– Не та ли это чешка, которую приставили к вам как холостяку в виде домработницы? – оглянулся на Шернера доктор Браун.

– Эльжбетта? Конечно, она! Я почему-то не заметил ее, но это наверняка была она. Надо бы найти ее. Доктор Браун, ее надо бы найти и вернуть, чтобы она не попала в число тех, кого отправляют в лагерь, где их, очевидно, умертвят ради сохранения секретности.

– С этой просьбой не ко мне, а к господину Скорцени, – безразлично ответил барон. – Хотя на вашем месте я бы не стал отвлекать господина Скорцени подобными просьбами. Это я вам говорю, как ариец арийцу и эсэсовец эсэсовцу.

При этих словах Скорцени иронично взглянул на Брауна: «Аристократы все чаще стали вспоминать, что они арийцы и эсэсовцы. Геббельс может гордиться собой: его пропагандистские зерна попадают в плодородную почву». Для Скорцени не было секретом, что в СС Вернер Браун вступил еще в 1933 году, надев черную форму офицера 4-го кавалерийского эскадрона 6-го полка СС, а в 1940 году стал членом национал-социалистической партии.

Внешне никак не отреагировав на его просьбу, Скорцени попросил Брауна остановить машину возле группы офицеров-эсесовцев и, обратившись к старшему из них, попросил озаботиться судьбой чешки Эльжбетты, фамилию которой Шернер вспомнить так и не сумел.

Кальтенбруннер был мрачнее тучи.

– Колоссальные потери в людях, технике и строениях, – проворчал он в ответ на молчаливый вопрос Скорцени. – Даже не знаю, как обо всем этом докладывать фюреру.

– И можно понять, как трудно сейчас самому фюреру.

– Генерал-майор фон Шамье-Гличинский, лично отвечавший за производство самолетов-снарядов, специалисты по ракетным двигателям Вальтер Тиль и Гельмут Вальтер, многие другие – погибли. Полностью уничтожен поселок технического персонала, разрушены все портовые сооружения, уничтожен кислородный завод, общие потери – около восьмисот человек погибшими, вдвое больше раненых. Кстати, вы хотели найти доктора Шернера. Он жив?

– Чудом удалось спасти.

– Главное, что удалось. Звонил фюрер и интересовался, живы ли Браун и Пенемюнденский Умник. Если бы не подсказка Дорнбергера, я бы никогда не догадался, что речь идет о конструкторе графе фон Шернере. А поскольку о судьбе Шернера ничего известно не было, он приказал выяснить и доложить.

Выслушав короткий рассказ о злоключениях графа, Кальтенбруннер удивился, почему он не пристрелил унтер-офицера прямо там, в назидание другим, и тотчас же распорядился переправить конструктора в Гроссендорфский ракетный исследовательский центр СС, расположенный неподалеку от Данцига.

– Пусть пока побудет там. Пенемюнде Гитлер приказал возродить, усилив противовоздушную оборону. Однако завод по производству ракет и прочих видов оружия особого назначения приказано перенести в горный массив Гарц, в подземелья горы Конштайн,[40] где работы сейчас развернутся со всей мыслимой быстротой.

– Туда бы следовало перенести и лабораторию Шернера. Кроме всего прочего, жизнь в подземельях Конштайн поможет ему со временем адаптироваться в подземельях Рейх-Атлантиды.

– Вы удивляете меня своей дальновидностью, Скорцени, – проговорил Кальтенбруннер, не скрывая ироничности восприятия его забот. – А главное, тем, что вам приходит на ум задумываться над подобными перспективами здесь, посреди этого бомбового ада.

– И чтобы уже покончить с этой проблемой… Шернер просит, чтобы с ним была направлена его домработница-чешка, которая спасла ему жизнь.

– Пусть везет с собой хоть гарем, только бы работал. Я же пойду обрадую фюрера известием о том, что и Пенемюнденский Умник тоже нашелся. Должно же сверкнуть хоть что-то радостное в этом безрадостном дне.

Скорцени и фон Браун переглянулись. Браун понимающе кивнул и пошел обрадовать коллегу. В ту же минуту на крыльце появился генерал-майор Дорнбергер.

