Робин. Да. Его лучше всего проводить, когда участники еще не познакомились. Участников объединяют в группу и каждого просят выбрать из группы человека либо напоминающего кого-то в собственной семье, либо, наоборот, восполняющего, по их мнению, недостающее «звено» в их семье. При этом, заметьте, участникам не разрешается разговаривать. Они встают и отправляются на поиск, оглядывая всех подряд. А когда группа разбилась на пары, всех просят коротко между собой выяснить, если смогут, почему же они объединились, то есть их побуждают определить сходство в происхождении. Далее каждую пару просят подобрать себе другую пару — объединиться в четверки. А затем каждой четверке предлагают разыграть семью, распределив соответственно роли. И они опять выясняют, как родные семьи у каждого «за спиной» повлияли на их нынешний выбор. Наконец, участники сообщают всей группе, что они обнаружили.

Джон. И что же они обнаружат?

Робин. А то, что каким-то образом каждый выбрал троих, чьи родные семьи функционировали сходно с его собственной.

Джон. Функционировали сходно?..

Робин. Ну, все четыре семьи, к примеру, обходили кого-то из своих вниманием и заботой или, возможно, похоже проявляли гнев, зависть; может быть, в этих семьях отношения приближались к инцесту, а может, от каждого ожидали неизменного оптимизма. Обнаружится, что отцы оставляли семьи как раз в самый «неподходящий» момент или что все четыре семьи понесли какую-то невосполнимую утрату, пережили какие-то испытания, когда представляющие эти семьи учасгники нашей группы были в одном возрасте.

Джон. А не оттого ли есть совпадения, что их потребовалось найти?

Робин. Находится ряд связанных совпадений. Произвольным толкованием факт едва ли объясним. Возможно, сказанное не слишком убедительно для постороннего, но поучаствуйте в таком эксперименте — Вы поразитесь.

Джон. Хорошо, ну а те, кто остался у стеночки… Что о «невыбранных» скажете?

Робин. Как ни странно, именно они, «невыбранные», решили дело — окончательно исключили для меня случайность в происходящем. Первый раз, когда я проводил это упражнение для двадцати, примерно, психотерапевтов, специализирующихся на семейных отношениях, я вдруг забеспокоился, что объединившиеся по «остаточному» принципу почувствуют себя отвергнутыми. И начав опрос четверок — какое семейное сходство они обнаружили, — я (теперь уже я) оставил «остаточную» четверку напоследок. Честно говоря, боялся — как отреагируют. Но они увлеклись экспериментом не меньше, чем другие участники. Они обнаружили, что все воспитывались либо у приемных родителей, либо в сиротских приютах. Они все с раннего возраста ощущали свою отверженность и каким-то непостижимым образом — но безошибочно — «нашли» друг друга в группе!

Джон. Значит, всякий раз участники этого упражнения выбирают друг друга по ряду удивительных соответствий в их происхождении — по сходству семейной истории, семейных отношений.

Робин. Совершенно верно.

Джон. А какая связь между их выбором и нашим… в любви?

Робин. Самая непосредственная. Есть много причин, по которым люди вступают в брак, в основном понятных. Один из пионеров семейной психотерапии 60-х годов, Хенри Дике, свел их в три главные категории. Во-первых, это факторы социального характера: классовая принадлежность, вероисповедание, уровень дохода. Во-вторых, осознаваемые причины, вроде внешней привлекательности, общих интересов, ну, и прочие обстоятельства, которые при выборе для вас ясны. В-третьих, это неосознанное «тяготение», про которое люди как раз и говорят: «Химия».

Джон. И описанное Вами упражнение иллюстрирует эту третью группу причин, откуда понятно, что люди выбирают друг друга неосознанно, из-за сходства в их семейной истории со всеми ее поворотами.

Робин. Именно. Не забыли — наши участники подбирают «двойника» кому-то из своей семьи либо — «замену» недостающему члену семьи? Но они же все чужие, никакого наследственного сходства во внешности, в облике у них нет! Тем удивительнее, что они, лишь «на глаз» прикинув, все равно выбирают людей с поразительно похожим детством или тем же набором семейных проблем.

