Единственное, что добавилось в его облике после войны, — это щетка усов.

Долгие месяцы Мэри Келлог ждала весточки о его освобождении. Она терпела и готова была ждать его сколько угодно с того дня, как Ральф Флетчер впервые пригласил ее на танец во время вечеринки в 1942 году. Она отличалась от "тех Келлогов" — со вздернутыми вверх носами и самодовольными ухмылками. Впечатлительная молодая женщина безоговорочно верила в справедливость. Она никогда не сомневалась, что Ральф вернется живым и здоровым. Он просто обязан был вернуться, от этого зависело ее будущее. Она разбила "на счастье" китайскую чашку, молилась на серебряный образок и откладывала деньги, чтобы снять квартиру для них обоих.

День его возвращения стал праздником местного значения, ведь он — единственный житель Хапперстауна, который побывал в германском плену. Мэри была во главе депутации по встрече, в кружевном ситцевом платье, с букетом белых роз.

Ральф выглядел измотанным, но для нее был самым интересным мужчиной.

— Ты — мой герой! — выдохнула Мэри с восторгом, и школьный оркестр заиграл победный марш.

Ральф расцеловал Мэри на глазах у всей собравшейся по этому случаю толпы народа.

Не прошло и года, как освобожденный герой женился, взял кредит в банке и занялся делами страховой фирмы своего отца, офис которой располагался на Мейн-стрит. Цель его жизни стала осуществляться. Ральф зарегистрировался членом Американского легиона, "Кросс Брук кантри-клаба", Торговой палаты, организации "Ветераны за Эйзенхауэра" (потом он вступил в ряды "Ветеранов за Никсона", "…за Голдуотера" и так далее), вошел в опекунский совет епископальной церкви Святого Матвея…

Ральф Флетчер играл в гольф с мэром города раз в месяц и каждый год покупал новый бьюик. В свободное время он читал мемуары и историческую литературу. Жизнь Мэри Флетчер также была заполнена до предела.

Дэниель унаследовала от матери любовь к семье и дому, во всяком случае, она всячески старалась подражать ее примеру. А Мэри можно было только удивляться. Она была домоуправительницей и домоустроительницей, заступницей, кухаркой, шофером, радушной хозяйкой, членом женского клуба, арбитром в житейских столкновениях. С неукротимым упорством она отстаивала справедливость и возмущалась газетами, которые печатают плохие новости, черпая силу духа в доктринах Нормана Винсента Пила.

"Вы такие, какими хотите быть", — говорила Мэри детям. — "Поэтому вы должны внушить себе позитивное отношение к жизни"!

Хныканье и жалобы были под запретом в доме Флетчеров. Здесь главным законом был оптимизм. Младших учили довольствоваться малым, хорошо учиться… А мать старалась развивать их лучшие качества.

Флетчеры не устраивали друг другу сцен. Флетчеры были самоуверенны и рассудительны, умерены в отношении алкоголя, не трепали языком зря, были устойчивы в привычках и всегда снижали скорость езды до пяти миль, если видели соответствующий дорожный знак.

Жизненная философия семьи во многом отражала натуру Ральфа Флетчера. Если использовать аналогию, Ральф вел себя, как торговец, который обслуживает клиента так, как хотел бы, чтобы его обслужили.

"Жизнь — это лишь набор возможностей, — учил он детей, — и от вас самих зависит, какой ей быть". Это означало, что в этом беспокойном и полном опасностей мире нужно по возможности избегать риска.

— Когда я был в лагере военнопленных, — вспоминал отец, — в нашем бараке жил Стенли Вейнштайн, один из тех умных нью-йоркских евреев. Его называли "чемпионом по побегам". Не проходило дня, чтобы он не пытался перебраться через стену лагеря. Все было бесполезно. Никому не удалось бежать из Миндерхаузена, но это не останавливало старика Стена. Он продолжал попытки бежать. Ну вот, как-то ночью ему удалось забраться на водонапорную башню футов тридцати высотой. С нее он рассчитывал перебраться за внешнюю стену, но нужно было прыгать с большой высоты…

— И он прыгнул? — спросила Дэнни.

