Бадре с трудом удалось выбраться из толпы. Хепри вспыхнул от удовольствия, когда Джабари похлопал его по спине.
— Молодец, брат! — крикнул шейх.
Рашид, соперник Хепри, одетый в черное и красное, подошел к ним. Его лицо напоминало морду большого кота. Бадра испытующе смотрела на него. Она хорошо помнила этого человека, отличавшегося от людей племени Аль-Хаджидов. У него был тонкий нос, высокие скулы и большие глаза с густыми ресницами, его можно было принять за иностранца. А один наглец имел глупость назвать его «хорошенькой девкой» — за что и поплатился жизнью. Рашид убил его на поединке. Затем отрезал мертвому мошонку и набил ею свой мешок.
Во время одной из интимных встреч в шатре Фарика Рашид в возбуждении кричал, подбрасывая и ловя на лету этот мешок:
— Ты сказал, что я лишился своего достоинства после того, что этот ублюдок сделал со мной. Я взял это взамен.
Наблюдая эту сцену, Бадра содрогнулась от отвращения. Фарик же захохотал, довольный, и ответил, что Рашида больше не будут считать «хорошенькой девкой», и признал его настоящим воином.
Рашид был такой же жертвой Фарика, как и Бадра. Сейчас, увидев и узнав ее, он побледнел.
— Не бойся, я не выдам твой секрет, — шепнула она ему.
Тревога в его глазах погасла, он кивнул ей и дружелюбно обратился к Хепри.
— Поздравляю.
Но тот резко отвернулся. Джабари недовольно насупил брови.
— Тебе следует быть любезным с Рашидом, теперь он наш соплеменник, — заметил он брату.
Хепри от удивления раскрыл рот.
— Что?! — прорычал он.
— Моя сестра вышла замуж за твоего кузена, — учтиво ответил Рашид. — Я хочу стать членом вашего клана, потому что моя сестра и ее семья будут жить здесь, а я не хочу оставаться один. Завтра я дам клятву верности племени.
В воздухе повисло молчание.
— Вы можете считать его Хамсином, но для меня он навсегда останется Аль-Хаджидом, — твердо ответил Хепри. — Не верь ему, Джабари. Никому из них не верь. Между нашими племенами может быть мир, но по сути своей эти люди — безжалостные убийцы женщин и детей.
Сердце Бадры сжалось от боли, когда Хепри выкрикнул это. Он не мог найти в себе сил ни забыть, ни простить убийства своих родителей и брата. Она с тревогой посмотрела на Рашида. Его красивое лицо осталось непроницаемым, но она сумела разглядеть выражение страдания одинокого человека. Миг — и оно исчезло. Он пробормотал извинение и отошел к своей сестре и ее новому мужу.
Хепри влетел в свой шатер, тщетно стараясь погасить клокочущий гнев. Рашид — воин племени Хамсинов? Джабари может называть его своим кузеном, но он, Хепри, — да никогда!
Наконец, немного успокоившись, он взял чистую одежду и отправился в бассейн.
Смыв с себя пыль, пот и грязь, он испытывал чувство ликования. Он вспоминал восхищенные глаза Бадры. Оба они, чужие в этом племени, стали ближе друг к другу, вынужденные жить бок о бок в течение многих лет. За ее сдержанными манерами скрывалось упорство в достижении цели. Втайне он восхищался ее твердой решимостью стать образованной. Она, в свою очередь, будила в нем желание найти свою мечту. Если она будет с ним, все возможно. Их любовь была подобна сотворению новой жизни. Каждый день приносил новую радость общения и волнения затаенной страсти. И все это было прелюдией к их первому поцелую.
Вчера он обратился к Джабари с просьбой освободить его от данной им клятвы не дотрагиваться до Бадры. Шейх согласился, но строго напомнил:
— Уважай ее честь. Будь добрым. И терпеливым.
Сегодня ночью он осторожно познакомит Бадру с тем наслаждением, которое ожидает ее в его объятиях. Один поцелуй — и ничего больше, но и этого достаточно. Он видел, какими глазами она смотрела на ребенка шейха. Когда женщины так смотрят на детей, значит они хотят иметь своих собственных.
Он был бы безмерно счастлив, если бы мог дать ей ребенка. Он усмехнулся. Они могли бы пожениться до следующего полнолуния и провести восхитительную неделю… И потом бы у них появился свой мальчик. Или девочка.
