— Я вижу число сорок. Вы грустили в последнее время, потому что должны были бы праздновать сороковую годовщину свадьбы. Вы венчались в июне.

Ошеломленная, Лиз сумела лишь кивнуть.

— Мне слышится имя Шон. В вашей семье был Шон? Не думаю, что это ваш муж. Кажется, брат. — Бонни подняла руку к виску. — Сильнее всего боль ощущается вот здесь. Думаю, Шон погиб в результате несчастного случая.

— Шону было семнадцать, — произнесла Лиз звенящим от волнения голосом. — Машина потеряла управление. У него была травма головы.

— Он там, по ту сторону, вместе с вашим мужем и всеми усопшими членами вашей семьи. Он хочет, чтобы вы знали, что они шлют вам свою любовь. Пусть это вас утешит.

Позже, в полубессознательном состоянии, Лиз Хэнли шла вслед за Бонни по полутемному коридору к двери. На столике под зеркалом стоял серебряный поднос с визитными карточками Бонни. Лиз протянула руку, чтобы взять одну из них. Вдруг кровь застыла у нее в жилах. Она взглянула на себя в зеркало, но там, за ее собственным отражением возникло чье-то лицо. Видение было мгновенным — лицо исчезло, прежде чем она успела его разглядеть.

Возвращаясь на такси в офис, Лиз призналась себе, что сомнений быть не может: в зеркале материализовалось лицо Эдама Колиффа.

Бена Такера снова мучили кошмары, но они уже были не так ужасны.С тех пор как он нарисовал взрыв лодки и они с доктором Меган поговорили о том, что любой был бы потрясен, увидев такое зрелище, он почувствовал себя немного лучше.

Его даже не огорчало, что из-за визитов к доктору Меган он опаздывает на тренировку. Бен признался ей в этом.

— Ты радуешь меня, Бенджи, — сказала она. — Хочешь порисовать сегодня?

В этот раз рисовать было легче, потому что змея уже не казалась такой страшной. На самом деле Бен понял, что «змея» не похожа на змею. В своих последних снах он яснее разглядел ее.

Бен рисовал быстро, уверенными штрихами. Он был рад, что доктор Меган отвернулась и пишет что-то, не обращая на него внимания. Так было гораздо легче.

Он посмотрел на свою работу. Ему показалось, что рисунок хорош, хотя то, что он нарисовал, удивило его самого. Теперь он видел, что «змея» вовсе не была змеей. Просто ему так показалось, потому что он был очень напуган. Он видел не змею, соскальзывающую с яхты. Это было больше похоже на человека с чем-то вроде бумажника в руке.

В среду днем, выйдя из больницы, Дан Майнор направился в офис Корнелиуса Макдермота. Договариваясь о встрече, он понял, что Нелл уже говорила о нем со своим дедом, поэтому его звонка ждали.

Макдермот сердечно приветствовал его:

— Я слышал, вы с Нелл оба окончили Джорджтаунский университет.

— Да, я был старше ее на несколько курсов.

— Как вам нравится жить в Нью-Йорке?

— Здесь родились обе мои бабушки, и моя мать жила здесь до двенадцати лет. Я всегда чувствовал себя одной ногой здесь, а другой — в Вашингтоне.

— У меня такое же ощущение, — признался Макдермот.

Пока они разговаривали, Корнелиус понял, что Дан Майнор ему очень нравится. Другой бы на его месте вычеркнул из памяти бросившую его мать, бродягу и пьяницу.

— Посмотрим, может быть, мне удастся организовать поиски, — сказал он.

— Если она жива, я хочу взять на себя заботу о ней. Но я понимаю, что она уже могла и умереть. Если она умерла и похоронена на кладбище для бедняков, я хотел бы перенести ее прах в семейную могилу в Мэриленде. В любом случае и для дедушки с бабушкой, и для меня самого будет большим облегчением узнать, что она больше не бродит по улицам.

— У вас есть ее фотография? — спросил Корнелиус.

Дан открыл бумажник и вытащил фотографию, с которой никогда не расставался.

— У меня еще есть фотография с кадра из документального фильма о бездомных, который показывали по телевидению семь лет назад.

— Мы снимем копии и расклеим по городу, — пообещал Макдермот. — Я заставлю чиновников порыться в архивах.