– Обергруппенфюрер, вас к телефону. Берлин. На проводе Гиммлер.

Едва Кальтенбруннер взял трубку, как услышал тихий, успокаивающий голос рейхсфюрера СС.

– Докладывайте, Эрнст.

Доклад начальника РСХА он выслушал, не комментируя и не переспрашивая. А когда Кальтенбруннер закончил его, задал один-единственный вопрос:

– Шернер жив?

– Легкая контузия. Его нашли, и сейчас он под моей личной охраной.

– Сажайте его в самолет и увозите оттуда. Только что я беседовал с фюрером, и он с грустью сказал мне, что, скорее всего, Шернер тоже погиб. Это ужасно огорчило вождя.

– Я увожу этого Пенемюнденского Умника в наш эсэсовский исследовательский ракетный центр.

– Прекрасная идея. Я давно искал случая, чтобы вырвать его из Пенемюнде. Все лучшие конструкторские и научные силы должны быть в СС – и только так! Мне недавно дали справку из нашего штаба. Оказывается, уже теперь в рядах СС насчитывается около двух тысяч ученых самых различных областей, причем большинство из них – ведущие специалисты в своей отрасли. А что касается Пенемюнде, то фюрер, конечно, в ярости. Кстати, вы заметили там кого-либо из штаба Геринга, на которого возлагается главная вина за эту трагедию?

– Никого. Мне сказали, что собирался прибыть начальник генштаба люфтваффе генерал-полковник Ганс Йешоннек.

– Этот уже не прибудет. Только что застрелился в своем рабочем кабинете после телефонного разговора с фюрером.

– Представляю себе, какой это был разговор.

– Но в Пенемюнде есть его представитель и друг Шамье-Гличинский, не так давно потерявший почти все свое бомбардировочное соединение в небе Англии.

– Этого уже тоже нет.

– Застрелился?! – почти в ужасе воскликнул Гиммлер.

– Погиб во время бомбардировки.

– Тогда легче. Фюрер не хотел, чтобы Йешоннек брался за пистолет. Он спросил генерал-полковника, знает ли тот, что натворила английская авиация в Пенемюнде. А когда тот ответил, что знает, фюрер сказал: «В таком случае вы знаете, что следует делать», – намекая на то, что генштаб ВВС должен готовиться к ответному массированному налету на Англию. Хорошо, Кальтенбруннер, разбирайтесь там, и пожестче. А я обрадую фюрера сообщением о Пенемюнденском Умнике.

Январь 1939 года. Антарктика.

Борт субмарины «Атлантис».

…Не прошло и получаса, а фон Риттер уже входил в кают-компанию субмарины «Атлантис», где пред ним предстал почти двухметрового роста блондин лет сорока пяти. Барон фон Риттер с любопытством прошелся по нему взглядом: светлые, коротко стриженные волосы, голубые, с легкой поволокой и в то же время как бы подсвечивающиеся изнутри, глаза; а почти классически римский, с едва заметной горбинкой, нос прекрасно гармонировал с четко очерченными выразительными губами и широким, почти раздвоенным волевым подбородком…

– Стало быть, вы и есть Консул Внутреннего Мира?

– Вы не ошиблись, – встретил его едва уловимым склонением головы Консул. На нем был прекрасный, точно по фигуре сшитый зеленый френч с большими накладными карманами и зеленые, навыпуск, брюки. В принципе одеяние это вполне можно было бы принять за военную форму, если бы на ней обнаруживались хоть какие-то знаки различия.

– Я немного знаком с доктринами тайных обществ «Врил» и «Туле». Адепты одного из них – «Туле» свято верят в существование некоей арктической колыбели нынешней цивилизации – страны Туле, идеей обнаружения которой очень увлекаются сейчас в Баварии, где, собственно, это общество и зарождалось.[41]

– При такой информированности вам нетрудно будет общаться со мной.

– Я так понимаю, что Внутренний Мир – название одного из подобных обществ?

– Ошибаетесь, капитан цур зее. Если не ударяться в пространные академические объяснения, то в кратком изложении ситуация выглядит таким образом. Внутренним Миром называется мир, сотворенный одной из ветвей древнейшей человеческой цивилизации.