— Господи, мы так никогда ничего не решим… — вдруг громко выдохнула с тоской Нина. — Хоть трое суток будем сидеть и рвать друг друга на части, а так ничего и не решим! Давайте уже будем определяться как–то, что ли… Время–то не на нас работает! И вообще, я этим врачам не верю…

— В каком смысле? – уставилась на нее озадаченно Настя.

— А в таком! Никакой у нее не приступ, а самый настоящий инфаркт. Просто в больницу ее везти не захотели – старая потому что… Нам обязательно сегодня надо прийти к какому–то решению! Торопиться надо! Как вы не понимаете этого, удивляюсь… Развели тут базар…

Настя, Костик и Славик замолчали, сидели, смотрели на Нину, глубоко задумавшись и нахмурив лбы, подсчитывали в уме все свои плюсы и минусы и возможные варианты этих самых плюсов и минусов. И только Олег смотрел на свою женщину с ужасом. Во все глаза смотрел, будто видел ее впервые. Надо же, а ему всегда казалось, что он просто жалеет ее, такую одинокую и абсолютно не деловую, так наивно и по–детски испуганно убегающую от наступающего призрака старости, такую безысходно–богатую и никем не любимую, такую трогательно–незащищенную…

Первым нарушил молчание Костик. Встал с дивана, вышел на середину комнаты, окинул всех своим странным, ледяной голубизны с примесью легкомысленной смешинки взглядом:

— Ну что ж, господа плебеи, начнем все с самого начала. Значит, так. Голубых кровей дворян из списка исключаем. Случайно затесавшихся в него презренных альфонсов – тоже…

***

Мария очнулась от легкого будто прикосновения – хватит, мол, спать, вставай… Осторожно открыла глаза, уставилась в потолок. Вроде не кружится больше. И окно не такое солнечно–яркое, а серовато–сумеречное уже, и тоже на месте стоит, слава богу. А только сил никаких опять нет, даже и рукой пошевелить трудно. И дышать опять трудно… Господи, а это кто в углу комнаты сидит, тихо так, то ли смотрит приветливо, то ли улыбается жалостно… Сашенька?! Нет, не Сашенька. Кто же это… Две размытые будто тени, и не видно ничего…

— Здравствуй, Машенька.

— Господи, Наденька! Любочка! Как же вы…

— А мы к тебе, Машенька. Ты не гони нас. Поговори с нами, Машенька…

— Да как же вы здесь, сестренки вы мои дорогие…

— Да ты не бойся нас. Расскажи лучше, как ты тут…

— Да видите, живу до сих пор. И вас похоронила, и Бориску своего похоронила, а все живу! Приболела только – вздоху нет совсем…Осталась одна в хоромах огромных, деточек ваших с ума свела. Очень уж они искушаются… Слышите вон, как кричат друг на друга?

— А ты прости их, Машенька. Они и сами не знают, чего творят… Трудно им, понимаешь? Не знают они ничего, не ведают… И научить некому! Нет здесь учителей таких, каждый сам себе учитель. И мы ведь не знали! Не помнишь разве? И мы ведь раньше души твоей светлой не видели, не пытались даже и разглядеть ее. Тоже за призраками гонялись да искушались на них зазря. Вот и дети наши любовь свою, богом даденную, вырождают по капельке, запихивают ее в себя, в самые темные уголки, подальше да поглубже…

— Нет, неправильно это, девочки. Любовь, она по наследству не передается, она на всех одна, только каждый в себе ей жить разрешает, как ему выгодно. Кто глаза ей закрывает, кто уши, а кто вообще с ног на голову ставит, оттого ему все наоборот и видно. Как вот Костик, внучок твой, Наденька…

— Да знаю я все, Машенька. Прости ты ему. Он ведь и сам себе не рад, бедный…

— Так а я разве не прощаю? Всю жизнь прощаю, тем и живу. А только натворят они сейчас делов с искушением, ой, натворят… Перессорятся все наквозь! Сколь греха–то на душу возьмут…И как помочь им, не знаю. Надо бы встать да пойти к ним, да и объяснить все, как есть. Я ведь решила с квартирой–то этой Сашеньке помочь…

— Ты правильно все решила, Машенька. Только учти – не услышат они тебя. Глухие, слепые, жадные, как и все вы тут… В гневе они сейчас. Пожалей ты их…

— А как? Присоветуйте!

— Так мы за этим к тебе и пришли, Машенька. Пойдем с нами! Тем и детям нашим поможешь, пока не поздно, и в искушение их не введешь — ссориться–то им не из–за чего будет …

— А разве так можно? Я б ушла, конечно, только можно ли?

