Повесть «Сережа» написана в лучших традициях русской литературы, обращавшейся к детям, к анализу детской психологии и детского сознания с самыми серьезными общественно-воспитательными целями. Преемственная связь с классической литературной традицией ощущается и в проблемном содержании повести, и в ее стилистике — прозрачной и безукоризненно выдержанной во всех своих элементах.

Роман Пановой «Времена года» (1953) несет на себе явственные следы внутренней ломки, расчета с некоторыми иллюзиями. Это роман переходный по своим основным чертам. Драматизмом и остротой жизненных коллизий «Времена года» решительно отличаются от предыдущей повести «Ясный берег». Там преобладала обманчивая ясность решений. Здесь жизнь открылась запутанной сложностью своих узлов.

Сюжет «Времен года» строится на психологических и социальных контрастах. Еще на заре формирования советского общества, в годы юности отцов, противоречивые обстоятельства ведут по разным путям Дорофею Куприянову и Сергея Борташевича. Дорофея захвачена общим революционным и культурным подъемом, приобщившим к новой жизни самые темные и угнетенные в прошлом социальные низы. Борташевич, напротив, быстро теряет то, что ему дала революция, погрязает в тине мещанского своекорыстия, нравственно перерождается, встает на путь прямых преступлений против морали и законов социалистического общества.

Развернутые ретроспекции призваны объяснить нынешний облик героев романа. Двадцатые годы — пора молодости Дорофеи Куприяновой и Степана Борташевича — интересуют Панову в той мере, в какой эти годы стали истоком биографии, завязкой характера, началом судьбы. Характеры героев младшего поколения — Геннадия Куприянова и Сережи Борташевича — развертываются в послевоенное время, причем «дети» по своим нравственно-психологическим качествам во многом противоположны «отцам». Сопоставление судеб Куприяновых и Борташевичей в старшем и младшем поколении составляет сердцевину романа. Начала и концы, предпосылки и результаты, причины и следствия, разделенные иногда годами и десятилетиями, — такова общая художественная постройка «Времен года».

В своем романе Панова сосредоточила основное внимание на сфере общественной нравственности, изображений семейных связей, анализе конфликтов и осложнений, возникающих по разным причинам между родителями и детьми. Далеко не все вопросы, затронутые во «Временах года», были решены автором с достаточной последовательностью и полнотой. И не случайно эта книга послужила предметом острой дискуссии перед II Всесоюзным съездом советских писателей (1954).

Догматическая критика обвиняла Панову в сгущении красок, в чрезмерно откровенном обнажении общественного зла (перерождение и коррупция Борташевича), сама же писательница считала, что социально-исторические причины возникновения негативных общественных явлений надо было исследовать еще острее и резче. Время показало, кто тут был прав.

Как чуткий художник, Вера Панова раньше других обратилась к таким проблемам социального развития и нравственного воспитания, которые продолжают волновать нашу общественность. Но в пору создания романа ей не удалось еще обнажить всю сложность реальных условий и обстоятельств, с которыми эти проблемы связаны. Вот почему после «Времен года» Панова неоднократно возвращалась к тем же жизненным ситуациям, которые раньше уже занимали ее внимание, но так или иначе должны были быть пересмотрены вновь более точно, проницательно и глубоко.

Художественная ретроспектива двадцатых годов по-настоящему удалась Пановой в «Сентиментальном романе» (1958), где картины прошлого, выпуклые и живописные, просвеченные горячим солнечным светом юности, заняли почти все пространство произведения. Шире, чем в каком-нибудь прежнем своем сочинении, Панова использовала биографический материал. Однако она предложила читателям не мемуары в собственном смысле слова, а именно повесть о юности — воспоминания, отданные герою и рисующие его во всей конкретности человеческого окружения и быта южно-русского города первых послеоктябрьских лет и времен нэпа.

