— Вы угробили меня, — обратился он к нам. — Я по горло в дерьме.

— Что случилось? — спросил Коуди, не впечатленный его горячностью.

— Мои ребята явились в дом Морленда. Судья был в ярости. Он позвонил мэру, и тот позвонил шефу, который только что звонил мне. Судья утверждает, что Гэрретт всю ночь был дома с ним, и отказывается посылать сына отвечать на вопросы. Он сказал, что мистер Мак-Гуэйн преследует его из-за юридического дела, а Коуди Хойт никудышный коп, который полностью вышел из-под контроля. Шеф спрашивал меня, почему я общаюсь с вами, Коуди.

Тот пожал плечами.

— Черт бы побрал вас обоих. — Торклесон поднялся. — У меня жена, маленькая дочка и много лет впереди. Я не могу позволить вам продолжать это.

— У меня тоже жена и маленькая дочка, — сказал я. — Речь идет о том, чтобы мы оставались вместе.

Торклесон хотел напуститься на меня, но Коуди встал и положил руку ему на плечо.

— Все это говорит нам о многом, — сказал он. — Это означает, что судья осведомлен о делишках Гэрретта. Мы интересовались, действуют они совместно или порознь. Сейчас мы знаем, что совместно. Наконец, у нас появилась хоть какая-то ясность, несмотря на все неприятности.

Торклесон стряхнул руку Коуди, его лицо все еще было красным. Я чувствовал к нему жалость, несмотря на слова Коуди.

— Джентльмены, вы здесь из-за Брайена Истмена?

Никто из нас не видел, как в коридор вышел хирург. Он был низеньким и тощим, в испачканном кровью зеленом халате.

— Сожалею, — продолжал он, не глядя ни на кого из нас. — Мистер Истмен скончался.

— Он мертв? — спросил Торклесон.

— Вероятно, это к лучшему, — сказал врач. — При таком повреждении мозга он мог никогда не прийти в себя.

Я опустился на стул, закрыв лицо руками.

Мы потеряли нашего адвоката и нашего друга.

Глаза Коуди наполнились слезами.

— Я жалею, что был суров с ним, — сказал он. — Бедняга этого не заслуживал.

В бюро что-то происходило. Это не был заговор молчания, где все, кроме жертвы, вроде бы что-то знают. Просто при сложившихся обстоятельствах собрание за закрытой дверью, начавшееся раньше, чем собрался персонал, и все еще продолжающееся в девять утра, указывало на какие-то неприятности. В коридорах, кабинетах и отсеках было тихо. Ни оживленных разговоров, ни смеха — только перестук компьютерных клавиатур. Я видел Пита Мэксфилда, работающего по связям с общественностью, который шел по коридору к комнате отдыха, дергая себя за воротник, словно от жары. Он выглядел виноватым. По пути за кофе я заглянул в офис Линды ван Джир спросить ее, в чем дело. Она всегда все знала, но ее не оказалось за столом.

Я спросил Сисси, секретаршу в приемной, когда Линда вернется.

— Она здесь, — ответила Сисси. — На совещании у мистера Джоунса.

— Кто еще там?

— Мистер Дуган из мэрии.

Во рту у меня пересохло.

Похороны Брайена были назначены на пятницу. Из-за его видного положения в Денвере сообщения об убийстве заняли первые полосы газет. Мэр Хэлладей появился на ступеньках ратуши и сказал, что горюет и гневается из-за потери городом великого человека. Когда репортер одного из каналов спросил его, было ли это преступлением из ненависти, учитывая хорошо известную сексуальную ориентацию Брайена, Хэлладей взорвался, сказав, что если это так, то лично позаботится, чтобы прокурор потребовал для убийцы максимально возможного наказания. Денвер не потерпит ненависти, заявил мэр. Его сменил шеф полиции Денвера, сказавший, что департамент расследует каждую нить, ведущую к преступлению, и он не сомневается, что аресты произойдут до конца недели. Благодаря Коуди я знал, что у Торклесона и копов не больше доказательств, чем вчера, но шеф поручил дело еще нескольким детективам, и они допрашивали каждого, кто мог видеть Брайена или его убийц той ночью.

Мелисса была убита горем. Брайен был ее лучшим другом.