Закончив мытье, он слил грязную воду в специальный сосуд, откуда ее брали для полива. Несмотря на то что в их лагере был родник чистой воды, который строго охранялся, по законам жизни в пустыне никто не имел права транжирить воду зазря.
В течение пяти лет он привык к тому, что дал клятву не трогать Бадру. После своей женитьбы Джабари по закону племени должен был отпустить своих наложниц. Фарах вышла замуж за воина племени. Хепри сразу же попросил руки Бадры, но она ему отказала. В прошлом году он повторил свое предложение. Но она ответила ему, что еще не готова.
Однако теперь, когда все вокруг переженились и обзавелись детьми, она должна быть готова. Даже бабник Назим, телохранитель шейха и его лучший друг, расстался со своей холостой жизнью. Согласно традициям гвардейцев он взял себе новое имя Рамзес. Теперь он и его жена Катрин ждали двойню.
Терпеливый Хепри ждал Бадру пять лет. Он может ждать и дольше, если потребуется, но надеялся, что сегодня ночью уговорами и лаской сумеет добиться ее согласия.
Бадра сидела в тени акации и рисовала Элизабет, которая нянчила своего ребенка. Рядом лежала книга. Эту книгу прислал отец Катрин, лорд Смитфилд. Богатый английский аристократ хотел помочь Элизабет учить детей грамоте. Благодаря усилиям жены шейха многие в его племени знали арабскую грамоту, а некоторые, как Бадра, знали и арабский, и английский.
— Заканчивай рисование. Сейчас время твоего урока. Читай мне по-английски, — сказала Элизабет.
Бадра читала, немного запинаясь. Элизабет кончила кормить сына Тарика и слушала. Вдруг чьи-то шаги отвлекли ее внимание.
Джабари и Хепри подошли к женщинам. Шейх взял у жены ребенка и сильным движением посадил его себе на плечо. Бадра с удовольствием смотрела на эту сцену. Голубые глаза Хепри искали взгляд Бадры, когда шейх возвращал сына жене.
— У тебя прекрасный, здоровый ребенок, Джабари. Возможно, когда-нибудь у меня тоже будет сын, — сказал он, не сводя глаз с Бадры.
Тупая боль сжала ее грудь. Насколько страстно она желала быть женой Хепри, настолько невозможным казалось ей иметь от него ребенка. Та колыбельная песня, которую она могла бы петь, умерла вместе с ее дочерью. Доброе отношение Джабари со временем излечило ее душевные раны, а покровительство Хепри дало ей чувство безопасности и вселило надежду. Но, несмотря на все это, физическая близость с мужчиной была тем, чего ей хотелось бы меньше всего на свете.
Мужчины ушли, спокойно разговаривая. Тарик вцепился ручонками в золотистые волосы Элизабет, выбившиеся из-под ее голубого шарфа. Бадра пристально посмотрела на нее.
— Лиз, скажи мне, что ты чувствовала, когда была с любимым тобою человеком и когда потом у вас родился ребенок? — Щеки у нее вспыхнули, но она хотела знать ответ.
Лицо ее подруги приобрело мечтательное выражение.
— Это самое замечательное ощущение на свете. Это момент наибольшего слияния наших тел и наших душ, это небывалый восторг, не сравнимый ни с чем…
Восторг? Возможно, мечты о замужестве и ребенке вовсе не были такими уж глупыми и бесплодными. Но она никогда не испытывала восторга от близости — только ужас, боль и стыд. Может быть, в этом ее несчастье, ее беда? Она возобновила чтение, но тут вернулся Джабари и позвал свою жену:
— Элизабет!
В глазах женщины блеснул огонек. Попросив Бадру присмотреть за ребенком, она взяла протянутую руку и послушно пошла за мужем в их шатер. Циновки на двери опустились.
Бадра смотрела на черный шатер. Элизабет доверительно сообщила ей: они с Джабари решили, что у их сына должен быть брат или сестричка. И шейх был полон решимости исполнить свой долг.
Теперь Бадра попросила любимую тетушку присмотреть за ребенком. Испытывая угрызения совести и в то же время сгорая от любопытства, Бадра обошла шатер шейха, привлеченная приглушенными стонами и восклицаниями, доносившимися изнутри. Услышав их, Бадра напряглась, но потом она поняла, что это были крики наслаждения.