Идти становилось все труднее. Дважды Эмили отставала, и Уайту приходилось возвращаться и разыскивать ее. Во второй раз он снял с плеча моток троса и привязал его конец к поясу скафандра девушки. После этого Роберт все время старался идти так, чтобы трос оставался натянутым; когда же он, выбившись из сил, замедлял шаг и натяжение исчезало, ему приходилось оборачиваться, чтобы убедиться, что Эмили все еще идет за ним. С момента их последнего объяснения она не произнесла не звука. Роберт и сам не был расположен к разговорам; собственный язык казался ему напильником, а нёбо наждачной бумагой, и в голове вертелись все когда-либо виденные рекламы прохладительных напитков. Сырые мхи и капли влаги на осклизлых грибах выглядели все более соблазнительно. Роберт постоянно напоминал себе, что химический состав этой жидкости не лучше, чем в земной канализации, а скорее всего, хуже, так как содержит неизвестные яды. На всякий случай он предупредил об этом Эмили. Она по-прежнему не отвечала. Роберт постарался не замечать окружающей сырости; со временем ему стало казаться, что она в самом деле уменьшилась. Вообще в облике леса происходила какая-то перемена, но Уайт слишком устал, чтобы анализировать ее - он лишь механически отметил, что деревья, кажется, стали толще.

Наконец пилот решил, что можно устраивать ночевку; на этот раз он выбрал для своего дежурства первую половину ночи. В эту ночь ему не понадобились ни нож, ни фонарик; ни одно живое существо не приближалось к землянам, и наибольшие неприятности Роберту доставляли периодические удары током от часов и неотвязные мысли о паре глотков воды, еще остававшихся в последнем баллончике. Отгоняя сон и неподобающие мысли, пилот старался обдумать ближайшие перспективы. У него уже сложился кое-какой план, как выбраться с планеты; но слишком многое в нем зависело от случайностей, догадок и просто от удачи, а Роберт не привык полагаться на столь ненадежное явление, как удача. Однако похоже было, что для разработки лучшего плана у него просто не хватало информации... Наконец уже не электрический удар, а легкое покалывание известило его об окончании дежурства, он разбудил Эмили, отдал ей часы и сразу уснул, предусмотрительно подложив под голову свой ранец с последней порцией воды.

На этот раз Эмили оправдала доверие и разбудила пилота вовремя. Открыв глаза, он с удивлением огляделся. Вокруг было явно светлее, чем несколько часов назад, причем свет исходил не от люминесцентных грибов и лишайников, которых здесь было на удивление мало. Подняв голову, Роберт убедился, что это был дневной свет, неведомо как пробивавшийся сквозь кроны гигантских деревьев. Все же его было недостаточно, и пилот включил фонарь. Только теперь он разглядел то, на что не обратил внимания накануне.

Исполинские стволы, без сомнения, самые толстые из всех, что приходилось видеть землянам в этом лесу, стояли голые, почти совершенно лишенные коры. Почва была покрыта толстым слоем сгнившей листвы и древесины, превратившейся в сухой прах - гигантские насосы корней уже не гнали к поверхности грунтовые воды. Теперь было понятно, почему солнечные лучи здесь достигают земли - на пути их не было листвы, только сухие ветви. Земляне оказались в по-настоящему мертвом лесу.

-Все ясно, - сказал Роберт, -мы добрались до самой древней части леса. Старые деревья засохли, а новые не могли вырасти здесь, внизу, недостаточно света. Вообще интересно, за счет чего обновляются эти леса...

Роберт оборвал свою сентенцию, потому что его взгляд - а вместе с ним и луч фонаря - упал на лицо Эмили, откинувшей шлем. Ее лицо, совершенно белое, с темными кругами вокруг полузакрытых глаз, напоминало посмертную маску.

-Мисс Клайренс, что с вами?

-Голова... - Эмили едва шевельнула губами. -Ужасно болит... -А еще озноб и слабость во всем теле.

-Давно?

-Началось еще вчера.

-Что же вы мне раньше не сказали?

-А вы бы послушали? -Эмили широко открыла глаза и тут же болезненно поморщилась. -Вы меня так запугали... Надеюсь, если я теперь умру, это будет вам хорошим уроком.

-Вот ведь женская логика, черт побери! Я же могу отличить капризы от серьезной опасности! Никакого сомнения - это инопланетная инфекция, как я и боялся. Ах, если бы вы сказали сразу! Снимите перчатку и поднимите рукав.

Роберт поспешно вытащил из ранца аптечку. Он сделал своей спутнице две инъекции, а потом протянул ей большую красную пилюлю.

-Думаете, я смогу это проглотить?

Роберт достал баллончик с водой и задумался, затем решительно протянул его Эмили.

-Здесь вся вода, что у нас осталась. Возьмите. Если хотите, можете выпить сейчас. Но помните, что до самой реки нам негде будет пополнить запасы.

Эмили припала растрескавшимися губами к краю белого цилиндра, сделала большой глоток, затем проглотила пилюлю и запила ее остатками воды. Пилот сидел, отвернувшись.

-Спасибо, Роберт.

-Не за что. Вы нужны мне живой, - он сунул в ранец пустой баллончик. -Несмотря ни на что, мы должны идти. Вставайте, я вам помогу.

Так начался третий день пути - день, ставший настоящим кошмаром. Даже здоровому и полному сил человеку было бы нелегко идти через мертвый лес - ноги увязали в трухе, на пути часто попадались сухие ветви - порою огромные, многометровые, через них приходилось перелезать. Эмили едва держалась на ногах - Роберт тащил ее на тросе чуть ли не волоком и в конце концов, тяжело вздохнув, перевесил ранец на грудь и подставил своей спутнице плечи. Эмили еще некоторое время пыталась идти, лишь держась за пилота, но вскоре просто повисла на нем. Роберт с раздражением подумал, что если у нее не останется сил, чтобы переставлять ноги, то он не сможет долго нести ее, тем более в скафандре. Никогда еще Уайт не влипал в подобную историю: до сих пор и в самых неприятных ситуациях ему приходилось заботиться только о себе.

Через полтора часа сделали короткий привал - скорее просто передышку: Роберт не мог позволить себе длительных задержек, он понимал, что и так за этот день им не пройти тридцать километров. Тяжело поднявшись и поставив на ноги Эмили, он вдруг заметил, что вокруг снова стало темнее. Сперва Роберт решил, что темнеет у него в глазах, но вскоре понял, что что-то не так с дневным светом."Что за черт, неужели уже вечер? Но как же мои часы?"