Придя к этому неожиданному выводу, Августин открыл новую эпоху в истории Западной мысли. Ни один из древнегреческих философов не мог бы и помыслить о том, чтобы сделать религиозную веру в какую бы то ни было Бого-откровенную истину стартовой позицией рационального знания. Собственно говоря, Сократ, Платон, Аристотель и даже Эпикурейцы занимались тем, что рафинировали и рационально интерпретировали грубые мифы греческого язычества. Наивысшим типом религиозной мысли у древних, намного превосходящим все остальные, было то, что предлагали древние философы. С приходом Бл. Августина, однако, началась новая эпоха, в которой наивысшим типом философского мышления, превосходящим намного все остальные, уже будет то, что предложат теологи. Следует признать, однако, что вера последователей Августина предполагает некоторое использование естественного разума. Мы не можем верить во что-либо, будь то слово самого Бога, если мы не найдем какой-то смысл в тех формулах, в которые мы верим. И трудно ожидать, что мы будем верить в Откровение Божье, если только мы не получим достаточные основания думать, что такое Откровение действительно имело место. Как сказали бы современные теологи, существуют побудительные мотивы уверования. И все же, как бы то ни было, даже наиболее убедительные аргументы, которые позволяют поверить в то, что Бог открылся нам со своим Словом, ограничиваются лишь самой этой верой. Однако вера в то, что Бог открылся нам со своим Словом, и в то, что сказанное Им есть истина, уже представляет собой нечто совершенно отличное от рационального понимания истины, которую мы принимаем через веру. Мы верим, что это есть истина, но ни один христианин не может надеяться на то, чтобы знать наверняка, по крайней мере в этой жизни, что действительно истинно то, во что он верит. И все же среди тех истин, в которые он верит, христианин находит Божественное обещание иметь возможность созерцать Бога своей веры и в этом созерцании находить вечное блаженство; отсюда, уже в этой жизни, его страстное стремление исследовать таинства Откровения с помощью естественного света разума. Результат таких усилий и есть именно то, что Августин называл intellectus, т. е. понимание, иначе говоря, некое рациональное проникновение (insight - способность проникновения в суть) в содержание Откровения, при котором человеческий разум нащупывает свой путь к полному свету блаженного видения.

Таково окончательное значение знаменитой Августиновской формулы: «Понимание есть вознаграждение веры. Посему не стремись понимать то, во что можешь верить, но верь в то, что можешь понять» (О Евангелии от Иоанна; 24, 6). А вот еще одна цитата, на ту же тему, но более обширная: «Если бы верить было одним, а понимать другим, и если бы нам не нужно было верить в то великое и Божественное, которое мы жаждем понять, Пророк высказался бы понапрасну, когда он сказал: «Если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены» (Ис., 7, 9). Сам наш Господь своими словами и деяниями наставлял тех, кого он призывал к спасению, в том, чтобы они сначала уверовали. Но позже, когда Он говорил о даре, который Он даст верующим, Он не говорил: «Сия есть жизнь вечная, в которую вы можете уверовать», но говорил: «Сия же есть жизнь вечная,- да знают Тебя, единого истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа» (Иоанн, 17, 3). Более того, Он сказал тем, кто уже уверовал: «Ищите и найдете» (Мф., 7, 7). Ибо то, во что веруешь, нельзя назвать найденным, и никто не может найти Бога, если не поверит сначала, что в конце концов он Его найдет... То, что мы ищем по Его призыву, мы найдем благодаря тому, что Он нам это явит настолько, насколько вообще возможно таким, как мы, найти это в здешней жизни... и мы должны, конечно же, верить, что после земной жизни этого удастся достичь и понять это более ясно и более полно» (О свободной воле; 11; 2, 6).

Таким образом, из этого ясного заявления Августина следует, что Откровение зовет нас уверовать; что если мы не уверуем, мы не поймем; что, отнюдь не призывая нас отбросить разум, Евангелие само пообещало тем, кто ищет истину в Бого-откровенном слове, вознаграждение в виде понимания. Отсюда явствует, что вместо того, чтобы в конце концов отвергнуть греческий идеал философской мудрости, учение Бл. Августина достигало преобразования этого идеала. То, на что надеялись величайшие среди язычников, такие,. как Платон и Плотин, стало достижимым. Ибо греческие философы страстно любили мудрость, но уловить ее не могли, а вот теперь эта мудрость была предложена Самим Богом всем людям как способ спасения через веру и философам как наивернейший указатель пути к рациональному пониманию.

