– Разве плакать – значит себя жалеть? – поразилась Даша.

– Понятное дело. Не только себя, конечно. Себя кто ж не жалеет? Только у некоторых кровь легко бурлит, ярость да злость в голову бьет. Других жадность и азарт пьянит. Тогда и нож в руке оказывается, да и сам на клинок лезешь. Мужское это дело. Грубое.

– А ты сам-то, из каких? Из злых или азартных?

– Я из средних. На жизнь зарабатываю. Нужно и за нож возьмусь. Только без особой радости.

– А женщина, значит, не может ножом ткнуть когда нужно?

– Какая и способна легко кровь пустить. Вон, твоя хозяйка – она, ого чего могла, когда две руки было. А тебе зачем? Ты лучше так оставайся. Мне нравится.

– Ну тебя, дурака, – пробормотала смущенная Даша.

Ручей булькал, бежал, как ни в чем не бывало. Что ему какие-то полгода? Он тысячу лет здесь булькает. Даша боялась, что нанесло грязи, но с виду дно оставалось твердым и чистым. Дождик очень кстати перестал. Даже солнце выглянуло. Серебристый корпус «Тисот» девушка увидела шагов с десяти. Добежала, выхватила из воды.

– Вот они! А говорил – Рачий ручей, Рачий ручей! Ничего я не запуталась!

Кольца искали долго. Лохматый умерял пыл подружки, заставлял прочесывать русло разумно, по порядку и без спешки. Одно из колец Костяк отыскал у самого берега. Когда прошли по течению в пятый раз, парень решительно сказал:

– Хватит. Видать унесло, или подхватил кто.

– Кто? – жалобно заныла Даша. – Зачем кольца даркам?

– Что они, по-твоему, глупее людей? Да только, скорее, твои колечки птица какая вытащила. Попугаи все блестящее любят. Еще повезло нам, нашел бы кто разумный – весь клад бы подчистил. Сейчас перекусим, и к парому.

– Лучше потом покушаем, – сказала Даша, с внезапной робостью оглядывая бугристую пустынную степь. – Пойдем быстрей к переправе…

Костяк быстро вывел подружку на дорогу. Идти по ровному, было куда легче, и кладоискатели оказались у переправы задолго до заката.

– А ты здорова шагать, – одобрительно сказал лохматый. – Я даже не ожидал. Выносливая.

– Куда мне до тебя, – честно призналась девушка. – У меня ноги сейчас отвалятся.

Они плюхнулись на разостланный мешок, не торопясь съели оладьи, с наслаждением запивая обед кисленьким компотом. Снова накрапывал дождь, но сейчас это было даже приятно. Костяк вынул добычу:

– Перстенек ценный, но с этим браслетом не сравнить. Даже не скажу сразу, сколько за такую редкость выручить можно. Уж не меньше, чем Гвоздь за ту «шкатулку для драгоценностей» получил, когда с умом перепродал. Надо же, циферки здесь какие тонкие. Как такую штуку назвать?

– Волшебный счетчик жизни, – сказала девушка, поудобнее вытягивая босые ноги.

– Даша, – сказал лохматый, не поднимая головы, – ты над мной не смейся. Закон у нас правильный, ты не спрашиваешь – я не спрашиваю. Только я не совсем тупой. Я странный ожег у тебя на руке еще в первый раз, тогда, на пароме, видел. Он у тебя и сейчас заметен. Думаешь, трудно догадаться?

– Я не вру, – смущенно сказала Даша. – Это приборчик для отсчета времени. Вот здесь стрелочки были. Сейчас сплавились, ничего не разберешь. Одна стрелка доли суток показывала, сутки на циферблате на двенадцать частей разбиты. Другая стрелка меньшие доли суток показывала. Ну, чтобы точнее время знать. Понял?

– Нет, – честно сказал лохматый. – Слишком умно. Но спасибо что сказала.

– Да я врать и не хотела. Я, если хочешь, могу тебе подробно объяснить. Прибор, конечно, совсем сломанный, но может тебе интересно будет. Я тебе, лохматый, вполне доверяю.

– Доверять нужно осторожно. В замке пыточные подвалы имеются. Плохое место. И мне, и тебе язык быстро развяжут. Но, уж очень мы с тобой Закон соблюдаем. Оно и правильно, только…– Костяк моргнул. – Мне тебя спросить нужно.

– Ну, спрашивай, – нервно сказала Даша.

– Ты – Пришлая?

– Это как? – неуверенно спросила девушка. – Что не из Каннута, ты и так знаешь.

– Оттуда? – парень украдкой ткнул пальцем в небо.

– Из тучи шлепнулась? Вряд ли, от меня бы мокрое пятно осталось.

– Не крути. Из Верхнего мира? И ты, и этот Док Дуллитл? Я слыхал, так бывает. Редко, но бывает. Угадал, да?

