Лидия взяла свои карты, положила их на середину стола, и мысли её вновь вернулись к Барли и их последнем разговоре — разговоре о новом экипаже, о лошадях и сорванном брачном контракте. Она ещё должна сообщить Барли её… новый график. Он может быть не так уж и обрадован, когда уже начал тратить свои деньги.

Что делать? О, до жути затруднительное положение! И следить за всем нужно очень тщательно.

К сожалению, в ту ночь, когда она попыталась впервые оценить всё, Лидия сделала самое странное открытие на свете. Её нежелание говорить Барли было сотворено до того, как она решила немного повременить с браком — она и вовсе не желала об этом упоминать. А Мавис Кодл казалась мировым знаком между ними, вот только женится ли Барли на молодой даме с отличной родословной, но без приданого? И что сначала следует сделать, поощрить его влюблённость или, может быть, устроить перерыв?

Большую часть ночи Лидия ворочалась, размышляла о семействе и, что нынче казалось куда более главным, о собственном отце, о том, что он бы подумал о таком повороте событий. Имела ли она право изменять свои планы на будущее, основываясь только на бурных эмоциях, что возникали, когда она смотрела в глаза некому молодому человеку? Удивительно, что романтическое влечение вообще имело место быть в её жизни, и было ли нежелание выходить за Барли исключительно результатом её чувств к Роберту? Была ли она настолько очарована романтичностью сложившейся ситуации… Да и самим Робертом тоже?

И, что было не менее важным, что по отношению к ней чувствовал сам Роберт?

Если она порвёт с Барли, а привязанность Роберта окажется попросту дружеским, будет ли она сожалеть, что так просто отбросила в сторону сердечное пожелание собственного отца? Ведь ничего не вернуть. Это могло бы обострить отношения между поместьями… до самого конца.

Казалось, на весь этот безграничный океан вопросов не было ни единого ответа.

Измученная теми несколькими часами, что она провела без сна, не сумев так принять совершенно никакого решения, Лидия наконец-то попыталась уйти мысленно от Барли и всех перспектив их совместной жизни. Она избрала темой для собственных размышлений только одну ту тему, что принесла бы ей достаточное довольство, ту, что, когда она начинала размышлять об этом, дарила ей ясную улыбку на губах и приносила удивительную безмятежность на её сердце.

Эта тема была на самом деле обаятельнейшим Робертом Ньютоном, его смехом, его разумом, его широкими плечами и его настолько завораживающими глазами… что ей даже удалось уснуть.

Безо всяких на то, казалось бы, причин, мистер Роберт Нь.тон вскочил на ноги.

— Что?! — вскрикнул он, и острое удивление только усилило громкость его восклицания. Он тряхнул письмом перед своими глазами, словно пытался встряхнуть автора… Или, скорее, уничтожить его за написанные отвратительные, гадкие слова.

— Да, хм… Что? — голос мистера Линча доносился из другой комнаты. Дверь между их кабинетами была открыта, чтобы удобнее было перемещаться.

Роберт переступил через порог, кивнул испуганному джентльмену, что сидел за бывшим столом Роберта, и улыбнулся своему наставнику.

— Не стоит беспокоиться, мистер Линч, — тогда, посмотрев на бумаги, он добавил: — хотя я вынужден буду вернуться в Роузберри-Холл на несколько дней, есть ещё один маленький… шум, — хотя это было совсем не истинное определение обстоятельств, изложенных в письме, Роберт не намеревался пояснять ничего более чётко.

— Замечательно! — весело отозвался старик.

Роберт был уверен в том, что мистер Линч даже толком ему не расслышал.

Вернувшись к своему столу, Роберт удовлетворённо кивнул. На самом деле, он мог оставить контору и не опасаться того, что что-то пойдёт не так. Последние десять дней Роберт очень упорно трудился, очистил свой стол от всех незавершённых документов и приготовился к началу обучения. Он отыскал запасную контору, нанял нового клерка. Вместо того, чтобы брать молодого человека, что надеялся бы устроить карьеру законника, Роберт заручился услугами поручика в отставке, что прежде помогал генералам держать в порядке их дела.

После завершения наполеоновских войн столько хороших людей вылетело из армии! Роберт в полной мере пользовался пресыщением рабочей силы и расспросил больше двадцати бывших солдат. Мистер Каргофф оказался лучшим из всех, кто попался ему под руки.