Начиная с четвертого века по Рождеству Христову и вплоть до наших дней, всегда существовали мыслители, которые поддерживали или оживляли Августиновский идеал Христианской Мудрости. Все члены «группы Августина» сходны в том, что все они принимают один и тот же основополагающий принцип: если не уверуешь, то и не поймешь. Более того, будучи христианами, все они согласны и в том, что только умопостигаемая вера есть вера в Христианское Откровение. И все же, несмотря на общий дух, присущий этой удивительно сплоченной группе, каждый из ее членов всегда отличался своей собственной оригинальностью. Нельзя не узнать члена «группы Августина», если встречаешься с ним при изучении истории мысли, но не так легко догадаться, что же он скажет. Причиной тому следующее: хотя все члены «группы Августина» придерживаются одной и той же веры, где бы и когда бы они ни жили, не все из них используют свое разумение одинаковым образом. Вера, которой придерживался Августин в IV веке, была в основе своей той же, что и вера Св. Ансельма в XI в. и Св. Бонавентуры в XIII в., Мальбранша в XVII в. и Джиоберти в XIX в., но если их общий набор убеждений обнаруживает замечательную стабильность, то общепринятые взгляды на использование разума постоянно менялись в обществе, которое их окружало. Короче говоря, все члены «группы Августина» согласны в том, что если мы не уверуем, мы не поймем; и все они согласны в том, во что именно мы должны уверовать, но не всегда среди них обнаруживается согласие относительно того, что же нужно понять.

Отсюда проистекает замечательная способность «группы Августина» выдерживать испытание временем. Самые радикальные интеллектуальные революции лишь дают августиновцам новые возможности продемонстрировать свою неиссякаемую жизненность. Для самого Бл. Августина совершенным типом рационального знания была философия Платона в том ее облике, который она приобрела после ревизий и обновлений, проведенных Плотиной. Соответственно, при наличии его собственного представления о том, что есть рациональное знание, вся философская деятельность Бл. Августина необходимо должна была быть рациональной интерпретацией Христианского Откровения в терминах платонической философии. Как писал позже Св. Фома Аквинский: «Августин шел следам платоников столь далеко, насколько вообще для него это было возможно»[1]. Даже самое тщательное историческое исследование может лишь подтвердить заявление Фомы. Августиновские концепции человека, соотношения души и тела, чувственного и интеллектуального знания явно представляют собой христианское переосмысление соответствующих воззрений Платона и Плотина. Уже сами по себе эти попытки христианской реинтерпретации платонических взглядов и идей «обрекали» Августина на оригинальность. Во всех его работах платонический остов, так сказать, взламывается изнутри под давлением христианского содержания этих работ. В большинстве случаев это было неизбежно, но особенно тогда, когда Августину приходилось превращать платонический Логос в Слово Св. Иоанна или трансформировать платоническую доктрину «воспоминания» в христианскую доктрину Божественного просвещения. И все же после всего сказанного можно утверждать, что практическим результатом философских размышлений Августина было достижение платонического понимания Христианского Откровения.

Обратимся теперь к рассмотрению другого мыслителя этого типа - к Св. Ансельму Кентерберийскому. Как он сам неоднократно заявлял, его намерением было перевысказать то, что уже было высказано его учителем Августином. Именно это он и делал. Более того, Ансельм был настолько глубоко убежден в обоснованности августиновского метода, что наиболее совершенные дефиниции следует искать в сочинениях Ансельма, а не Августина. Именно Ансельму, а не Августину принадлежит знаменитая формула: credo ut kitelligam (верить, чтобы понимать): «Я не стремлюсь, о Господи, проникнуть в величие Твое, ибо никоим образом я не полагаю, что мое понимание способно на такое, но я стремлюсь понять хоть в какой-то степени Твою истину, в которую мое сердце верит и которую оно любит. Ибо я не ищу того, чтобы понять, дабы уверовать, а я верю, дабы понять. Ибо я верю также в то, что если бы я не уверовал, то я бы и не понял». Однако Ансельм писал свои трактаты в самые последние годы XI века; ему не пришлось подвергнуться испытаниям, подобным тем, которые обратили Августина в Христианскую веру, и он не был обязан ни Платону, ни Плотину своим открытием того, что же такое есть интеллектуальное знание. Для него так же, как и для его современников, рациональное знание было логическим знанием. В его представлении и в представлении его учеников рациональное доказательство (demonstration) было диалектическим доказательством, полученным путем безупречно связанных силлогизмов. Иначе говоря, во времена Ансельма общепринятой образцовой наукой была Логика. При таких условиях сама попытка достичь рационального понимания Христианской веры обязательно должна была привести к новому переводу Христианских верований в термины логического доказательства.