– Что ты шепчешь? – сердито зашептала Даша. – Одни сидим. Не знаю я, сверху или снизу. И как это всё получилось – не знаю. Умерла я там, понимаешь?

– Умерла? – на узком лице лохматого промелькнуло оживление. – Значит, обратно не уйдешь?

Даша отшатнулась:

– Вот ты скотина! Я ему говорю, что умерла, а он радуется! Ворюга ты бессовестная.

– Извини. Я просто подумал…. Здесь же ты живая.

– Думаешь, это от меня сильно зависит? – сердито зашептала девушка. – Там умерла, здесь не умерла. Как щепка на воде. Мне знаешь, как плохо было? Я же совсем одна осталась. Говорят, когда умираешь, тебя родственники встречают, всякие бабушки, прабабушки. А здесь чуть ли не первая рожа, что я увидела, – твоя была, нечесаная, неумытая… – Даша запнулась.

– Понимаю. Я, конечно, не родственник, – Костяк сосредоточенно поковырял ногтем корпус часов. – Я понимаю. Ну, насколько могу.

– Что ты надулся? – Даша нерешительно толкнула его локтем. – Ты у меня друг. Самый лучший.

– Друг – это хорошо. Плохо, что замуж за меня не хочешь.

– Опять ты за свое? Ты пойми, я слишком молодая. У нас так не положено. И вообще…

– Молодая? – лохматый искоса посмотрел на подругу. – Ну, допустим. И насчет «вообще» я догадываюсь. Ты ведь из благородных?

– Да ну тебя, – расстроено сказала Даша, – я тебе серьезно говорю, а ты…. Тоже, благородную нашел – двор метет и за кабаном ухаживает. А грамотность – что с того? Ты подучишься и не хуже меня строчить пером начнешь.

– Угу, – Костяк принялся полировать часы о драные штаны. – Я про замужество больше не заговариваю. Твоя правда – не пара я тебе. Но как друг я вполне надежный. Можешь доверять. Тебе нужно наверх пробираться. В благородные. У тебя получится. За кабаном навоз чистить, кто угодно сможет, – какой интерес?

– Мне, вообще-то, наверх не очень хочется. Мне с Эле нравится. И Вас-Вас совсем не чужой. Да и с тобой дыни трескать хорошо. Спокойно с вами.

– Спокойно только покойникам бывает. А ты сама призналась – ты ожила. Значит – вверх лезть должна.

– А если я не хочу? Я и на рынок-то с опаской хожу. Не полезу я никуда. Шею сворачивать, что ли?

– Это боги решат. Пошли, паром подходит…

Жизнь текла своим чередом. Бесконечно лили и хлестали осенние ливни. Субтропики. Всё остальное было нормально. Даша получила лестное предложение от хозяина конторы у Старого Рыбного рынка, посоветовалась с Эле, и пока отказалась идти в счетоводы. Там нужно было работать каждый день, а домашнее хозяйство тоже требовало внимания. Костяк продал часы и притащил целую кучу серебра – больше сотни «корон». Перепугавшаяся такого богатства, Даша попросила лохматого хранить деньги у себя. Тем более, возникли подозрения, что парень приложил кое-что и от себя. На прямой вопрос Костяк преспокойно заявил, что после посещения лекаря, можно будет собраться втроем с Эле и решить, куда вложить остаток денег. Если конечно, отшельник-колдун не имеет привычки обдирать больных и страждущих до последней нитки. Дашу такое предложение вполне устроило. Лекарь пока в Каннуте не появлялся, но тут уж на лохматого вполне можно было положиться – не пропустит гостя. Оставалось еще уговорить упрямую Эле сходить к этому колдуну. Вряд ли с таким трудом смирившаяся с однорукостью хозяйка с восторгом ухватится за иллюзорную возможность выздороветь.

Даша часто задумывалась – кто такой этот Док Дуллитл? Если имя – совпадение, то просто невероятное. Значит, есть здесь люди с «того света»? Впрочем, на что надеяться? На чудо? Глупо. Насущных забот полно. Хозяйство налаживается, каждый «щиток» уже экономить нет необходимости. Теперь Даша частенько готовила хорошую речную рыбу, да и мясом женщины иногда себя баловали. Как-то незаметно соседки начали выспрашивать рецепты. То им о сомике в мучном соусе расскажи, то о маринаде с горчицей. Даша и сама была в недоумении – откуда в голове столько кулинарных тонкостей оказалось? Никогда на них внимания не обращала. Иногда готовила что-нибудь на скорую руку, когда родители за границей были. Полуфабрикаты и пицца надоедали. Машка-то в основном с поклонниками по кафе и ресторанам шлялась. Эх, Машка-Мари, ведь сгинула, как и не было сестренки. Одно колечко осталось. Может, попала сестричка в какой-нибудь мир поуютнее, где небо на землю не льется, и крыши постоянно не протекают?