— Можно, Машенька, можно.

— А как же Сашенька–то? Мне ж о ней позаботиться надо. Нет, девочки, не могу я ее оставить…Она ж мне ближе всех близких, так уж получилось почему–то. Нет, нет, сестренки дорогие, не пойду я с вами! Нет… Всю жизнь вам отслужила, как могла, а теперь – нет! У меня здесь дела поважнее будут. У меня здесь еще Сашенька…

Она хотела еще что–то сказать им, получше объяснить про маленькую, попавшую в большую беду девочку, да не успела — проснулась вдруг от резкого стука открывшейся в ее комнату двери.

Они вошли гуськом, встали дружненько у ее кровати: вот Славик, вот Настя с Ниночкой, вот Костик, — бессовестный такой, и как прийти–то сюда посмел… А вон в дверях остановился и Ниночкин парнишка. Тоже, что ль, прописаться захотел? Смотрит на них так испуганно…

— Тетя Маша, мы все решили! Вы нас слышите, тетя Маша? – громко и торжественно, с неуместным пафосом заговорила Нина.

— Да тихо ты. Не кричи так, я ж не глухая, — сухо и внятно произнесла Мария и осторожно отняла голову от подушки, и замерла, глядя в потолок: — Надо же, не кружится! Отпустило вроде…

Не обращая ни на кого больше внимания, она стала деловито вытаскивать себя из постели, опустила на пол ноги, поднялась и, немного постояв, тихонько поковыляла к двери — надо же было жить, надо же было исполнять задуманное вопреки всему здесь происходящему, вопреки удивленным лицам и возмущенным взглядам, провожающим ее в спину…

— Теть Маш, а вы это куда? — оторопело произнесла Настя. – А мне Костик сказал, что вы тут помирать совсем собрались…

— А вот не дождешься, Настенька, — полуобернулась к ней с улыбкой от дверей Мария. – Я решила, знаешь, еще пожить. Дел у меня много оказалось несделанных…

— Вот это да! Вот это класс, — улыбнулся ей весело от дверей Нинин парнишка. – А они тут так торопились, знаете… Прямо перегрызлись все! Молодец, бабуля! Так их всех, так…

— Да помолчи ты, придурок! — вдруг злобно, на визгливо–истерической нотке огрызнулась на него Настя. – Вы его не слушайте, тетя Маша! Вы лучше послушайте, что мы порешали с квартирой–то вашей!

— А где Саша? – страдальчески сморщившисьот ее громкого голоса, снова повернулась к ним Мария. – Костик, это ты ее прогнал, я знаю…

— Да, бабушка, я прогнал. А вы что, меня не поняли тогда? Так я и повторить могу – или Саша — вам, или прописка – мне…

— Ах ты, сволочь, — вдруг тихо проговорил в его сторону Олег. – Только и можешь, что старух пугать да с девчонками воевать… — и, обращаясь уже к Марии, тут же добавил уверенно: — Не беспокойтесь, бабушка! Найду я вам вашу Сашу. Очень даже легко найду…

— Ой, и правда! Найди, милый! Прямо сейчас и найди! – обрадовано потянула к нему руки Мария. – А я уж рассчитаюсь с тобой, ты не сомневайся…

— Да не надо мне ничего, бабушка. Что вы… Лучше вы козла этого из дома гоните быстрее, — мотнул он головой в сторону Костика, — а то он вам тут все обвоняет насквозь…

— Слышь, ты… За козла ответишь, — холодно и злобно сверкнул на него голубым глазом Костик. – А ну пошел отсюда, слышь?

— А ты не распоряжайся тут, Костенька! – сердито и громко вдруг произнесла Мария. –Пока я еще здесь хозяйка! И хозяйкой здесь и останусь! Понятно? Передумала я прописывать вас у себя! Всех передумала! Вот так я решила! А теперь уходите все. Некогда мне тут с вами…

— Тетя Маша, вы что… — совсем тихо и удивленно–обиженно прошептала Нина. – В своем ли вы уме, тетя Маша? Может, вам врача вызвать? Чего вы несете–то?

— Я тебе вызову! – весело обернулся к ней Олег. – Не видишь – совсем выздоровела бабуля? Прямо на глазах просветление произошло! Молодец, бабуля, уважаю…

— Замолчи, Олег! Тебя никто не спрашивает! Ты ведешь себя просто безобразно! Да и вообще — ты забылся, по–моему! — взорвалась вдруг Нина давно уже сдерживаемым раздражением.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: