—  Я пока не чешусь, — буркнула Кисточка. — Но можешь меня осмотреть, на всякий случай! — Улегшись поудобнее, она подвернула лапы под грудь и проворчала: — Смотри хорошенько, не пропусти! Что-то засиделся ты в учениках, Воро­бей. Сколько можно блох у стариков искать?

Резкий ответ уже готов был сорваться с языка Воробья, но он вовремя вспомнил, для чего при­шел сюда.

—  Да уж, — вздохнул он и как бы невзначай спросил: — Я ведь родился в разгар прошлых Го­лых Деревьев, да?

—  Ох и холодная же была пора! — вступил в раз­говор Долгохвост. — Сколько живу, не припомню такого лютого холода. А уж снега навалило столь­ко, что пройти нельзя. Помню, все племя ошале­ло, когда Белка явилась в овраг с тремя котятами сразу! Она сказала, что вы родились раньше сро­ка, да это и так было ясно, ведь она даже не успела перебраться в детскую! Да и какая кошка надумает котиться в такую-то стужу!

—  Слава Звездному племени, что с ней была Ли­ствичка, — добавила Кисточка, пошевелив уша­ми. — Иначе бы не миновать беды!

«Листвичка!» — Воробей даже перестал переби­рать шерсть на спине Кисточки. Так вот, значит, кем была эта вторая кошка, которую он только что вспомнил! Но почему же Листвичка никогда не рассказывала ему, что она была рядом с Белкой, когда та окотилась?

Заметив валявшуюся на земле ветку, Воробей низко наклонился и с тихим хрустом перекусил ее зубами.

— Ну вот и первая блоха! — объявил он, обра­щаясь к Кисточке. — Больше она тебя не побес­покоит. — Помолчав, он как можно небрежнее просил: — А ты помнишь, как Белка принесла нас в лагерь?

— Да что там помнить-то? — фыркнула старуха. — Было так снежно да холодно, что мы с Долгохвостом почти все время спали у себя в палатке. Но я помню, как все удивлялись, что Бел­ка не почувствовала приближения котят и ушла и лес, да еще в такой-то снегопад. Но ведь твоя мать с детства была шалой, вечно у нее ветер в голове!

— А вы тогда не заметили ничего... странного? — спросил Воробей, снова хрустнув веткой, давая понять, что страшно занят ловлей блох.

— Странного? — переспросила Кисточка. — Да мне в ту пору все казалось странным! Взять хоть снегопады эти...

—  Тогда у всех котов головы шли кругом, — под­хватил Долгохвост. — Это ведь тогда Листвичка накормила тебя той странной травой?

Воробей снова насторожил уши.

—  Что за странная трава?

—  Да откуда мне знать-то, я разве целитель­ница? — пробурчала Кисточка. — Листвичка, как всегда, принесла мне пижму. Сдается мне, она надумала каждые Голые Деревья кормить меня этой пижмой, пока она у меня из ушей не полезет. А вместе с пижмой притащила и эту самую траву.

Легкое покалывание в лапах подсказало Воробью, что это не просто важно, а очень-оченьважно.

—  Разве Листвичка не сказала тебе, для чего эта трава?

Кисточка потянулась и зевнула.

—  Нет. Да я ее и не спрашивала. Когда я пожа­ловалась на вкус, она забрала у меня остатки тра­вы, вот и все. И сказала, что это было не для меня.

—  А какая была эта трава? — спросил Воробей, перебирая лапами редкую бурую шерсть старой кошки.

—  Странная, но не то чтобы уж очень неприят­ная, — ответила Кисточка. — Ты меня знаешь, я бы Листвичке уши оборвала, вздумай она накормить меня какой-нибудь гадостью! Вкус у этой травы был холодный, словно иней на кошачьей шерсти, хотя сама трава была сухая и пыльная — наверное, Листвичка вытащила ее из самого дальнего угла своей кладовой.

—  Странная история, — пробормотал Воробей, переломив очередную веточку. — Листвичка обыч­но помногу раз перекладывает травы, и у нее ни­когда ничего не залеживается.

—  Да разве ей тогда до трав было? — фыркну­ла Кисточка. — Она с лап сбилась, помогая Белке ухаживать за котятами! Такой шум подняла, так суетилась, словно Белка первая окотившаяся кош­ка на свете!

—  Да уж... — пробормотал Воробей.

Быстро закончив осмотр Долгохвоста — и обна­ружив единственную настоящую блоху, которую тут же раздавил зубами — он попрощался со ста­риками и бросился в лес на поиски мха. Обдирая пушистые зеленые наросты с корней дерева, он думал о таинственной траве, о которой только что рассказала Кисточка.

Странно, что Листвичка не сказала старейшине, что это была за трава и для кого она предназнача­лась! Но еще более странно, что всегда осторожная Листвичка могла совершить такую непроститель­ную оплошность...

«Нужно выяснить, что это была за трава!»

Когда он вернулся в свою палатку, Листвичка уже закончила заниматься подстилками и сердито расхаживала взад-вперед по пещере.

—  Где ты был? — набросилась она на Воробья, не успел он переступить порог. — В Речное племя ходил за мхом? Или опять без толку слонялся по лесу?

—  Да нет, — ответил Воробей, бросая свою ношу на пол и принимаясь раскладывать мох по под­стилкам. — Просто перед выходом я зашел прове­дать старейшин. — Листвичка промолчала, и тогда он осторожно добавил: — Кстати, Кисточка рас­сказала мне одну очень странную историю. Она сказала, что однажды ты вместе с пижмой дала ей какую-то странную траву...

Искры тревоги так и посыпались со шкуры Листвички, однако она сумела взять себя в лапы.

—  Вот как? Что-то не припомню. Когда это было?

—  Давно, — ответил Воробей. Что-то подсказало ему не идти напролом, и не выдать целительнице своего интереса к тайне собственного рожде­ния. — Что это было?

—  Откуда я знаю? — почти не скрывая бешен­ства зашипела Листвичка. — Ради Звездного пле­мени, что ты ко мне прицепился? У меня что, других дел нет, кроме как отвечать на твои глупые вопросы?!

—  Да я просто...

—  Явижу, тебе нечем заняться, раз ты ходишь по лагерю и собираешь сплетни о том, что случи­лось в ту пору Голых Деревьев! Не волнуйся, я най­ду тебе занятие! Иди в лес, набери еще мха.

—  Уже иду, — кивнул Воробей, которому и са­мому не терпелось поскорее уйти из пещеры.

          «Кстати, я не сказал, когда произошла эта исто­рия с травой, но ты сама выдала себя, вспомнив о поре Голых Деревьев. Ты лжешь, Листвичка. Ты знаешь, что это была за трава, и знаешь, что это очень важно. Видимо, я подобрался к правде, а ты почему-то очень не хочешь, чтобы я вытащил ее на свет!»

Глава XIII

Открыв глаза, Остролистая даже заморгала от удивления, увидев над собой вместо веток палатки ровные стены гнезда Двуногих. Потом она вспомнила путешествие на поиски Сола, нападение собак и спасительницу Джинго, которая привела их в это место.

Не успела она сесть, как ее брат открыл глаза и сладко потянулся.

— Не нравится мне здесь, — проворчал он. — Пopa уходить отсюда и идти дальше.

Остролистая молча кивнула. Воины не должны жить под крышей Двуногих, даже если самих Двуногих давно нет поблизости.

Бледный рассвет просачивался в палатку сквозь прямоугольное отверстие в стене. Оглядевшись по сторонам, Остролистая увидела, что Орешница и Березовик еще спят, а Бурый свернулся на узком выступе, где накануне восседал Гусар. Еже­вики нигде не было видно, но миг спустя появи­лась его голова, а потом и сам глашатай вскочил внутрь через проем в стене и уселся рядом с Бу­рым.

—  Все спокойно, — негромко сообщил он. — Но вокруг сильно пахнет собаками.

Остролистая пошевелила усами. Мерзкая соба­чья вонь чувствовалась даже здесь, что уж говорить о территории снаружи!

—  Пора идти, — поднялся Бурый. — Ты видел Джинго?

Ежевика покачал головой. Крапинка и ее котя­та сладко посапывали на одном из мягких камней, Фриц и Стручок спали на другом. Остальных ко­тов не было видно.

—  Должно быть, она где-то неподалеку, — ска­зал Ежевика, спрыгивая на пол. — Этой кошке можно доверять.

Он разбудил Березовика и Орешницу, а когда молодые воины проснулись, Джиго бесшумно во­шла в комнату.

—  Готовы? Молодцы! — кивнула она. — Пора идти.

Сквозь дыру в стене она вывела патрульных на территорию Двуногих, и те сгрудились в кучу на мокрой от росы траве, с наслаждением вдыхая сы­рой запах холодного утра.