— Да. Прыгнул. Упал и сломал себе позвоночник. Ирония судьбы состояла в том, Дэнни, что наш лагерь освободили три недели спустя. Смелый побег окончился трагедией.

Дэнни была разочарована этой историей. Она восхищалась отцом, считала его выдающимся мужчиной и про себя представляла, что именно он, а не какой-то Вейнштайн, был героем воспоминаний. Конечно, он бы не сломал себе позвоночник.

— Разве это не долг офицера — постараться бежать? — спросила дочь, начитавшись книг про героев-победителей.

— Твой долг — выжить, девочка. Нужно знать свои слабые стороны. Вейнштайн на всю жизнь остался парализованным калекой, а твой отец честно пережил все испытания, вернулся домой здоровым и женился на твоей матери.

"И потом прожил с ней много счастливых лет", — могла бы добавить Дэнни.

Окружающий мир был для Ральфа и Мэри местом, где царствовали простые и жестокие законы. Нельзя смешивать семью и работу. Роли мужчины и женщины четко разделены. Мальчики должны вырасти и стать мужчинами. Девочки вырастут — и останутся девочками.

— Ты только представь себе, — комментировал отец прочитанную статью в журнале "Таймс", — эта девчонка Мюриел Сиберт купила себе место на бирже. А что дальше? Скоро подобные ей будут выдвигать свои кандидатуры на президентских выборах, я полагаю.

Дэнни засмеялась: не только из-за определения "девчонка", которое мало подходило к сорокалетней банкирше, смешной показалась сама мысль, что она — единственная женщина на бирже. Это было для нее так неестественно.

"Я хотела бы находиться в Хапперстауне, когда настанет конец света, — любила повторять Дэнни, — потому что там все происходит на тридцать лет позднее".

Нью-Йорк — совсем другое дело, хотя их разделяет всего полтора часа езды. Дэнни впервые попала сюда, когда приехала посетить городской концертный зал.

У нее было счастливое детство, но какие-то выдающиеся события происходили редко. Послушная девочка, на редкость умненькая и старательная, член общества "Будущие устроители Америки", Дэнни никогда не предавалась пустым мечтаниям. Все у нее было конкретно, без лишнего идеализма. И всегда Хапперстаун играл важную роль в ее планах. Она представляла, как в один день станет "достойной персоной": ею будут восхищаться, ее будут уважать, ей будут завидовать, ее имя появится в толстом справочнике "Кто есть кто".

Она размышляла, какие черты характера помогут ей взобраться на такую высоту и в какой области стоит делать карьеру: хирургия головного мозга? авиация? политика? искусство?.. Пока она только выбирала, но главное, что ее жизнь будет увлекательной и триумфальной. Огромный современный офис, роскошные наряды и все такое. И, конечно, она покорит сердца многих мужчин, но выйдет замуж или за Поля Ньюмена, или Стива Макквина, и медовый месяц будет продолжаться всю жизнь.

Если бы Дэнни спросили, что она ценит превыше всего, она бы ответила: "Быть любимой". Ей и в голову не приходило, что успешная карьера и любовь — вещи редко совместимые.

В старшем классе, в девичьей раздевалке Дэнни обнаружила, что она в два раза красивее школьной "примы" Робби Митчел и уж в десять раз умнее. Сплошные победы! Награды за успешную учебу, главные роли на подмостках драматического кружка, членство во французском клубе и шахматном обществе, капитан женской команды по волейболу… А все победы Робби сводились к траханью на заднем сиденье папочкиного шевроле по воскресеньям.

Правда, Робби отбила у Дэнни ее ухажера. Очень хотелось вцепиться ногтями ей в лицо, но достоинство требовало предъявить презрительную улыбку.

— Я подожду лучшего мужчины, — заявила она Робби.

— Всегда побеждает более красивая, — язвительно парировала Робби.

Поражение было болезненным. "Позитивное мышление" не помогало избавиться от горечи потери.