Джон. Иными словами, свои семьи мы носим с собой, где-то в себе и «сигналим» об этом, так что другие, с подобной «ношей», уловят сходство?

Робин. Да, а соединяясь с такими людьми, мы, в определенном смысле, воспроизводим свои же семьи… Потрясены?

Джон. Спрашиваете! Для Вас, психиатра, наша всеобщая зависимость в действиях от неосознаваемых сил, наверное, профессиональное «общее место», но когда посторонний вдруг слышит, что же он вытворяет, знать не зная, почему, еще бы человеку не поразиться. Взять хотя бы то, сколько сведений мы «выуживаем» друг у друга даже не подозревая!

Робин. Да, мы получаем от окружающих чрезвычайно много сигналов, раскрывающих их характер, а значит, и их семейную историю.

Джон. Объясните, пожалуйста, что это за сигналы.

Робин. Мы постоянно «заявляем себя», сообщаем, кто мы и что мы — выражением лица, движениями, то есть «языком тела», о котором теперь все наслышаны.

Джон. Осанка, манера одеваться, походка, жесты…

Робин. Причем важно не только какие, например, жесты мы делаем, но как делаем и как часто…

Джон. Хорошо, но мне непонятно, каким образом по этим сигналам можно определить семейное прошлое человека.

Робин. Мы всегда угадаем чувства человека, который перед нами — так ведь? Скажем, дружелюбно он настроен или враждебно, бодр или подавлен, ну, и так далее. Помимо этих непрерывно меняющихся эмоциональных состояний, каждому, в общем, присуши некоторые привычные эмоции и реакции…

Джон.…делающие человека индивидуальностью — да? То есть про одного скажем «мрачный тип», про другого — «весельчак», про третьего — «мученика из себя строит».

Робин. Верно. И эти привычные эмоции будут проявляться и в осанке, и в выражении лица, во всех свойственных человеку жестах, позах. Возьмите угнетенного субъекта. Он будет сутулым и неуклюжим, движения его будут вялыми. Из-за того, что годами «носил» кислое выражение, у него появятся морщины, которые нам сразу все откроют. Или же весельчак: у этого с лица не сходит улыбка — откуда лучистые морщинки, кроме того, его движения будут увереннее, энергичнее, осанка — прямее. У того, кто слегка не в себе, движения будут развинченными, он будет возбужденным, будет таращить глаза.

Джон. Ну, этот взгляд мне еще как знаком — у меня такой, когда я подавлен, а часто я сознательно «делаю» его на сцене. Глаза чуть навыкате, мышцы на висках, на лбу и на скулах напряжены…

Робин. И у меня нередко глаза выпучены — замечали?

Джон. Ни разу. Неужели?

Робин. Смешно, но когда я участвовал в упражнении «Семья как система», то выбрал человека, а потом мы вместе другую пару выбрали… прежде чем хоть один из нас осознал, что все четверо таращим глаза.

Джон. Вы думаете, мы «приглянулись» друг другу, потому что своими глазищами высмотрели похожее у нас с Вами семейное прошлое?

Робин. Наверняка. И уж теперь глаза не станем закрывать на наше сходство.

Джон. А знаете, я сейчас припоминаю, что несколько лет назад обнаружил: меня привлекают девушки с большими глазами, хотя их чары, что удивительно, ослабели, как только я разобрался, в чем секрет. Да и у одного моего родственника были такие глаза… Но опять не понимаю: Вы говорите, будто индивидуальные особенности человека, или привычные эмоции, как Вы выражаетесь, помогут нам увидеть групповой портрет его семьи. Но каким образом? Какая тут связь?

Робин. Дело в том, что каждая семья по-своему обходится с эмоциями. В каждой одни считаются «хорошими», другие «плохими». «Хорошие» эмоции будут выражаться свободно, от «плохих» же все будут воздерживаться по мере сил. Или вообще эмоции в семье окажутся под запретом, а может, наоборот, будут совершенно неконтролируемыми. В результате у каждой семьи вырабатывается набор эмоциональных реакций, которым привыкают пользоваться все члены этой семьи.