– И не вздумай! Ты сейчас не справишься даже со мной! Просто брось весла и отдохни, пусть нас снесет, Андрей. Может, в какую-нибудь бухту залезем, спрячемся там, и ты укол мне сделаешь! – она даже приподнялась и слабо махнула рукой, стараясь показать куда-то за спину. Она уже л о м а л а с ь…

Самое верное – просто причалить к берегу, подвытащить лодку на гальку пляжа, перенести жену на ломаный береговой ивняк и лодкой же прикрыть ее от ветра. А самому просто бежать. Бежать так, как он это привык делать на тяжелых армейских марш-бросках, экономя движения рук, и, радуясь привычной колотьбе в левом боку, ожидать стабилизации дыхания. Но так выйдет дольше по времени. Бежать можно только по пляжу, а ведь впереди два скальных участка. Впереди две небольшие, но глубокие речки. А этот проклятый дождь наверняка поднял воду, и высоченные горы добросовестно отдают ее еще недавно спящим ручьям, мешая коктейль из грязи, воды и веток. Есть вариант на такой скоростной переправе подвернуть ногу. Он этого не боялся. Верил, что берцы не подведут…

Бежать! Он все равно успеет к отходу теплохода, тормознет экипаж, поднимет всех на уши, а потом вернется за ней, причем прямо на «Заре», которая вздымаясь над водой ткнется носом в серый берег прямо напротив нее… И повезет ее в город, в спасительную больницу, персонал которой катапультируют сразу же, как только они войдут в зону действия сотовых телефонов. Там проблем не будет…

Здесь будут. Ибо просто так выброситься на берег не удастся…

Все три последних часа параллельным курсом, мягко ступая по береговой полосе, за ними шла росомаха. Обычно, даже при небольших размерах, имея устойчивое, крепко стоящее на земле туловище, росомаха всем своим обликом никогда не вызывала желания знакомиться с ней поближе. Донцов сталкивался с ними, но, в основном, зимой. Привяжется, зараза, и идет за группой далеко позади, поджидая с л у ч а й. Когда у слабенького сломается лыжа, или в человечьей стае вдруг окажется явный придурок, решивший вдруг идти в одиночку. Поди влезь зверю в голову! А иногда подходит и поближе… То ли любопытство, то ли чувствует чего-то… Андрей замечал, что, стоило группе пойти несогласованно, или чуть замедлить ход, коварная тень тут же меняла поведение, направление, стараясь зайти со стороны солнца. Слышал он и про случаи нападения на одинокого человека, правда, верил с трудом. Все же не тот размер у этой дичины…

А вот здесь был тот!

Зверь, огромной мохнатой гусеницей перекатывающийся по берегу, был непривычно здоров! Одновременно умен и ненормален. Умен, так как понял, что с экипажем лодки происходит неладное, и у него есть шансы. Ненормален, потому, что ситуацию он никак анализировать не мог – уже в силу своей звериной природы, а плывущую в шторм лодку не достать даже осатаневшему от голода и злобы медведю. И вот это серьезно пугало Донцова. Он не боялся за свою жизнь. Ни силой, ни физикой Создатель его не обидел. Тут этой сволочи ничего не светит. Он боялся неизбежной травмы после этого. И вот тогда он точно не довезет любимую до спасительного теплохода, а сдвинувшийся почечный камень постепенно перекроет ей все, что можно.

Потому бежать у него не получится… Не оставишь жену рядом с таким зверем. А росомаха никуда не уйдет, не для того она тащилась за ними в такую непогоду, злобно скалясь на порывы ветра.

Донцов угрюмо посмотрел на некогда любимое Озеро, более привычное спокойным гигантским зеркалом, в котором отражались слезы водопадов. Вспомнил, как они вместе со Ариной впитывали утром красоту многоцветной воды и перекаты красок, как завораживает наблюдателя мистически рождающийся утренний туман, как он подпитывает своими мутными хлопьями уходящие ввысь облака…

Что же ты так подвело меня, Озеро… Сколько лет одной водой наполнены!

Впрочем, сам и виноват. Прокол. Виноват в том, что поддался уговорам Аринки, так и не прошедшей полное обследование, потащил ее с больными почками… Прокол в том, что переломал самого себя, компромиссно уговорившись с ней встать лагерем относительно недалеко от турбазы. Вот и встал… За близостью снаряжения путного не взяли, нечто типа пикника решили устроить! Даже нож свой обычный городской взял. Самоуспокоился многолетней полевой практикой. Кто знал, что кости так лягут!

