— Что значит — друзья пришли?! — продолжала бушевать Вероника Владимировна. — Какие еще друзья? У себя дома будешь друзей водить! Сколько угодно! А здесь, при детях, я не позволю устраивать подобный дебош! И сестрица твоя тоже хороша — сидит за столом, как будто так и надо. Безобразие… Да ее ж за это материнских прав лишить надо! Детей отобрать немедленно! Не ожидала я от Елены такого… Мать называется! Нет, не место ей рядом с детьми, просто не место…

— Так а зачем отбирать-то их, Вероника Владимировна? — хлопнула рыжими ресницами Катя. — Она и сама вам их скоро отдаст…

— Как это, сама? — уставилась на Катю Ленина свекровь. — Ты что такое несешь, Катерина? Или ты тоже вино пила?

— А вы разве не знаете? — на голубом глазу продолжала вдохновенно импровизировать Катя. — Странно… Недавно Соня звонила, и они с Леной решили, что близнецов вам отдадут, а Тонечка у Лены останется, потому как маленькая еще… А что делать, раз так с Толиком получилось? Вы его мать, вы должны… Он же их к себе, в новую свою семью не берет, значит — только вам… У вас и жилплощадь позволяет, и пенсия нисколько не меньше Ленкиной зарплаты… Так что вопрос почти решен, Вероника Владимировна. А я думала, вы знаете… — похлопала наивно ресницами Катя для пущей верности.

— Погоди… — опешила свекровь. — Что значит — ко мне? Что ты такое говоришь…А ты точно слышала? Ленина сестра прямо так и сказала?

— Ну да… — пожала плечами Катя. — И еще сказала, что если вы их брать не будете, она вас через суд заставит…Чтоб все поровну было, по справедливости…

— О боже… — тихо прошептала Вероника Владимировна, без сил опускаясь на кухонный стул. Лена, вскоре войдя на кухню, застала ее совершенно растерянной и побледневшей, уставилась удивленно в ее лицо.

— Вероника Владимировна, я сейчас вам все объясню…

— Нет! Нет! Мне не нужно ничего объяснять! — резво подскочила со стула свекровь, выставив перед Лениным лицом ладонь. — Не нужно!

— Так там ремонт… — растерянно пролепетала Лена вслед быстро направившейся к выходу свекрови. — Куда же вы…

Вздрогнув от резкого звука захлопнувшейся двери, она удивленно обернулась к Кате, которая старательно резала на разделочной доске колбасу для бутербродов, вся сосредоточившись на этом важном занятии.

— Чего это с ней, Кать?

— Не знаю, Лен… — равнодушно пожала плечами Катя. — Странная какая-то она у вас…Совершенно неуравновешенная тетка….

Почему-то всегда время быстро летит именно летом — не успеваешь его замечать. Только началось, и плавно-незаметно июнь перекочевал в июль, и на на тебе — скоро уже и август на дворе…И сумерки уже не такие бархатно-теплые, как в начале июня, а с едва заметной ноткой дождливой осенней прохлады, от которой хочется слегка передернуть плечами, стоя у раскрытого настежь окна…

«Нет, сегодня уже точно не увижу, — грустно подумал Марк, глядя в темнеющее на глазах небо, — Поздно уже… Надо ложиться спать, завтра опять вставать рано…»

Отойдя от окна, он подошел к большой фотографии на стене, улыбнулся ей тепло. «Ну что ж, спокойной ночи, юная мамаша с грустно-удивленными, по-детски раскрытыми миру глазами и лицом, будто только что умытым холодной родниковой водой…И детям твоим спокойной ночи да красивых ярких снов впридачу… А фотография и впрямь хорошая получилась. Молодец, Прохоров! Папарацци, он и есть папарацци… Надо же, как ухватил момент — будто она специально в камеру смотрит…»

Постояв так минут пять, он нехотя отошел от стены, лег на разложенный посреди комнаты диван, снова повернул голову к фотографии. «Сколько ж я тебя живьем-то не видел, мамаша юная? — снова грустно подумалось ему. — Куда ж ты делась в последнее время, скажи? В отпуск с мужем уехала? На дачу? И почему с твоими детьми какая-то рыжая девчушка гуляет? Няньку наняли? Наверное… Это сейчас модно стало — чтоб у детей своя нянька была…Ну что ж, счастья тебе, юная мамаша, и еще раз спокойной ночи…»

— Ленка, с ума сойти, как время незаметно пробежало! Конец июля уже! Так и оглянуться не успеешь, как каникулы кончатся… — грустно подперев щеку кулаком и глядя в раскрытое окно, тихо проговорила Катя. — Последние мои школьные каникулы…

— Не жалеешь, что в няньках их провела? — спросила Лена, обернувшись к ней от Тонечкиной кроватки.

