У Ким, до этого хранившей спокойное молчание, вырвался возмущенно-растерянный возглас:

— Ну мамочка!

По всей видимости, более открыто выразить свое неодобрение она не осмеливалась.

— «Ну мамочка!» — передразнила ее Бетт. — Быть бедной, но честной — прямо-таки девиз моей доченьки. Ну ладно, девочки, не будем попусту тратить время. Итак, чем займемся? Картами? Сыграем, что ли, в «красное — черное» или в «пятьсот одно»? Просто ужасно, что здесь нет еще какой-нибудь американки, чтобы у нас был четвертый партнер для бриджа!

— А как насчет скрэббла, игры в угадывание слов? — предложила Аликс.

— А… да, конечно. Расширяет кругозор. Ким, душечка, сходи и принеси, что требуется, из комнаты отдыха. И раз уж ты пойдешь, выясни заодно, что там приключилось с нашим официантом я пирожными.

Бетт проводила дочь удовлетворенным взглядом и, наклонившись к Аликс, доверительно зашептала ей на ухо, но так, что ее можно было расслышать на расстоянии шести метров:

— Вы знаете, кто сидел рядом с нами за ланчем? Та девица в огромных авиаторских очках?

Аликс кивнула: приезд королевы итальянского кинематографа стал последней сенсацией недели.

— Говорят, — голос Бетт зазвенел от возбуждения, — что она лично повинна в истреблении редкой породы сибирских тигров.

— Она на них охотится?

— Она покупает их шкуры! — Бетт закурила тоненькую сигариллу. — У нее, у нашей маленькой леди, самая большая в мире коллекция меховых шуб — из леопардов, тигров — причем чем редкостнее животное, тем лучше. Этот гардеробчик застрахован более чем на три миллиона баксов. Явычитала это в колонке Леонарда Лайонса. — Бетт обвела взглядом веранду, рассматривая сидящих за другими столиками. — А видите вон там маленькую китаезку, которая пьет чай со своим так называемым секретарем? Ничего себе секретарь! Самый настоящий телохранитель! У него при себе пистолет.

Аликс посмотрела в указанном Бетт направлении.

— Вы имеете в виду миссис Смит?

— Никакая не миссис Смит, а мадам Чан Кай-Ши. Она посещала колледж Смита, — подчеркнула ее собеседница, — отсюда и псевдоним.

— Мадам Чан, между прочим, обучалась в Вэлсли, — заметила Аликс не без гордости. — И я не думаю, что…

— Она изменила разрез глаз на европеизированный и тем не менее осталась мадам Чан. Явидела вблизи ее багаж: она разъезжает повсюду со своими собственными шелковыми простынями и даже изготовленной на заказ туалетной бумагой! Классно, да? А теперь посмотрите на того старикана злодейского вида, играющего в крокет. Держу пари, что…

И Бетт пустилась в сплетни о богатых и знаменитых личностях, что было ее любимым занятием.

Богатые и знаменитые… Для Бетт Вест эти два слова являлись самыми притягательными. Всю свою жизнь она страстно увлекалась чтением захватывающих иллюстрированных журналов и колонок светской хроники, с упоением роясь в грязном белье разных известных персон: экстравагантные выходки, любовники, скандалы, секреты самого интимного свойства — эти пикантные подробности скрашивали ее собственные скучные и однообразные дни и ночи. Но до сих пор ей не представлялась возможность лично наблюдать за сильными мира сего, здесь же она сталкивалась с ними на каждом шагу — с теми, чьи имена не сходили со страниц массовых печатных изданий. И Бетт оставалось лишь сдерживать свой экстаз.

Да, попасть сюда стоило. Стоило денег, экономии на всем, жестких ограничений и жертв. И даже той боли и страданий, которые пришлось здесь перенести за эти две недели.

Хотя, по правде говоря, боль и страдания переживала не она.

«Поменьше дворца, но побольше шкатулки для драгоценностей», — говорилось в «Справочнике Мишлина» о «Маривале», где он был помечен тремя звездочками и охарактеризован как «типичный образец архитектуры эпохи феодализма».

Построенный в 1760 г. по заказу банкира Андрэ Буше и названный в честь его детей — Марианны и Валентина, шато ко всему прочему стал своеобразным символом финансовой и политической предусмотрительности и расчетливости.