– Я и должен был знать! Скотина! Столько лет набирать горбом и мозолями опыт и не предусмотреть т а к о г о… – Андрей аж лязгнул зубами от злости.

– Ты опять начинаешь! Ты ни в чем не виноват. Это все я, дура такая… Донцов, прошу тебя, перестань, – она сопротивлялась, она очень хотела забрать его ошибку себе…

Она была хорошая жена. Настоящая. Хранительница. Она не хотела окунать мужа в ужас позднего самобичевания. Она одна готова была одна принять на свои плечи всю Судьбу, что неуклонно сваливалась на них с северо-востока в виде неожиданного погодного кошмара.

И ей было очень больно.

– Андрей, пощади меня! Ну, давай назад покатим, в той бухте тихо – ты мне там укольчик сделаешь…

Лодка, вздрогнув, остановилась.

Он резко вывернул весла из воды и посмотрел на нее абсолютно бетонными глазами. Что скажешь любимой женщине, которую вот-вот потеряешь? Что все эти «укольчики» дадут передышку часа на два, а за это время запасной комплект, который он оставил в сторожке турбазы никаким волшебным образом не появится в тиши той чертовой бухты? Что «Заря» уйдет в город, а вертолет МЧС еще надо вызвать, а сеанс связи на той разрухе, что лет десять назад работники турбазы гордо именовали «рацией» – дело редкое, случайное… Что левая рука почти парализована, и, черт его знает, догребет ли он заново эти два километра отступа?

Ничего не скажешь. Кончились разговоры…

– Все! Тихо теперь сиди! Как причалим, на нос не лезь! – с этими словами Донцов двумя гребками развернул лодку носом к берегу, одновременно привстал и поменял положение тела так, что бы подгребать лицом вперед. Так, что бы, как только «Фишхантер» влепится вместе с попутной волной в камни, сразу оказаться на берегу и успеть выбрать позицию. Он уже не сел, стараясь восстановить кровообращение в ногах. Левую руку поднял вверх и старательно, раз за разом кидал ее к воде, нагнетая силы к ослабшим мышцам. Волны радостно понесли зеленую надутую тушу, стремительно приближая развязку. Донцов еще успел удивиться, что жена молчит, и успел оглянуться, что бы увидеть, как она, изо всех сил перегибаясь через собственную боль, вытаскивает левое весло, пытаясь снять резинку фиксатора.

Росомаха не испугалась и не удивилась. Хищник точно был ненормален и не отбежал подальше для оценки ситуации. Когда до лодки оставалось всего несколько метров, росомаха присела по кошачьи, на передние лапы и громко зарычала, цепляя крупную гальку в поисках опоры.

– Ах ты сволочь! Ты думаешь, я лоханулся настолько, что все забыл?! – ярость, вскипяченная вместе с кровью страхом за жену, переполняла его настолько, что он абсолютно явно воспринял Зверя, как Черного Человека, вознамерившегося преградить им тоненькую тропинку к спасению, – Я кое-что для тебя не забыл!

Он уже ни кричал, – сам ревел, как зверь, ощущая и себя, и противника, так, будто эта встреча на берегу, никак, кстати, не изменившегося за сотни тысяч лет, произошла в то время, когда оружием человека был нож из обсидиана. А теперь – из стали CPM.

– Это вот я не забыл!

Рывком выдернув «милитари» из нагрудника, Андрей, одновременно с открытием клинка выпрыгнул на берег и тут же отскочил в сторону, выбирая грунт потверже.

Росомаха повела себя так, как он и слышал в редких охотничьих рассказах о этом хищнике. Она не стала нападать «в лоб». Молния косматой шерсти катнулась вокруг него, стараясь быстро облететь противника вокруг, а вот потом, из-за спины, когда человек уже не сможет поспевать за резкими бросками зверя, привстать перед ним и длинными когтями мощной лапы снести ему лицо вместе с глазами! Зрение. Оно многое решает, если противник больше тебя… А уж затем и добить можно. Донцов слышал про это, но верил с трудом – мало ли чего расскажут на посиделках после удачно подстреленного гуся!