Пролог

Звон. Еще раз. Этот звук в моей голове. Эта мелодия. Она играет каждую ночь, каждый раз, когда я закрываю глаза и окунаюсь в другой мир. Тихая, плавная- в один момент, и резкая, бушующая, словно взрыв вулкана- в другой. Детская колыбельная прерывается шумом оркестра. Скрипка. Ее я слышу громче всех. И вижу образ. Образ, возникающий там, в зале- большом, наполненном людьми. Она играет. Играет так, будто в последний раз. Будто знает, что не возьмет свою любимую скрипку больше никогда. Не приложит подбородка, не проведет смычком по струнам, издающим ее любимые звуки. И все это происходит на самом деле: доиграв сонату, она останавливается, чтобы отдышаться, а потом падает. Но падает не громко, а тихо. Совсем тихо. Как перина, плавно ложащаяся на поверхность земли. И засыпает. Занавес закрывается, мелодия затихает и остается кромешная темнота, где нет ни единого звука. И тут, я просыпаюсь.

Глава 1.

Должно быть, я бы так и остался жить в своем сером мирке, если бы в один прекрасный день я не познакомился с человеком, изменившим меня и мою жизнь, открывшим мне мир с другой стороны, «под другим углом». Хотя, по правде сказать, мы изменили друг друга вдвоем. Мы ворвались в наши мирки не стучась, не прося войти – нагло, порывисто, смело. Но мы и не были против.

То была весна. Очень холодная весна. Кое-где все еще лежал слой снега, властвовали мороз и холодные ветра, а гололед вызывал у людей негативные эмоции и проявление осторожности. За эту зиму я успел отбить себе все, что смог. И потому с нетерпением ждал прихода весны. Но весна, по-видимому, не сильно к нам спешила.

Глядя на бушующую метель за окном, я совсем не обращал внимания на монолог учителя. Да и одноклассники тоже не особо вслушивались в его тираду. Всем поскорее хотелось вернуться домой и заняться своими делами, вместо того чтобы скучающе смотреть в пустоту и выслушивать объяснения учителя на непонятном для них языке.

Физику в моем классе никто не любил. Я, впрочем, вхожу в этот список. И место я занимаю предположительно в самом начале. Я никогда не понимал этот предмет, а может и вовсе не хотел его понимать. Он мне вечно казался скучным, нудным и непонятным. Потому и оценки у меня были не самые лучшие. В точных науках я никогда не был профи, мою жизнь занимала музыка. С самого раннего детства я жил среди музыки. Она окружала меня, занимала меня. Мои родители были музыкантами. Мама ездила на гастроли, привлекала внимание зрителей своей очаровательной игрой на виолончели, а отец был преподавателем музыки в музыкальной школе, куда я после был отправлен.

Раньше отец мне говорил, что, когда я был маленьким, моя мама постоянно слушала Паганини и Вивальди, потому у меня такое большое пристрастие к этим композиторам. Они надеялись, что когда-нибудь я стану таким же известным и талантливым.

Я тоже надеялся.

Я упорно занимался игрой на различных инструментах и освоил игру на скрипке, фортепиано, контрабасе и виолончели. Но больше меня привлекала утонченная скрипка, издающая нежные и волнующие душу звуки. Я брался за самые сложные произведения, резал пальцы в кровь, и порой это пугало моих родителей, но я не мог остановиться. Я был зависим от музыки, от скрипки.

Видя мое дикое пристрастие к музыке, мои родители помогали мне, направляли в нужное русло, советовали. И мои успехи их поражали. Я видел гордость в их глазах, и моя душа переполнялась счастьем. Но к сожалению я больше не смогу услышать теплых слов матери, в которых таилась вера в меня, поддержка; не почувствую тяжелую руку отца на своем плече и не увижу полный гордости взгляд.

Судьба их оказалась жестокой по отношению к ним: они погибли в салоне автомобиля. Причиной смерти являлось столкновение с фурой, которую занесло на дороге. Эта была самая холодная зима для меня. Я никогда не был настолько одинок как тогда.

