— Доктор! — Салли семенила через крохотную сцену к столу, за которым сидел Питер.

«Психиатр. Срочный прием», — гласила стоящая перед ним табличка.

— У меня проблема… — лепетала Салли и столбенела: на психиатре, сидевшем с загробным выражением лица, не было ничего, кроме очков в роговой оправе.

— Вы говорите, у меня проблема? — эхом отзывался он.

Так начинался спектакль, на протяжении которого доктор и пациент постоянно менялись ролями. Кто здравомыслящ? Кто безумен? В конце концов с ума сходили зрители — от смеха.

Через несколько недель пьеска стала известна уже всему Лондону под названием «Голый психиатр» (первоначально она называлась «В дебрях разума»). Она не только смешила, но и заставляла публику теряться в догадках: а было ли что-нибудь надето на «той самой» части тела сидящего доктора, скрытой под столом? Был ли он действительно врачом в жизни, как о том болтали?

Питер отвечать на этот вопрос отказывался. Впрочем, когда «Люди со странностями» (так стала называться группа) годом позже были приглашены на телевидение, он признался, что предпочитает писать сценарии для других, а не для себя.

— Моя мать, — объяснил он, — еще кое-как может смириться с тем фактом, что ее сын — писатель. Но с тем, что ее сын — нудист…

Ему и в самом деле страшно нравилось сидеть за печатной машинкой и придумывать сюжеты для еженедельной программы. Это был чрезвычайно плодотворный период: идеи роились в голове, диковинные характеры персонажей рождались в воображении цельными, ярко очерченными. И хотя успех труппы определялся коллективным творчеством, ее двигателем был все-таки Питер. А для него приятнее стука клавиш пишущей машинки были лишь взрывы смеха в зрительском зале.

Питер считал, что настоящий юмор, юмор высокого качества, может сделать личность намного счастливее, чем все наставления Фрейда, вместе взятые. Юмор духовно освобождал человека, облегчал его страдания, доставлял ему радость…

Жизненный путь самого Питера был запутанным и полным борьбы с самим собой. Но со временем он все-таки сумел определить, где сможет принести наибольшую пользу, и резко свернул с накатанной колеи.

— Какова ваша цель в жизни? — спросил он.

— Работать, как и все люди, — ответила она.

— Хобби?

— Вышивать и читать для слепых.

— Какое ваше самое заветное желание?

— Я бы хотела, чтобы все люди на земле жили мирно, без войн.

— Без войн… — хмыкнул репортер. А в блокноте написал: «Грандиозный бюст!!!» Боб Тиллмэн считал, что журналистика должна быть честной.

Кимберли Вест и вправду выглядела очаровательно в белом платьице с воротником-хомутиком, сидя на небольшом диванчике на веранде и застенчиво сдвинув коленки. Метрах в полутора от собеседников за ними сурово наблюдала ее мать.

Бетт Вест ожидала визита настоящего репортера, а не какого-то желторотого мальчишки, только что закончившего колледж. Не то чтобы интервью с «Мисс Битуминозный Уголь» могло стать сенсацией даже для такой газеты, как «Аппалачская хроника», но все же — хотя бы из уважения к угольной промышленности, если уж не к самой Кимберли Вест! — они должны были прислать профессионального журналиста. На этот счет Бетт была весьма щепетильна: тяжелый труд заслуживает внимания солидной прессы.

Но и с этим молокососом следует вести себя любезно — ведь неизвестно, вдруг из него получится какая-нибудь звезда журналистики!

— А как вы расцениваете свои шансы на победу в борьбе за титул «Мисс Западная Виргиния»?

— Не знаю, — честно призналась Ким. Она уже раз двенадцать давала подобные интервью, и сценарий был разработан четко. — Естественно, мне хотелось бы победить, но кем бы ни была счастливая избранница, на нее будет возложена огромная ответственность представлять наш замечательный штат на конкурсе «Мисс Америка»…

— И честь… — подсказала стоящая сзади мать.

— …а также высокая честь и большая привилегия.

Довольная, что все идет проторенным путем, Бетт расслабилась.

— Могу ли я предложить вам чаю со льдом, мистер Тиллмэн? — спросила она. — Или, может быть, пива? Знаю я вас, журналистов!

— От чаю не откажусь, мэм, спасибо. А теперь, мисс Вест… Или лучше Ким. Можно я буду называть вас просто «Ким»?

