Сверкали стройные бедра, округлые колени; покачивались груди - то соблазнительно полные, то маленькие и твердые, как недозревшие яблоки; расцветали соски - тепло-коричневые, розовые, золотистые; тонкие руки манили к себе, губы улыбались, волосы - светлые, как лен, огненно-рыжие, каштановые, черные - волнами спадали на хрупкие плечи, локоны змейками вились меж грудей. Женщины плыли вокруг него нескончаемой чередой: своенравная Талин с гордо вздернутой головкой; изящная, похожая на нефритовую статуэтку Лали Мей, императрица Ката с белоснежной кожей; рыжеволосая мейдака Зулькия с блестящими бирюзовыми глазами; Оома, хрупкая и тоненькая, погибшая от чумы в проклятом городе джеддов; золотокожая крошка Митгу; покорная и страстная Вэлли; Лейя, застывшая в холодном величии своей красоты; неистовая Исма; гибкая смуглая Зия; Тростинка, дочь Альса из Дома Осе; Лидор - в облаке пышных золотых волос, горевших вокруг ее лица словно огненная орифламма... Тут были все - царственные воительницы Тарна, смуглянки Зира, надменные амазонки Брегги и Меотиды, высокие и сильные женщины Хайры, быстроглазые тонкие айденитки...

Нет, не все! Нескончаемая карусель вертелась дальше, демонстрируя все новые и новые образцы соблазнительной женской плоти. Кларисса, Элизабет, Энн, Вики Рэндольф, Стелла, Дорис, Эвелин, Памела, Зоэ Коривалл с молочно-белой кожей и вечно вопрошающими глазами... Символы его земной жизни, его основной ипостаси... Как и женщины далеких миров Измерения Икс, они были обнажены, и руки их, гибкие и гладкие, манили, манили к себе, обещая покой и забвение.

Внезапно он услышал стихи. Кто читал их? Зоэ? Она любила поэзию...

Далеко-далеко,

В том краю,

где нет места печали,

Тихо лодка плывет.

Я от берега снова отчалил...

Далеко-далеко

Продолжается жизнь,

начинается день,

Я там был бы

далеко-далеко,

Если б смог долететь...

Блейд пошевелился, застонал - и голос смолк, круг черных таротов внезапно распался. Теперь он сидел в своем кабинете, у роскошного стола, заставленного разноцветными телефонами; ни другую сторону стоял лорд Лейтон - щуплый, горбатый, в старом засаленном лабораторном халате. За спиной его светлости хорошо знакомая комната странным образом деформировалась, уходя куда-то в безмерную даль, в пустоту, в бесконечность.

Вдруг кособокая фигура Лейтона начала расти, вытягиваться вверх и в стороны; теперь над столом Блейда нависал гигант, похожий на хромого Гефеста. В его львиных янтарных глазах мерцало звездное пламя; его ладони с узловатыми могучими пальцами безжалостно давили стадо телефонов; его рот с сухими пепельными губами раскрылся, и Блейд услышал слова. Они шли из чрева исполина, словно там крутилась нескончаемая лепта магнитофона: "Дорогой Ричард! Отбывая в мир иной, я не прощаюсь с вами, я говорю - до свидания. До скорой встречи, мой юный друг! Последнее не означает, что я желаю вам поскорее очутиться в дубовом ящике с кисточками по углам. Я надеюсь на вполне реальную встречу, которая может произойти, если вы последуете моим инструкциям. Инструкциям! Инструкциям!!! Доверяйте Джеку Хейджу! Как мне самому!!!"

Внезапно Лейтон уменьшился в росте, но плечи его были попрежнему широки - только теперь на них сидели две головы. Сначала Блейду показалось, что он видит молодого и старого Лейтона; однако вдруг он понял, что более молодое лицо принадлежит Хейджу. Голова американца повернулась, едва не уперевшись носом в морщинистую щеку старого ученого, и презрительно прогудела: "Напрасно стараетесь, шеф! Вам его не спасти! Сгинет! Сгниет заживо! У него начинается гангрена!"

Потом физиономия Хейджа повернулась к Блейду, и он спокойно, словно читал лекцию, начал вещать: "В составе радиации подавляющего большинства звезд можно выделить ультрафиолетовую компоненту, влияние которой на живые организмы нельзя расценить однозначно. С одной стороны, она губительно воздействует на органические ткани, активизируя их деструкцию и необратимый распад. С другой, под влиянием ультрафиолета хромосомы и другие генные структуры, ответственные за воспроизводство, начинают мутировать; существует мнение, что именно такая трансформация привела к возникновению жизни па Земле - в частности, разумной жизни. Следует также отметить, - тут темные глаза Хейджа многозначительно уставились на Блейда, - что воздействие коротковолнового излучения на больные ткани часто приводит к благотворным последствиям. Вот почему в современной медицинской практике..."

Голос Хейджа удалялся, замирал; стол с разгромленными телефонами и торчавшим над ними двухголовым монстром отъехал, оставляя за собой полосу золотого песка. Стены комнаты раздались и начали таять; за ними серело небо с редкими звездами.

Блейд открыл глаза. Приближался рассвет. Яркие точечки на небосводе исчезали одна за другой, облака на востоке порозовели. В воздухе, сравнительно прохладном - не больше тридцати пяти, - носились какие-то огромные птицы с длинными клювами и сизым оперением; их пронзительные резкие крики разбудили его.

Птицы! Подумать только, птицы - в устье Зеленого Потока! Где же они прячутся днем?

Он пошевелил левой ступней, и горячая волна боли прошла от колена к бедру и выше, через все тело, отдавшись под черепом взрывом гранаты. Стиснув зубы, странник подавил стон. Нет, он не умрет на этом пустынном островке от ничтожной дырки в ноге! Сейчас он даже не думал о том, что Ричард Блейд как таковой в принципе не может умереть. Достаточно ввести себя в легкий транс, сказать три слова и...

Нет, такой исход его не устраивал. Это было поражение, бегство! А Ричард Блейд, несмотря на гибкость ума, на потрясающую приспособляемость, на профессиональное умение подстраиваться к любой ситуации и обращать ее и свою пользу, в одном оставался упрям и тверд, как скала: он не признавал поражений.

Первый солнечный луч скользнул но его лицу, невольно обратив мысли к недавнему сновидению, не столь сумбурному, как прочие. "Воздействие коротковолнового излучения на больные ткани часто приводит к благотворным последствиям. Вот почему в современной медицинской практике..." - внезапно он поймал себя на том, что повторяет последние слова этого двухголового и двуликого чудища, Лейтона-Хейджа. И тут же резко приподнял голову, всматриваясь в край солнечного диска, торжественно поднимавшегося над океаном под аккомпанемент птичьих криков.