Предприимчивый парижанин Буше сколотил состояние, субсидируя военные расходы и прихоти Людовика XV. Но даже поощряя своего монарха в дорогостоящих безрассудствах, хитрый банкир никогда не забывал о собственных интересах. Когда Людовик провозгласил свое знаменитое кредо «после нас хоть потоп», [2]Буше молча кивнул с одобрением.

Всему хорошему рано или поздно приходит конец. Настало время подыскать для проживания что-нибудь подходящее за пределами страны — какое-нибудь тихое, мирное местечко, где в случае революции во Франции банкир со своим состоянием чувствовал бы себя в безопасности.

Буше остановил выбор на Швейцарии, положив своими действиями начало политики вывоза капитала и подав пример будущим поколениям миллионеров.

На создание «Маривала» средств не жалели — в него должна была быть вложена большая часть состояния Буше. Чтобы на каждой из сорока пяти комнат лежал отпечаток особенной роскоши, были приглашены лучшие европейские художники и мастера. Талант Брауна был привлечен к разведению садов, которые могли бы соперничать с прекраснейшими садами Англии. Ватто поручили разукрасить стены салона «Времена года» (теперь он стал столовой) изображениями прозрачноглазых нимф и юных пастушек. Полы из редких и ценных пород дерева, доставленных со всех шести континентов, были выложены сложным мозаичным узором.

Вскоре «Маривал» стал излюбленным местом отдыха художников и других представителей творческих профессий — словом, богемы. Частыми гостями шато были Вольтер, мадам де Сталь, Эдвард Гиббон. Бенджамен Франклин упомянул поместье в своем дневнике («отличное вино, хорошенькие женщины»), и с тех пор в апартаментах, в которых он когда-то останавливался, размещали самых почетных посетителей. Шато «Маривал» переживал свой золотой век.

Однако к середине девятнадцатого столетия семья Буше разорилась: его потомки отличались умением тратить деньги, а не зарабатывать их. Постепенно была распродана уникальная мебель; прекрасная коллекция произведений искусства разошлась по музеям, частным собраниям, ростовщикам. Там, где цвели розы, густо разрослись сорняки. От былого великолепия к 1900 году сохранились только пасторали на стенах салона. Единственными обитателями заброшенного «Маривала», с окнами, забитыми ставнями, остались лишь мыши и пауки.

Так продолжалось до 1934 года, когда один из Ротшильдов, принадлежащий английской ветви славной фамилии, приобрел поместье. Он питал страсть к Ватто и званым вечерам. С решительностью, которой отличалось его семейство, новый владелец принялся за реставрацию всего, что еще можно было спасти, не забыв и о новых удобствах, предлагаемых современным миром: он провел центральное отопление, оборудовал крытые теннисные корты и внутренние плавательные бассейны, годные для использования в любую погоду. Спальни обставлялись со всевозможной роскошью, танцзал был полностью реконструирован Сержем Шермаевым, приверженцем кубизма. Сады разбивались по новой планировке, в английском стиле, даже дерн завезли из Сомерсетского графства.

В течение нескольких последующих лет «Мари-вал» вновь пережил период головокружительного расцвета. Опять через его массивные железные ворота проходил поток богатых, знаменитых и просто известных личностей, единственным серьезным намерением которых было желание хорошенько развлечься. На протяжении тридцатых годов званые вечера в «Маривале» являлись едва ли не единственным предметом обсуждения в Шампани, северовосточном французском округе. Теперь у дома на побережье припарковывались сверкающие «логонды», «даймлеры» и «бугатти». В танцзале миллионеры отплясывали фокстроты с кинозвездами под последние мелодии Кола Портера, в то время как Жан Кокто и Хемингуэй протирали локти (а может, и не только локти) за столиком с крепкими напитками, а Грета Гарбо пребывала в мрачном расположении духа. На веранде же, в укромном уголке, зоркий глаз стороннего наблюдателя мог мельком увидеть поцелуй украдкой принца Уэльсского и Уоллис Симпсон. Став королем Англии, принц отрекся от престола ради этой американки… Сильные, истинно королевские страсти и по сей день колеблют английскую монархическую твердыню.