Дан встал:

— Я очень благодарен вам, конгрессмен.

Макдермот знаком попросил его сесть:

— Друзья называют меня Мак. Сейчас уже половина шестого, можно начинать пить коктейли. Что предпочитаете?

Лиз Хэнли, тихонько войдя в офис, застала обоих мужчин, дружески беседующих за бокалом сухого мартини. Оба сразу заметили, что она выбита из колеи.

Макдермот вскочил:

— Что случилось, Лиз?

Лиз рухнула на стул.

— Сейчас приду в себя. Мак, налейте мне бокал вина. Это должно помочь. Просто… Мак, Бонни Уилсон потрясла меня. Я убеждена, что она настоящий экстрасенс. Значит, если она советовала Нелл быть осторожной с Питером, это нужно принимать всерьез.

После ухода Герт Нелл вернулась к столу и перечитала свою колонку для пятничного выпуска «Джорнел».

Ее следующая и, согласно намеченному плану, последняя колонка будет содержать в себе одновременно прощание и извещение о намерении выставить свою кандидатуру на выборы в Конгресс.

Нелл встала из-за стола и принялась ходить по комнате, останавливаясь перед книжными полками, расположенными по обе стороны камина. У Эдама была привычка вытащить книгу, просмотреть ее и сунуть обратно как попало. Нелл расставляла книги так, чтобы самые любимые всегда можно было достать, сидя в удобном кресле.

Я сидела в этом кресле и читала, когда он в первый раз позвонил мне, вспоминала Нелл. Я была немного расстроена, что он не звонит. Мы как-то встретились на коктейле и понравились друг другу. Мы поужинали вместе, и он обещал позвонить. Но я прождала две недели, а звонка все не было.

Помню, я как раз вернулась со свадьбы Сью Лиони в Джорджтауне. Большинство собравшихся уже были женаты и показывали друг другу фотографии детей. Мне хотелось любви. Герт говорила, что я инстинктивно стремлюсь свить собственное гнездо.

И тут позвонил Эдам. Он сказал, что уезжал по делам. Он скучал без меня, но не звонил, потому что оставил номер моего телефона в Нью-Йорке.

Мы поженились три месяца спустя. Впереди было так много всего. Жизнь для нас только начиналась.

Но последние дни… Последние дни были ужасны. Сначала я потеряла мужа, затем появились подозрения, что я в нем ошибалась. Не хочу верить, что он был замешан в каких-то махинациях, сказала себе Нелл. Если бы он получал деньги незаконно, ему не нужно было бы брать у меня взаймы.

Но почему он не сказал, что Питер Ланг отверг его проект? И почему так возражал, когда я заговорила о желании баллотироваться на место Мака? Он говорил, что я стану марионеткой собственного деда, который не позволит мне быть самой собой. Да, теперь следует подумать, не манипулировал ли мной сам Эдам.

Какая причина — кроме нелюбви к Маку — заставляла его держать меня подальше от средств массовой информации?

В голове Нелл начал складываться ответ, который заставил ее содрогнуться. Могла ли быть хоть доля истины в предположении, что он брал взятки? Был ли он каким-то образом виновен в плохо проведенных реставрационных работах на Лексингтон-авеню?

Пытаясь отогнать от себя эти вопросы, Нелл принялась за работу по дому. Но одни вопросы порождают другие. Упаковывая в коробки вещи Эдама, она позволила себе поставить прямо вопрос, которого до тех пор старательно избегала: действительно ли я любила Эдама или просто хотела любить его?

Может быть, я видела в нем то, что хотела видеть? Это не была великая любовь — во всяком случае, для меня. Я обижалась, что мне приходится жертвовать ради Эдама карьерой. Я не огорчалась, когда Эдам по уик-эндам уезжал рыбачить на своей яхте. Я радовалась, что есть время побыть одной. Кроме того, я могла проводить это время с Маком.

Или все мои сомнения означают что-то другое? — задавала себе вопрос Нелл, закрывая одну коробку и принимаясь за другую. Может быть, я уже достаточно горевала в жизни, а сейчас ищу причину, чтобы больше не горевать?

Я читала, что люди часто сердятся на своих умерших любимых. Не это ли происходит сейчас со мной?