Случавшиеся моменты мужской слабости беспокоили Дэнни. И не только потому, что Тед сам их глубоко переживал. Такое будет случаться все чаще. С годами.

— Может, тебе показаться доктору Хендриксу, — как-то она предложила Теду, но он воспротивился.

— Зачем? Чтобы он сказал, что мне уже не двадцать пять лет? — потом помягчел: — Это временное явление, Дэнни, все пройдет.

Теперь, когда дочь их покидает, у них начинается новый этап супружеских отношений. Жизнь без Саманты…

Она словно услышала в этот момент голос своей матери: "Посмотри на все со светлой стороны. Не такие уж мрачные облака над головой, если они с серебряными прожилками…"

Дэнни приподнялась и снова села в постели. Как это — посмотреть со светлой стороны? С этой точки весь вид казался другим. Кончился один этап жизни, начинается другой.

Что значит — жизнь без Саманты?Возможно, это радостная пора романтических открытий. Почему жизнь после отъезда дочери рисуется только в темных тонах?

Свобода. Больше времени для личной жизни. С годами может прийти вторая молодость. Дэнни и Тед еще способны ощутить сладость второго медового месяца — раз они вместе. Это пора эмоционального восстановления, наполнения новыми чувствами. Можно позволить себе некоторые слабости. Это время тихих удовольствий. Начиная с завтрашнего дня, они смогут — со стопроцентной гарантией! — держать мороженое в холодильнике. Тонны мороженого. Инспектор по диете уходит на пенсию раньше срока. Она и Тед будут заваливаться в постель с целой пинтой "Хэвенли Хэш", пожирать сладости и часами заниматься любовью, совершенно не беспокоясь о производимом при этом шуме. Как в старые добрые дни. И ночи.

Дэнни ликовала: любовь не только по ночам! Можно — утром. Чудесным воскресным утром. Тосты с сыром, "Нью-Йорк таймс" и любовь!

Или — дневные игры. После обеда. И вообще — всегда, когда хочется и дела позволяют. Любовь в полдень? Звучит привлекательно. Почему же у них не было таких рандеву уже годами?

Восемнадцать лет, если быть точной. Со времен Эквадора. Какое же это было блаженство! Во время знойных сиест, когда весь мир засыпал — люди, утки, куры, даже москиты, — все, кроме Теда и Дэнни Слоун. Они трахались, как сумасшедшие, каждый полдень на кровати с холщовым покрытием в хижине из двух "комнат".

Жизнь без Саманты?!Возможно, она будет даже лучше, чем с ней, — свободнее, легче. Потому что тяжелые годы, годы борьбы, остались позади.

Дэнни Слоун — мировой чемпион по оптимизму. Так называл ее Тед. Правда, в ее жизни было много хорошего. Ее оптимизм оправдан.

С этой мыслью Дэнни заснула, прижавшись к Теду. Во сне она блаженно улыбалась в преддверии тысяч ночей любви.

"Рай — это когда есть горячий душ и холодное пиво", — так говорили добровольцы Корпуса мира.

Если вспоминать прошлое, Эквадор был раем. Те времена были освящены для них волшебным светом. Люди, события, большие и малые лишения, каждодневные неприятности, крушение планов и радующие сердце победы — все это с годами отошло на второй план, многое стерлось в памяти, осталось ощущение нереальности и анекдотичности.

Все реже и реже они вспоминали какие-то случаи, эпизоды той жизни.

— А помнишь?.. — вдруг говорил Тед, вызывая поток воспоминаний.

Дырявая желтая пластиковая корзинка. Полчища насекомых. Надрались допьяна на Рождество. Дымок, вьющийся над деревней. Ручной попугай Моисей, весь словарный запас которого составляла фраза: "Пошли к черту!" Экваториальное солнце неожиданно плюхалось за горизонт. Трехногая собака приходила подкормиться к их бунгало. Вздорный джип заводился только после того, как его толкали руками. Их приятель Джо Каплан женился на местной индианке и остался там жить. И эти такие сладкие, долгие сиесты, когда вся жизнь вокруг замирала…

Теперь это казалось сном — и прозрачный воздух, и красоты местного пейзажа, и тягучее течение сельской жизни, и чувство оторванности от всего, что было им так дорого. Все там было таинственным: от фруктов на деревьях до звезд на небесах. Они оба были пришельцами из другого мира.

