Равны мне писари, уланы,

Равны наказ и кивера,

Не рвусь я грудью в капитаны

И не ползу в асессора;

Друзья! немного снисхожденья

Оставьте красный мне колпак.

Пока его за прегрешенья

Не променял я на шишак...

"ДРУЗЬЯ МОИ..."

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Он как душа неразделим и вечен

Неколебим, свободен и беспечен,

Срастался он под сенью дружных муз.

(А. ПУШКИН. "19 ОКТЯБРЯ". 1825 г.)

"...Поверьте, что на свете пег ничего более верного и отрадного, нежели дружба и свобода".

(А. ПУШКИН, ИЗ ПИСЬМА П. А. ОСИНОВОЙ, 1825 г.)

Трудно вообразить себе "живого" Пушкина, не рассказав о его друзьях. Дружбой освящена - освящена, иначе не скажешь! - вся его жизнь и вся его поэзия. Берусь утверждать, что никто из русских поэтов не воспел так дружбу, как Пушкин. И никто не сказал о неверной дружбе столько горьких слов!

Потребность в постоянном дружеском общении развилась в нем в настоящую духовную жажду, и ни от чего он так остро не страдал, как от долгой разлуки с друзьями. И как бурно, по-детски искренне радовался он встрече с ними. Как щедро дарил им себя, свое сердце. Как трогательно умел он восхищаться друзьями, как полно жил их радостями и невзгодами. Как отзывчив он на каждое искреннее проявление дружеского участия и как сторицей вознаграждает каждый сердечный дружеский порыв!

Анна Керн: "Я заметила... что в нем было до чрезвычайности развито чувство благодарности; самая малейшая услуга ему или кому-нибудь из его близких трогала его несказанно"2.

Пушкина явственнее всего представляешь себе в окружении пестрой толпы друзей, приятелей, просто знакомых. Все это вокруг него беспрестанно шумело, шутило, крутилось, заражалось его смехом, остротами, выходками. Когда же он оказывался в уединении, то к друзьям и приятелям летели стаями письма с трогательными дурашливыми обращениями и признаниями, с шутливыми прозвищами:

"Здоров ли ты, моя радость; весел ли ты, моя прелесть", "Напишешь ли мне, мой холосенький" (П. Б. Мансурову). "Милый друг... ты один изо всех моих товарищей... вспомнил обо мне.. " (Я. Н. Толстому). "Мне скучно, милый Асмодей, я болен, писать хочется - да сам не свой", "Прощай, моя прелесть" (П. А. Вяземскому). "Где и что Аипранди? Мне брюхом хочется видеть его" (Ф. Ф. Вигелю). "Милый мой Кривцов, помнишь Пушкина?.. Все мы разбрелись. Все мы переменились. А дружба, дружба..."

(Н. И. Кривцову).

"...Постарайся увидеть Никиту Всеволожского, лучшего из минутных друзей моей минутной младости. Напомни этому милому, беспамятному эгоисту, что существует некто А. Пушкин, такой же эгоист и приятный стихотворец" (А. А. Бестужеву). "Брат, обнимаю тебя и падам до ног [Падам до ног (польск.) припадаю к ногам.].

Обнимаю также и алжирца Всеволожского" (Л. С. Пушкину). "Милый мой поэт... Что не слышно тебя!" (П. А. Плетневу). "Что Карамзины?

я бы к ним писал, но боюсь приличия - а все люблю их от всего сердца"

(П. А. Вяземскому).

У Пушкина чуть ли не все - "милые друзья", всех он готов обнять в своем сердце. В его письмах крайне редко встретишь слова неприязни к кому-либо, тем паче ненависти. Даже заведомых своих недоброжелателей он готов всегда простить, готов пойти на мировую...