— Да что ты, Лен! Нет, конечно! У меня этим летом столько событий произошло!

— А какое самое главное? Гришу встретила?

— Да, наверное… Ты знаешь, мы с ребятами решили, что я к ним в архитектурный поступать буду. И тоже на дизайнерское отделение. Это все так интересно, оказывается…

— Что ж, давай. А жить у меня будешь.

— А Анастасия Васильевна говорит, можно и у них…

— Ну, знаешь! Это как-то нехорошо получится, двусмысленно как-то, если ты у них поселишься! Да и неудобно — итак мы их с детьми напрягаем все время. Уж сколько раз она нас на дачу к себе возила…

— Ой, да ладно тебе. Она же от всей души, и с ребятами с таким удовольствием возится…А однажды знаешь как сказала?

— Как?

— Подрастай, говорит, побыстрее, Катерина, я тоже внуков хочу…

— Ничего себе… Рано тебе еще об этом думать! Слышишь?

— Да ничего и не рано! Семнадцать мне уже стукнуло, а там, не успеешь и оглянуться, как и восемнадцать подскочит… Я тоже себе троих хочу родить, Лен. А может, и больше!

— С ума сошла… Хотя с такой свекровкой, как Анастасия Васильевна — вполне даже возможно… Слушай, а чего это наша бабушка напрочь пропала? Уже второй месяц пошел, как глаз не кажет! Странно даже…

Словно ответом на ее вопрос прозвучал по квартире разлившейся непрерывной трелью дверной звонок — кто-то нажимал на кнопку, не отрывая от нее пальца…

— Ну вот, стоит только помянуть черта… — уныло оторвалась от окна Катя. — Иди, открывай, раз так по ней сильно соскучилась!

— Здравствуй, Леночка… — осторожно шагнула в прихожую Вероника Владимировна. — Ну, как вы тут с Катенькой живете? Все в порядке у вас?

— Да, все в порядке… — растерянно отступила от нее Лена, не привыкшая к тихой свекровкиной задушевности. — Проходите, пожалуйста, на кухню — в комнате Тонечка еще не уснула…

— Ой, а я вот тут ей детское питание купила, возьми. А еще вот йогурты ребятам. И фрукты. И сок…

Продолжая тихо удивляться, Лена принимала на руки неожиданные, будто с неба свалившиеся гостинцы, таращилась непонимающе в лицо Веронике Владимировне, будто ожидая какого-то подвоха.

— Сядь, Леночка. Нам с тобой серьезно поговорить надо…

В кухню тихо вошла Катя, сложив по-бабьи руки на груди, тоже приготовилась слушать. Лицо ее было невинно-кротким, губы улыбались приветливо, и только рыжая смешинка в глазах да слегка подрагивающая коленка выражали некоторое волнение по поводу предстоящего разговора.

— Вот что, Леночка… — глубоко вздохнув, начала свою речь Вероника Владимировна. — Ты, конечно, прости меня за Толика…

— Ой, ну что вы… — растерянно протянула Лена. — Вы-то тут при чем…

— При том, Леночка! Не перебивай меня! Я и так собьюсь… Я столько об этом обо всем передумала… В общем, конечно же, он виноват перед тобой. Оставил тебя одну с тремя малыми детьми, а сам живет припеваючи с другой женщиной на всем готовом! Да еще и материально не помогает никак… Я вчера с ним говорила, Леночка. И ты знаешь, он обещал, что будет ежемесячно сам выплачивать тебе определенную сумму денег в качестве алиментов. Так что не надо никаких судов, Леночка! Он сам будет! И я тебе буду помогать, чем смогу! И с детьми посижу, когда надо будет, и деньгами тоже…У меня ведь возраст, Леночка, ты ж сама понимаешь! Мне уже трудно, да и ответственность такая… Не надо никаких судов, Леночка!

— Погодите, — помотала головой Лена, словно пытаясь прийти в себя, — ничего не понимаю… О чем вы, Вероника Владимировна? О каких судах вы толкуете, не пойму?

— Ну как же… — мельком взглянула на стоящую в дверях Катю Вероника Владимировна. — Вы же с Соней решили…