тонкостью они могут начать и воодушевить реформу, Когда на мои уговоры он никак не отозвался, я поняла, что мужчины из семейства аль-Саудов не станут рисковать собственной властью ради блага своих женщин. С королевской короной у них страстный роман. Карим снова обрел хладнокровие, когда я напомнила ему, что, кроме автора книги, вне семьи о нем никто не знает.

Те же, кто знает его достаточно близко, и без публикации прекрасно осведомлены как о хороших, так и о слабых чертах его характера. Карим сел рядом со мной и приподнял пальцем мой подбородок. У него был почти умоляющий взгляд, когда он спросил:

– И ты сказала Джин Сэссон о той болезни, которую я подхватил?

От стыда я заерзала, а он медленно, из стороны в сторону покачал головой, открыто выражая недовольство женой.

– Неужали, Султана, для тебя нет ничего святого?

Многие битвы заканчиваются изъявлением доброй воли. Этот вечер закончился неожиданным проявлением любви. Карим сказал мне, что никогда не любил меня больше, чем сейчас.

Я обнаружила, что мой муж снова ухаживает за мной, и сила моих чувств к нему возросла. Муж пробудил во мне желание, которое, как мне казалось, навсегда покинуло меня. Мне оставалось только удивляться своей способности одновременно любить и ненавидеть одного и того же человека.

Позже, когда Карим уже спал, я лежала рядом с ним и проигрывала в памяти минута за минутой цепь событий дня. Я поняла, что, несмотря на благополучное завершение совета – гарантированную защиту, обещанную мне моей семьей (благодаря исключительно их собственным страхам перед королевским изгнанием или наказанием), и обновление моего брака, – я не могу быть спокойной и бездеятельной до тех пор, пока на мою землю, которую я так люблю, не придут подлинные социальные улучшения жизни женщин, бремя судьбы которых я разделяю. Суровые условия женской жизни толкают меня на продолжение борьбы за достижение личной свободы всех женщин Аравии.

Я задаюсь вопросом: разве я не мать двух дочерей? Разве не ради них и их дочерей прилагаю я все усилия для проведения преобразований в обществе?

Я улыбнулась, еще раз вспомнив о кукольной пародии, что смотрела вместе с младшими детьми Сары. На память пришли слова смешного, но такого мудрого Гохи: «Перестанет ли лаять преданный салюк [ 1], защищая своего хозяина, если ему швырнуть одну-единственную кость?»

Я закричала:

– Нет!

Карим зашевелился, и я почесала ему затылок, шепча ласковые слова, навевая мужу сладкий сон.

В этот момент я поняла, что не сумею сдержать обещания, что силой было вырвано у меня. Пусть мировая общественность решает, когда мне снова замолчать. До тех пор, пока люди предпочитают оставаться безучастными к положению несчастных женщин, я буду продолжать говорить о том, что в действительности происходит под черной чадрой. Пусть это станет моей судьбой.

Я приняла решение. Несмотря на обещания, данные под угрозой ареста, я, как только окажусь за границей, свяжусь со своей приятельницей Джин Сэссон. У нас еще есть дела, которые ждут своего завершения.

Когда, засыпая, я закрыла глаза, то была уже не той Султаной, что проснулась сегодня утром. Я стала более сосредоточенной и решительной женщиной, потому что знала, что снова вступила на опасный путь. Несмотря на то, что ожидающее меня наказание – или даже возможная смерть – будет жестоким, провал окажется куда горше, к тому же долговечней.

Те, кого мы с Каримом любили больше всего на свете, не оправдали наших надежд. Абдулла, наш сын, первенец, очень беспокоил нас; Маха, наша старшая дочь, пугала нас; Амани, наша младшая дочь, озадачивала нас.

Когда наш единственный сын Абдулла, улыбаясь и источая мальчишеское счастье, рассказывал нам, смакуя подробности, о своем удивительном успехе на футбольном поле, у меня не было никаких дурных предчувствий. Карим и я с обожанием, свойственным большинству родителей, внимали байкам о подвигах любимого дитяти. С малых лет в спортивных играх Абдулле практически не было равных, что было источником особой радости его спортивного отца. С гордостью слушая его, мы почти не замечали его младших сестёр, Маху и Амани, развлекавшихся видеоигрой.

Вдруг Амани, наша младшая дочь, пронзительно закричала, и тут же мы в ужасе увидели, что одежда Абдуллы охвачена пламенем.

Наш сын горел!

Действуя инстинктивно, Карим повалил сына на пол и, завернув его в персидский ковер, потушил огонь.

После того, как мы убедились, что все позади, Карим попытался найти источник необъяснимого огня.

Я стала причитать, полагая, что пожар был вызван сглазом, потому что мы слишком хвастались нашим красивым сыном!

Смахнув слезы, я повернулась к дочерям, чтобы успокоить и их. Бедняжка Амани! Ее маленькое тельце сотрясали рыдания. Прижав к себе крошку, свободной рукой я подала знак старшей дочери, Махе, чтобы и та подошла ко мне. Но взглянув на нее, я в ужасе отпрянула, потому что лицо Махи было искажено злобой и ненавистью.

Расследуя странный инцидент, мы узнали ужасную правду: тобу брата подожгла Маха.

Имя Маха означает «газель», но наша дочь совершенно не оправдывала это нежное имя. С тех пор, как ей исполнилось десять лет, стало ясно, что она обладает демонической энергией своей матери. Часто я думала о том, что в ней, должно быть, постоянно шла борьба между добром и злом, и победу чаще одерживал злой дух. Ни жизнь среди царственного великолепия, ни безусловная любовь преданной семьи, ничто не могло усмирить бешеный нрав Махи! На протяжении всей жизни она безосновательно мучала брата Абдуллу и младшую сестренку Амани. Немного найдется еще детей, которые бы доставляли своей семье столько хлопот, сколько доставляла нам Маха.