В целом, все эти размеренные и просторные пейзажи, соответственно описываемые так же замедленно и подробно, сразу заставляют читателя ощутить отличие местного неспешного темпа жизни от пусть несравнимого с темпами XX века, но все же гораздо более бодрого ритма городов того времени. Вполне в соответствии с духом эпохи Дюма видит в деревне патриархальную простоту жизни и свободную красоту природы, не ограниченную никакими рамками.

Патриархальная простота не воплощается, конечно, только в простоте интерьера. Она проявляется в тех персонажах, которые живут в округе и собираются в гости к Мадлену, обещавшему «угостить» их встречей со своим парижским другом Пелюшем и его очаровательной дочерью Камиллой.

Персонажей четверо: папаша Миетт, Жюль Кретон, Бенуа Жиродо и папаша Жиро. Каждый из них олицетворяет конкретный тип жителя провинции.

Папаша Миетт — зажиточный крестьянин, «кого никто никогда не видел вытаскивающим хотя бы одно су из кармана». Он всю жизнь по крохам скупал землю и стал владельцем около 20 тысяч гектаров, разбросанных по округе в виде маленьких наделов.

«Ради кого скупой крестьянин занимался этим делом, перед которым при равных условиях отступили бы самая трудолюбивая пчела или самый упорный муравей? Можно было подумать, что он делает это ради своей дочери Анжелики, если бы бедное создание не пользовалось этим состоянием, собранным столь тяжким трудом, еще меньше, чем ее отец. Но нет, Миетт любил землю ради самой земли, как другие скупцы любят золото ради золота» (Ч. II, V).

Бедная Анжелика понятия не имела о богатстве отца, и его тирания превратила для нее дочерние обязанности в «каторжные оковы». «Всю неделю она ходила в косынке, завязанной спереди, и лишь в воскресенье сменяла ее на чепчик за пятнадцать су. Одетая зимой в юбку из мольтона, летом в платье из руанского ситца, она была одновременно поставщицей лесных плодов и ягод, домработницей и кухаркой. Но, правда, эта последняя обязанность доставляла ей мало хлопот, так как рацион папаши Миетта, а следовательно, и его дочери Анжелики в будние дни состоял из картофеля, убранного им самим, и каштанов, собранных Анжеликой, лишь по воскресеньям на столе стояли щи, появлялся кусок сала и несколько яиц, снесенных курицами, которые находили себе пропитание у соседей, а также салат, заправленный маслом из буковых орешков, сорванных той же самой Анжеликой в сентябре и октябре в лесу Виллер-Котре» (Ч. II, V).

Другим гостем Мадлена был добродушный капитан национальной гвардии Виллер-Котре Жюль Кретон, позволявший своим подчиненным делать все, что они хотят. Этот достойный человек был истинным гурманом, и его торс, как и лицо, «расширялся книзу по мере приближения к животу, которому его владелец безуспешно пытался придать величественный вид и который достиг просто немыслимых размеров, так что его основание, мало-помалу расплываясь, в конце концов почти целиком заполняло весь объем коляски, в которой этот человек обычно ездил в одиночестве, хотя первоначально она была сделана для двоих. Но странное дело! Эта невообразимая полнота, превратившая бы другого в некое бесформенное и гротескное существо, — впрочем, он подшучивал над ней всегда первым, — удивительно шла ему и, казалось, не слишком стесняла его движений» (Ч. II, V).

Господин Бенуа, или Бенедикт Жиродо, был сборщиком налогов в местном кантоне, а внешне представлял собой полную противоположность Кретону, то есть был тощ до невозможности и без каких-либо претензий на элегантность. Беды г-на Бенедикта проистекали из его откровенного прагматизма и постоянных размышлений о выгодной женитьбе.

Ну и, наконец, папаша Жиро, так сказать, представитель местной интеллигенции, музыкант и учитель музыки.

«Папаша Жиро был ни бедным, ни богатым. Он не дошел до «Золотой середины» Горация, но и не влачил жалкое существование. Его место органиста, кое-какие уроки, а также пять или шесть банковских билетов по тысяче франков, доход с которых ему выплачивал нотариус Ниге, приносили ему несколько сотен ливров ренты, на что он жил, счастливый, как Эпикур, и пользующийся всеобщим уважением, как Нестор» (Ч. И, VI).