"...Пушкин был застенчив и более многих нежен в дружбе", - говорил о нем П. А. Плетнев. "Я не встречал людей, - вторит ему Н. М. Смирнов, которые были бы вообще так любимы, как Пушкин; все приятели его делались скоро его друзьями. Он знакомился скоро, и, когда ему кто нравился, он дружился искренно. В большом кругу он был довольно молчалив, серьезен, и толстые губы давали ему вид человека надувшегося, сердитого; он стоял в углу, у окна, как будто не принимая участия в общем веселии. Но в кругу приятелей он был совершенно другой человек; лицо его прояснялось, он был удивительной живости, разговорчив, рассказывал много, всегда ясно, сильно, с резкими выражениями, но как будто запинаясь и часто с нервическими движениями, как будто ему неловко было сидеть на стуле... Когда он был грустен, что часто случалось в последние годы его жизни, ему не сиделось на месте: он отрывисто ходил по комнате, опустив руки в карманы широких панталон, и протяжно напевал "грустно! тоска". Но анекдот, остроумное слово развеселяли его мгновенно: он вскрикиг.ал с удовольствием "славно!" и громко хохотал.

Он был самого снисходительного, доброго нрава; обыкновенно он выказывал мало колкости, в своих суждениях не был очень резок; своих друзей он защищал с необыкновенным жаром; зато несколькими словами уничтожал тех, которых презирал, и людей, его оскорбивших"4.

И особенно больно, особенно мучительно его ранит неблагодарность, предательство тех, кого он считал друзьями.

Тяжелой душевной драмой для Пушкина стало поведение Александра Раевского, который за глаза посмеивался над страстной влюбленностью поэта в Елизавету Воронцову, хотя и сам добивался у ней успеха. Повидимому, он также был причастен и к полудоносам на Пушкина, носившим политический характер, "неосторожно" разглашая в гостиных то, что поэт поведал ему интимно. Пушкин об этом скоро догадался и отвернулся от коварного друга. Раевский долго не понимал причину внезапной холодности к нему поэта. Пушкин же так описывал свое состояние:

Когда твой друг на глас твоих речей

Ответствует язвительным молчаньем;

Когда свою он от руки твоей,

Как от змеи, отдернет с содроганьем;

Как, на тебя взор острый нригвоздя,

Качает он с презреньем головою,

Не говори: "Он болен, он дитя,

Он мучится безумною тоскою";

Не говори: "Неблагодарен он;

Он слаб и зол, он дружбы недостоин;

Вся жизнь его какой-то тяжкий сон"...

Ужель ты прав? Ужели ты спокоен?

Ах, если так, он в прах готов упасть,

Чтоб вымолить у друга примиренье.

Если в дружеской размолвке недоразумение, поэт не посчитается своим самолюбием и первым протянет руку. Но если...

Но если ты святую дружбы власть

Употреблял на злобное гоненье;

Но если ты затейливо язвил

Пугливое его воображенье

И гордую забаву находил

В его тоске, рыданьях, униженье;

Но если сам презренной клеветы

Ты про него невидимым был эхом;

Но если цепь ему накинул ты

И сонного врагу предал со смехом,

И он прочел в немой душе твоей

Все тайное своим печальным взором,

Тогда ступай, не трать пустых речей

Ты осужден последним приговором.

Узнав о предательстве друга - "злобного гения", - Пушкин порывает с ним все отношения. И что же? Проходит год, и вот он уже без всякого следа обиды справляется о здоровье Александра Раевского у его брата Николая, а когда до поэта доходит весть об аресте бывшего друга после подавления декабрьского восстания, он пишет Дельвигу взволнованно:

"Милый барон! вы обо мне беспокоитесь, и напрасно. Я человек мирный.

Но я беспокоюсь - и дай бог, чтобы было понапрасну. Мне сказывали, что А. Раевский под арестом. Не сомневаюсь в его политической безвинности.

Но он болен ногами, и сырость казематов будет для него смертельна".

Некоторых пушкинистов ставило в тупик такое отношение Пушкина к Раевскому: они не могли себе представить, чтобы к одному человеку были обращены и горькие, обличительные стихи, и теплые слова участия.

Но в этом весь Пушкин! Его ранимость и его всепрощающее великодушие!

Отношения с Раевским не один тому пример. Известно, что даже Дантесу своему убийце - Пушкин перед смертью передал слова прощения.

Пожалуй, нигде так явно не проявилось величие личности Пушкина, как в его отношениях с друзьями. Можно сказать, что у него был особый дар, особый талант на дружбу. Талант этот, однако, благоприобретенный, он не сразу явился в нем.

В Лицее его взвинченность, эксцентричность, болезненно-ранимое самолюбие, за уколы которого он почитал долгом жестоко мстить своим самым сильным оружием - стихами, - все это многих раздражало и отталкивало.