Найла снова слабо улыбнулась.
- Да, там ты не уживешься, Эльс. Но все равно, спасибо всем богам Айдена, Ксама и Калитана, что я встретила тебя.
- Калитана? Значит, ты родом оттуда?
- Не совсем... Ты же сам сказал - колдунья с Юга... не очень умелая, раз ты раскусил меня так быстро. Но все, что я рассказывала тебе про Калитан - правда. Ну, почти правда... кроме истории о том, как я очутилась в Потоке.
Внезапно судорога исказила ее лицо, и Найла произнесла - быстро, сбивчиво:
- Эльс, блокада кончается... кончается... Я ухожу, милый... Запомни опознаватель... твой опознаватель... нажми четыре раза... в такт вдохам... два вдоха пропусти... снова нажми два раза... Это - сигнал, просьба о помощи... За тобой прилетят... - Слова торопливо текли с ее губ, кожа посерела, в уголках рта снова показались алые пузырьки. - И скажи им, что ты был со мной до самого конца... что я умерла счастливой... - Пальцы Найлы в предсмертной агонии скребли по палубе, по гладким доскам дерева тум, побуревшим от ее крови. - Эльс... Рахи... прощай, любимый...
Блейд поднялся и вытер глаза. Он смотрел на тело девушки, лежавшее у его ног, и давний сон промелькнул перед его застывшим взглядом. Найла, мертвая, вот так же скорченная, выплывает из мерзкой жидкости, кипящей в полумраке пещеры... а над ней приплясывает торжествующий Бур.
Создатель, зачем он оставил ее тут! Потирая висок, Блейд уставился на восходящее солнце; звуки лютни Найлы звенели у него в ушах. Что она пела в последний раз?
Кто-то хотел сделать ночь
Из теплых красок,
И выстелить небо ковром
Из звезд и сказок.
Кто-то хотел сделать день,
Зажечь на холмах огни,
Сбежать за седьмой горизонт,
Вернуться назад другим...
Кто-то хотел быть со мной,
Чтоб драться и пить вместе,
И вместе стоять под стеной,
Таинственной и отвесной.
Но кто-то решил, что я свят,
И нам с ним - не по пути
Вот, брошенный
всеми
подряд.
Я слепо бреду один...
Он потряс головой, избавляясь от наваждения, перевернул девушку на живот и осмотрел страшную рану от удара топора над самым крестцом - больше нигде ее не коснулись ни оружие, ни рука насильника. Потом снова положил Найду лицом вверх, к солнцу, и прикрыл веками ее незрячие глаза.
- Лучше так, малышка, - пробормотал он, - чем в котле у Бура или в лапах Канто. Лучше уж так...
* * *
Старый Порансо был в восторге.
- Ах-па! О! Угум! - он издавал все эти междометия, сидя со скрещенными ногами на ковре, расстеленном рядом с его роскошным паланкином, и довольным взглядом озирал бухту. Настилы пирсов уже были очищены от тел, палуба "Катрейи" выскоблена до блеска. Стоял ранний вечер, и в Ристу наконец добралось подкрепление из восточных и южных деревень.
- Ты и вправду великий воин, Эльс-хайрит! Сорок сотен брогов прибиты камнями на берегу! А-хой! Ах-па! Двадцать сотен изрублены у причалов! Хо! лайот гладил себя по животу с таким видом, словно сам проглотил вражеское воинство - Даа-а... Половина! Половина воинов с этой кучи карешиного помета, с этого мерзкого островка пожирателей падали! И притом - их лучшие бойцы!
Блейд, тоже скрестив ноги, сидел напротив Порансо с застывшим лицом. На коленях его лежал меч, в пышных перьях ковра серебрилось лезвие франа. Он по-прежнему был в сапогах и кожаных доспехах.
Лайот щелкнул пальцами, и раб подал ему чашу горячительного; затем обнес вином Блейда, Магиди и Сетрагу, младшего из принцев, который привел в Ристу полторы тысячи своих лучников.
Порансо громко глотал, алые струйки вина текли но его подбородку, и Блейд вдруг вспомнил, как лопались кровавые пузырьки на губах Найлы. Дернув щекой, он приник к чаше.
Порансо допил вино, рыгнул и, закатив кверху глаза, мечтательно повторил:
- Половина! А что у нас? - его взгляд обшарил бухту, потом лайот повернулся и посмотрел на выгоревшую окраину деревни. - У нас - лучше некуда! Десяток сгоревших хижин, сотня убитых стариков да две сотни женщин! Зато нам достались их пироги! Отличные лодки! И целые горы оружия!
На щеках Блейда заходили желваки, но он сдержался. В бухгалтерских книгах этого дикаря жизнь Найлы шла по цене вязанки стрел... может быть, она не стоила и медного наконечника.
Он вздохнул и снова отпил вина. Риста опротивела ему - как-то сразу и навсегда. Он хотел оказаться в море, подальше от места, где закончилась жизнь его подруги. В море, на "Катрейе", вместе с ее телом... Он не оставит ее здесь! Пусть лежит в своей каюте, на своем корабле, по палубе которого ступали ее босые ножки...
Блейд швырнул рабу опустошенную чашу и мертвым тихим голосом сказал:
- Свое обещание я выполнил, лайот. Ты можешь сложить шесть холмов из каждой тысячи вражеских трупов. Или одну гору, как больше понравится. Он помолчал. - А теперь я хотел бы уйти.
- Но как же так, мой добрый сайят Эльс? - брови Порансо взлетели вверх в деланном недоумении. - Ведь только половина брогов мертва! Осталась еще половина! Или я неправильно считаю? - он посмотрел налево, на туйса Сетрагу, потом направо, на жреца Магиди, словно искал у них поддержки, и Блейд понял, что старый клоун собирается опять торговаться с ним. Жрец укоризненно покачивал головой, явно не одобряя действий своего повелителя; принц же откровенно ухмылялся. "Ну, погоди, - мстительно подумал Блейд, сейчас ты запоешь подругому!"
- Теперь тебе будет несложно захватить Брог, - его голос был по-прежнему тих и ровен. - Ты можешь плыть медленно по Той Стороне - хоть целый месяц! Пусть броги узнают, что ты идешь на них.. Пошли двести пирог... триста... у них сейчас не хватит сил остановить такое войско. Я тебе больше не нужен, лайот.
- Нет, ты не прав, мой добрый сайят Эльс! Ты должен...
Блейд резко выпрямился.
- Я - не твой добрый сайят, Порансо! И я никому ничего не должен! Он поднял фран и теперь медленно покачивал его на ладонях. - Меня зовут Эльс Перерубивший Рукоять. Знаешь, почему? Я рассек вот такое же древко из волшебного дерева, - он вытянул вперед руки с оружием. - Его не берут ни мечи, ни топоры - ни из желтой меди, ни из прочного железа... А я - я его разрубил! - Блейд помолчал, чтобы это предостережение как следует уложилось в голове лайота. - И знаешь, что я сейчас сделаю?