И даже тут спасала меня музыка.

Поначалу было нелегко: она напоминала о родителях, которые были связаны с музыкой так же, как и я. Играя, я видел их образы, слышал их отдаленные голоса. В душе отдавало неприятной ноющей болью, к глазам подступали слезы. Справиться с болью мне помогала моя тетушка Агата, младшая сестра моей мамы. Не имея своих детей, она воспитывала меня как родного сына. Я редко заставал её плачущей, и на то есть объяснение – её желание не отягчать и без того мое тяжелое положение. Но даже если она и старалась скрыть от меня слезы, мокрые от слез глаза выдавали её. Тогда я обнимал её, и наша боль от утраты сливалась в одно целое. Тогда и переносить её было легче.

Но мне начинало казаться, что моя игра становилась хуже.

Учителя первый год не давили на меня, прощали мои промахи. Но их взгляды, полные сочувствия, и перешептывания о том, какой я бедный и несчастный, как судьба сыграла со мной злую шутку, вызывали у меня раздражение. Я не хотел выслушивать их соболезнования, перешептывания, чувствовать на себе их косые взгляды. Мне хотелось выплеснуть на них свою ярость, разбросать все их документы, лежащие на столе, крушить мебель. Я хотел, чтобы меня оставили в покое. Дать ранам затянуться, а не вскрывать их день за днем.

Раздавшийся звонок оповестил об окончании урока и я, запихнув учебник в портфель и закинув тот на плечо, вышел из кабинета, не глядя по сторонам. Учебный день подошел к концу, благодаря чему я мог вздохнуть спокойно. Я с самого детства не особо любил школу и предметы, которые там преподают. Но, несмотря на это, учился я вполне нормально. А вследствие аварии и потери родителей моя успеваемость снизилась, и сейчас мне с трудом удается её подтянуть.

Ученики уносящим потоком высыпали на улицу, радуясь, несмотря на льющий как из ведра дождь, возвращению домой. Благо за мной приехала тетя, ведь я как обычно забыл главный предмет в такую погоду – зонтик. Увидев тетушкин «опель» у подъездной дороги, я двинулся прямиком к нему. Она встретила меня радушно, с нежной улыбкой на устах.

-Как твой школьный день? – поинтересовалась она, глядя на меня в зеркало заднего вида. Она часто задает мне этот вопрос, надеясь, что в моей жизни что-то меняется, происходит что-то хорошее, изменяя меня.

-Все как обычно – ничего криминального, - отозвался я, бросив портфель на заднее сиденье и примостившись подле него. – Меня хотят взять на дополнительные занятия из-за плохой успеваемости.

-А ты?

-А я не хочу.

Тетя как-то странно посмотрела на меня, будто я сморозил глупость. Хотя, может, это действительно глупо. Ведь дополнительные занятия должны помочь мне, но я не изъявляю желания сидеть там еще несколько часов.

-А как же выпускные экзамены?- с беспокойством в голосе вопрошала тетя.

-Как-нибудь сдам,- без эмоций ответил я, следя за стекающими по окну каплями.- Все равно я буду поступать в консерваторию.

Она тяжело вздохнула.

-Делай как знаешь,- обреченно изрекла Агата.

Пока мы ехали, я смотрел на тетю Агату в зеркало заднего вида и изумлялся её красоте. Её светлые с едва заметной проседью волосы были заколоты в пучок, из которого выбивалась пара прядей. На лице не виднелось морщинок, она совсем не походила на женщину своих лет. Агата выглядела моложе, свежее, чему могли бы позавидовать женщины её возраста. Вдруг её взгляд скользнул на зеркало и наши взгляды встретились. У неё были большие темно-карие глаза, в обрамлении густых ресниц. Они, насколько я помню, никогда не отражали гнева. Огорчение – да. Горе - да. Но ничего похожего на ярость там не зарождалось.