— Он отдал жизнь за нас, — говорила она сквозь слезы.

Я не знал, что ответить, и просто обнимал ее. При этом я смотрел на Энджелину, сидящую на высоком стульчике, к счастью не ведающую о происходящем. Больше она не увидит дядю Брайена, но объяснить ей это было невозможно.

Коуди делил время между своим и нашим домом. Репортеры, осаждавшие его квартал, исчезли, пустившись по следу убийства Истмена. Когда я видел его, он казался таким тихим, словно его там не было. Я не мог определить, лишило его дара речи убийство Брайена или он обдумывал какой-то план. Я знал, что он перебирал список телефонных звонков Брайена один номер за другим, используя наш компьютер для их сравнения и составляя перечень установленных имен.

Я беспокоился, что может объявиться Джетер Хойт, так как он оставил у себя конверт, и с облегчением узнал, что зимняя буря обрушилась на Монтану, похоронив ее под восемнадцатью дюймами снега.

Сисси просунула голову в мой кабинет и что-то прошептала.

— Прошу прощения?

— Мистер Джоунс хотел бы видеть вас в своем кабинете.

Я глубоко вздохнул, поправил пиджак и галстук и двинулся навстречу увольнению.

— Садитесь, Джек, — сказал Тэб Джоунс.

По печальной улыбке Линды, войдя в кабинет, я мог определить, что мое предположение верно.

— Вы знакомы с Джимом Дуганом, — сказал Джоунс, когда Сисси вышла и закрыла дверь.

Я кивнул. Дуган пожал мне руку. Он казался почти добродушным. Несмотря ни на что, он по-прежнему мне нравился.

— Линда, — сказал Джоунс, — вы хотите сообщить Джеку, что́ мы выяснили сегодня утром?

«Джек, — должна была бы сказать Линда, — полиция говорит, что ты замешан в убийстве человека по имени Пабло Луис Кадена. Они также говорят, что ты на прошлый уик-энд ездил в Монтану, чтобы нанять громилу для запугивания восемнадцатилетнего мальчишки».

Вместо этого она сказала:

— Мэлколм Харрис был арестован этим утром в аэропорту Хитроу, прежде чем он сел на самолет, следующий прямым рейсом из Лондона в Денвер.

— Что?! — Это пришло из ниоткуда.

Линда посмотрела на Дугана, и тот продолжил:

— Вашего друга Мэлколма Харриса подозревают в том, что он очень крупная рыба в международной сети педофилов. Скотленд-Ярд и Интерпол долго работали над этим делом, и сегодня они спустили курок и произвели дюжины арестов по всей Европе. Харрис считается одним из главарей. Это скверная история, Джек. Покупка и продажа не просто детской порнографии, а самих детей, групповые секс-туры в Азию и так далее.

Я вспомнил долгие задержки Харриса в «офисе» в глубине бара в Берлине и как он возвращался оттуда покрасневшим. Вероятно, Фриц — несомненно, тоже педофил — держал в своем компьютере фотографии детей… А может, там был и живой ребенок? О боже! Я почувствовал тошноту.

— С вами все в порядке? — спросил Дуган.

— Он казался мне немного странным, — промямлил я. — Но я не мог понять, в чем дело.

— Странным? — Джоунс приподнял брови.

— Дайте ему прийти в себя, Тэб, — вмешалась Линда. — Я знала Мэлколма задолго до того, как Джек стал у нас работать. Я всегда считала его странным, но не подозревала ничего подобного. — Она сухо усмехнулась. — Нам приходится иметь дело со многими странными людьми.

Я припомнил, как он смотрел на фотографию Энджелины, словно видел ее раньше. Очевидно, ублюдок повидал столько фотографий маленьких девочек, что стал в них путаться.

Многие слова Харриса теперь обретали новый смысл.

«Ползучий фашизм политкорректности».

«У вас нет бюрократов, которые заглядывают вам через плечо посмотреть, как вы живете, как говорите и думаете, с кем общаетесь».

«На сегодняшний вечер видел достаточно».

Его радость по поводу того, как ресторан размягчал телятину…

Джоунс уставился на меня.

— Послушайте, — сказал я. — Вы же не думаете, что я знал об этом?

— А вы не знали? — Джоунс снова поднял брови.