— Пожалуйста.

— Так вот, Ким, что вы будете делать с гонораром, который получите в случае победы?

Бетт ушла в дом. Ким молитвенно сложила руки.

— Моя мечта — научиться актерскому мастерству и выступать на сцене.

— Классическая драма? Современный театр?

— Я всегда хотела сыграть роль Жанны Д'Арк.

— Жанны?! Грандиозно! А какой ваш любимый цвет? — Боб Тиллмэн огляделся. Старая перечница не могла его услышать, и он понизил голос:

— Как насчет того, чтобы поужинать со мной сегодня вечером?

Ким улыбнулась: к такому вопросу она тоже была готова.

— Это очень мило с вашей стороны, но я провожу вечера с мамой — мы очень дружны с ней. А мой любимый цвет — розовый.

— Я знаю одно прекрасное заведение, где изумительно готовят филе из говядины, а пианист играет не хуже Нэта Кинг-Коула! Между прочим, у меня честные намерения… ну, более или менее.

Но его уговоры пропали впустую: улыбаясь с оттенком сожаления, Ким ясно дала понять, что «нет» значит «нет».

Когда вошла Бетт, Тиллмэн уже снова вернулся к своей работе:

— Что привело вас с матерью к решению обосноваться в Западной Виргинии?

Ким чуть не расхохоталась: если бы он только знал!

Что же еще, кроме сумасшедшей логики ее мамочки?

Сразу же по возвращении из Швейцарии Бетт принялась прочесывать Флориду с целью найти оптимальную отправную точку на пути к завоеванию титула «Мисс Америка» в младшей возрастной категории. Они провели неделю в Майами («слишком много барбудос», сочла Бетт), другую — в Кей-Весте («слишком много педиков»), несколько дней — в Сент-Питерсбурге («слишком много старперов») и наконец сосредоточили свое внимание на Дейтоне-Бич.

Используя снятую меблирашку как штаб-квартиру, Бетт пустилась на поиски потенциальных покровителей.

Она стучалась во все двери: к владельцам кафе-мороженых, кегельбанов, безалкогольных баров — ко всем, кто хотя бы чисто теоретически мог стать спонсором.

— Позвольте мне рассказать о моей необыкновенной дочери! — начинала она разговор, а затем следовали фантастические импровизации в зависимости от обстоятельств.

Так, секретарю местного отделения Американского легиона она поведала, что отца Ким убили во время военных действий в Корее.

— О, неужели? — заинтересовался секретарь, сам будучи ветераном той кампании. — А в каких частях он служил?

И Бетт села в лужу.

— Я всегда плохо запоминала цифры… — сконфузилась она.

В тот же день она попыталась нажать на одного состоятельного еврея, владеющего производством хот-догов.

— Моя Кимберли поет, танцует, декламирует, выглядит на миллион баксов… И тоже еврейской национальности. Настоящая фамилия — Вассерман.

— Леди, — улыбнулся король хот-догов, — отвезите вашу плясунью и певунью куда-нибудь в другое место: на здешнем пляже такие блондиночки — по десять центов дюжина.

И это было правдой: Флорида превращалась во вторую Калифорнию. Она кишела душистыми длинноногими загорелыми блондинками с белоснежными зубами, на фоне которых Ким почти не выделялась. Да и в любом случае местные бизнесмены предпочитали спонсировать доморощенные таланты.

Последний удар Бетт получила, узнав, что кандидатки конкурса должны быть прилежными ученицами, постоянно проживающими по месту учебы. А Ким не была даже внесена в списки ни одной из школ Флориды…

— Я тут подумала… — сказала она Ким тем вечером, уткнувшись носом в географический атлас. — Знаешь, если бы я захотела стать сенатором, я бы не стала баллотироваться по Нью-Йорку или Калифорнии, где конкуренция слишком велика. Никогда в жизни! Я бы выбрала какой-нибудь симпатичный небольшой штатик, где и понятия не имеют, каким может быть исход выборов, переехала туда, пустила корни, а потом пожинала бы плоды! Через пару лет ты уже сможешь принять участие в конкурсе «Мисс Америка» среди взрослых девушек, но для этого нам требуется сначала победить в конкурсе штата. Так что прежде всего нужно правильно выбрать этот штат.