Взяв несколько бумаг, отдельно выделенных прежде как те, которые необходимо подписать, Роберт возложил их перед мистером Каргоффом. Он быстро пересмотрел их вместе с джентльменом, полюбопытствовал относительно некоторых проблем и потребовал собрать необходимые подписи. Так что, он оставил контору с абсолютной уверенностью в том, что всё будет хорошо, с уверенностью куда больше, чем когда отправлялся на дуэль Кэссиди.

Слишком поздно было немедленно отправляться в путь, хотя быстрая остановка в Темплтонской конюшне обеспечила его лошадью на раннее утро. Роберт бросился домой, чтобы собраться, и на этот раз не забыл о том, чтобы положить с собой фрак. Он увидит этот бред своими глазами и будет оставаться в Роузберри, пока не уверится в безопасности Лидии. И он будет одет соответствующим образом на ужине!

Утро выдалось холодным и серым. Поскольку путешествие прерывать возможности не было, Роберта на пути к Роузберри-холлу попросту застал проливной дождь. После того, как Хью забрал его одежду и мокрое пальто Роберта, Шодстер же привёл его в столовую комнату, ведь семья всё ещё завтракала.

Роберт оценил сей жест как подтверждение его близости к семье, но всё же, он остро чувствовал собственную неуместность и то, что не смог пояснить истинную цель своего прихода всем. Быстрый взгляд заставил его убедиться в том, что Лидия была в целости и сохранности, хотя и улыбалась немного шире, и он пытался игнорировать это.

— Мистер Ньютон, какая радость! Надеюсь, всё в порядке? — миссис Уитфилд указала на стул у стола, приглашая его.

Место его вновь оказалось рядом с мисс Элейн, что, казалось, страдала своими привычными проблемами — слишком часто моргала и придвигалась всё ближе и ближе, пока Роберт не испугался, что она упадёт со стула. Роберт делал всё, что мог, чтобы не смотреть без конца на Лидию и не отвлекаться на её прелестность… Не отвлекаться на её яркую улыбку, не отвлекаться на собственный гнев разочарования… Нет, она будет ощущать его расположение исключительно тогда, когда они окажутся наедине друг с другом, и ни на минутку, и ни на миг… Вот только уверенным он был до той поры, пока вновь не поднимал на неё взгляд.

— Так приятно вновь вас видеть, — миссис Кембл кивнула своей дочери. — Подай что-нибудь мистеру Ньютону, Элейн. Должно быть, он сильно проголодался за время своего путешествия…

— О, бедняжка! — мисс Кембл коснулась его руки. — Вы, должно быть, настрадались! Но я вас спасу! — она вскочила и принялась укладывать на тарелку яйца, ветчину, копчёную рыбу и тосты из серванта.

— И чем мы обязаны столь значительной чести? — а вот в этом вопросе уже почувствовалась значительная и весьма значимая насмешка.

Роберт был готов как к снисходительности мистера Кембла в его тоне, так и к его вопросу, но всё же дождался, когда Элейн передаст ему тарелку, и лишь тогда позволил себе ответить. Он благодарственно кивнул ей и взял вилку:

— Есть несколько причин и положений, которые следует рассмотреть в договоре с нашей конторой, и это следует уладить именно с мисс Уитфилд, — он прибавил немного официоза своим словам — ведь, в конце концов, все решат, что он говорит о весьма частном брачном договоре. Теоретически, дядя Лидии должен был бы присутствовать при этом обсуждении… Или в крайнем случае, её мать, но они не проявляли интерес.

Утягивая разговор прочь от опасной темы, Роберт полюбопытствовал относительно мистера Селлека и происходящего с недвижимостью. Миссис Уитфилд оказалась самой разговорчивой, ведь эти темы привели её к воспоминаниям о прошлом, об открытом небе, летних обедах на берегу озера, о свежих розах и о садовнике, а ещё о путешествии вместе с миссис Фостер в Париж. Разумеется, последнее и вовсе казалось неуместным, но Роберт сделал всё возможное, чтобы казаться внимательным, и даже не спросил, кто такая миссис Фостер. Элейн во время затяжного тётушкиного монолога постоянно хихикала и то и дело доливала ему чаю, а ещё предлагала всё новую и новую еду, которую он, к слову, совершенно не желал есть.