Другой его особенностью было то, что он благодушно позволял местной молодежи разыгрывать себя, и настырные юнцы нередко пользовались покладистостью папаши Жиро: розыгрыши были неотъемлемой частью деревенских развлечений. Папаша Жиро сносил все эти выходки и каждый раз притворялся, будто очень испугался.

Итак, перед нами Скупец, гурман, Расчетливый чиновник и Добродушный учитель. Таковы, по описанию Дюма, типичные представители провинциальной сельской элиты. Не знаю кому как, но мне эти портреты чем-то напоминают гоголевских помещиков, и пусть типажи здесь другие — так ведь страна другая! — но портреты созданы не менее яркие.

Впрочем, есть отличие, характерное для Дюма: эти портреты не обличают. К любому из персонажей писатель относится с добродушной иронией, и ни один из них не становится карикатурой на какую-либо социальную группу. В конце концов, «в мире нет ничего напрасного» («Маркиза д’Эскоман». Ч. IV, IX).

Потому неслучайны и некоторые ностальгические ассоциации с детскими воспоминаниями. Ведь детство писателя прошло в Виллер-Котре, и он мог знать своих героев, а они — его. Из «Мемуаров» нам известно, что юному браконьеру Дюма приходилось удирать от лесничего Кретона, но здесь, скорее всего, совпадение фамилий, не больше. А вот папаша Жиро — это действительно старый знакомый писателя. Так звали несчастного учителя музыки, который безуспешно пытался научить Александра игре на скрипке. И папаша Жиро из романа прекрасно помнит об этой своей неудачной попытке. Он приезжает в дом Мадлена верхом, прямо на ходу читая очередной роман-фельетон Дюма, напечатанный в свежей газете.

«— Как?! — изумленно произнес Жиродо. — Вы читаете «Век», господин Жиро, значит, вы принадлежите к оппозиции?

— Я! К оппозиции! Я только учитель музыки и органист. И читаю я вовсе не «Век».

— А что же вы читаете?

— Роман с продолжением, опубликованный в нем. Его автор Дюма, один из моих учеников. (…)

— Вы учили Дюма играть на скрипке?

— Правильнее сказать, я пытался; но у меня никогда не было худшего ученика. В его голову невозможно было вбить ни малейшего понятия о музыке. Но я не отступал, так как делал это не ради платы. Его мать, которая бесплатно имела дрова, как вдова генерала, платила мне стружками; но это за уже преодоленную трудность. В конце концов я отказался. Проучившись три года, он так и не научился настраивать скрипку. Однажды утром я сказал ему: «Проваливай и делай, что хочешь». Он поехал в Париж и стал писать романы» (Ч. II, V).

Так вымысел переплетается с реальностью, и раз папаша Жиро знаком с Дюма и является ярким воспоминанием его детства, то, возможно, Мадлен, Пелюш и другие — тоже имеют прототипов… И что есть реальность?

Помимо описания ярких типов жителей этой сельской провинции, Дюма указывает на одну особенность их жизни: здесь все знают друг друга и глубоко вникают в чужие проблемы. Все тесно связаны друг с другом, а соседей не так уж много, и потому репутация каждого складывается на основе длительных наблюдений, и нет того человека, которому его репутация у соседей была бы безразлична.

Если «в среде парижских коммерсантов уважение, на что каждый имеет право, соразмеряется с цифрой выигранных доходов», если «торговая жизнь Парижа напоминает схватку, в которой забота о самосохранении не дает слишком глубоко вникать в дела и поступки равного тебе», то провинция с ее патриархальностью больше соответствует природе человека.

«В провинции накал борьбы не до такой степени захватывает вас; и хотя добиться здесь можно гораздо большего, сами потребности не столь безудержны. Здесь обращают внимание не только на триумф, но и на то, какой ценой он был одержан. В провинции можно быть коммерсантом, оставаясь человеком, и здесь обогащаются, не теряя память, и любят, и уважают здесь все же вопреки воле гроссбуха. Жулик-миллионер не пользуется в провинциальных кругах полной безнаказанностью, и порой слово «мошенник», произнесенное неизвестно кем, подхваченное ветром и разносимое шелестом тростника, три или четыре тысячи лет назад разоблачившим царя Мидаса, долетит до его ушей и заставит вздрогнуть среди нечистого богатства; тогда как, напротив, солидные качества — порядочность и честность, — любезные качества — ум или просто добродушие — имеют там свою цену и свое хождение, как банковские билеты или монета» (Ч. И,VII).