Мираж рассеялся, когда как-то вечером они оба сидели на веранде и Дэнни сообщила, что она беременна.

— Да?! — воскликнул Тед. — Я так и думал.

Дэнни не хотела рожать в местной клинике. Она там сама достаточно поработала и не имела иллюзий по поводу качества обслуживания. Не хотела она ехать и за двести миль в госпиталь в Гуаякиль. В конце концов, они не какие-то там индейцы. Нужно было что-то решать.

Тед положил голову ей на колени.

— Я подумаю, как лучше поступить.

Он так долго молчал, что Дэнни решила: Тед заснул. Но он поднял голову и стал трепать свою бородку.

— Хорошо, любимая… Кажется, пришло время возвращаться в реальный мир. Я подам заявление…

— А как же твоя книга? — спросила Дэнни; она все еще не была дописана.

— Ну да… книга… — смутился Тед.

Книга так же была миражом — как и дымок над индейской деревушкой.

— Кто станет читать воспоминания волонтера Корпуса мира? Я уже выполнил свой долг, то, ради чего я сюда и приехал, Дэнни. И полностью расплатился по всем счетам. Теперь мы должны заняться твоими проблемами. Возвращаемся домой. Буду искать работу — что-нибудь подходящее для женатого мужчины… — Тед улыбнулся, — и будущего папы. Может быть, в газете, Божьей волей, а если нет, займусь всем, на что хватит сил: реклама, общественные связи, лоббизм и все такое прочее. Нам нужны средства на содержание троих. — Он обнял Дэнни. — Я никогда не забуду это место; оно всегда будет жить в нашей памяти. Затерянный рай!..

— Горячая вода! Новые фильмы! Рестораны! — Дэнни едва не подпрыгивала от радости.

Это был их первый день в Нью-Йорке. "Великое возвращение" состоялось. Тед разделял ее чувства.

Через несколько дней Слоуны забрали свои свадебные подарки из Хапперстауна и сняли небольшую квартирку в Гринвич-Виллидже. В ожидании встреч с будущими нанимателями Теду пришлось расстаться со своей бородой, которую он отказался сбрить ради тестя.

Удача была на его стороне. Вскоре он нашел работу в области общественных связей в корпорации "Самаранд". Обритый идеалист с опытом выживания в джунглях Южной Америки, Тед вдруг очутился в железобетонном небоскребе на Парк-авеню, в стенах международной нефтехимической фирмы, производящей краски и облицовочные материалы. Теперь испанский язык нужен был ему только во время чтения меню в ресторане "Ринкорн Мадрид".

Заработок был вполне приличный, хотя на эти деньги не пошикуешь; коллеги приветливы и жизнерадостны, а работа (к удивлению самого Теда и вопреки опасениям Дэнни) — даже интересной. Преимущественно ему приходилось сочинять пресс-релизы и статьи, разъясняющие преимущества новой продукции концерна, для торговых изданий.

— Жаль, что в "Нью-Йорк таймс" нет страницы, посвященной красителям, — отшучивался Тед.

К тому времени, когда родилась Саманта, не осталось и следа от обросшего волонтера Корпуса мира, одетого в тропический костюм цвета "хаки". Теперь гладко выбритый Тед Слоун носил костюмы от "Брук бразерс" и модные галстуки. Даже Ральф Флетчер, критически отзывавшийся об "эквадорской авантюре" своего зятя, вынужден был признать, что Тед "образумился".

— Каков отец, таков и сын, — сказал отец Дэнни, наблюдая, как Тед катит коляску по дорожке парка близ Вашингтон-сквера.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Дэнни, хотя содержание реплики было вполне понятно: ее отец был полностью удовлетворен тем, что Тед окончательно распрощался со своими "дурацкими идеалами", поступил работать в крупную фирму и "отдает долги обществу".

Оба поколения вступили в фазу мирного сосуществования.