«Когда я его написала, — рассказывает Панова о „Сентиментальном романе“, — мне казалось, что я сбросила с плеч многопудовый груз самых юных моих впечатлений, человеческих образов и неодушевленных предметов, которые носила в себе чуть не полвека… Какой это был груз, какой тяжести, можно представить себе почти наглядно, если учесть, что в него вошли многие здания моего города — Ростова-на-Дону, его церкви, магазины, рынки, его мостовые с булыжником крупным и расшатанным, как старые зубы, не говоря уже о людях всевозможных классовых групп и занятий, начиная с политического карьериста Ильи Городницкого до благонамереннейшей и тишайшей комсомолочки Зойки и от старого спекулянта старика Городницкого до „левака“ Фильки Сторчука — со всей своей одеждой, судьбами, чертежами характера».

В «Сентиментальный роман» вошли также герои, духовно близкие автору, повторяющие в чем-то собственный путь и опыт писательницы, профессиональный и нравственный, — Шурка Севастьянов, Зойка-маленькая, Семка Городницкий. Искренно и правдиво рассказала Панова о первых столкновениях молодого послеоктябрьского поколения с прозой мещанского быта, о начале духовных исканий своих сверстников, юность которых совпала с первыми шагами нового социалистического общества.

Если в «Сентиментальном романе» Панова вернулась к молодости своего поколения, то в последующих повестях и рассказах — «Валя», «Володя», «Конспект романа», «Сестры» и др. ее больше всего занимает судьба послевоенной молодежи. В таком соотношении творческих замыслов и планов есть своя последовательность, своя внутренняя логика.

Отношение взрослых к детям и детей к взрослым, связь людей разных возрастов и поколений, их общий язык или взаимное непонимание — все это составляло кровную, лично выношенную и прочувствованную тему писательницы. Панова находит в ней свою поэзию, свои исторические светотени, свой неподдельный драматизм. К юным героям она относится с особой чуткостью, соединяющей в себе душевную доброту и высокую требовательность. Панова хорошо сознавала пластическую гибкость формирующейся души, закономерности ее развития в добрую или дурную сторону — в зависимости от влияний, испытанных с первых шагов жизни.

В рассказах «Валя» и «Володя» перед нами судьбы подростков, встретивших начало Отечественной войны детьми, а конец ее — вступлением на путь самостоятельной жизни. Тыловой быт в этих рассказах преломлен через психологию рано повзрослевших детей. На новом материале Панова продолжила и развила стилевую линию «Сережи» — маленькой повести о становлении большой человеческой души.

Одну из своих коротких повестей Панова с некоторым вызовом озаглавила «Конспект романа». Она решила сжато рассказать о том, что могло бы составить содержание обширного художественного полотна. Легким и свободным штрихом здесь очерчены две-три обыкновенные жизни. Один мальчик, Женя Логинов, — из интеллигентной профессорской семьи; другой, Костя Прокопенко, — из семьи рабочей, потерявшей отца и кормильца в годы войны. В одном ленинградском доме с ними живет третий персонаж короткой повести — девочка Майка. Ее отец фронтовик, он горел в танке, но умер не на поле боя, а дома, от сердечного приступа. Казалось бы, герои взяты наугад и объединяет их только то, что они живут в одном старинном доме недалеко от Таврического сада. Но Панова так строит сюжет, чтобы через систему художественных контрастов и сопоставлений лучше объяснить судьбу каждого. И она трезво оценила не только благоприятные перспективы, открытые перед современной молодежью, но и ее неудачи, изъяны семейного и общественного воспитания, уроки несостоявшихся судеб.

Особая тема развита в коротком рассказе Пановой «Трое мальчишек у ворот». Один из самых прекрасных и величественных ансамблей Ленинграда — Марсово поле — любовно, со всеми бытовыми и поэтическими подробностями вписан в сюжет рассказа, составляя совершенно реальный, конкретный и в то же время символический, многозначительный его фон. Высокий настрой рассказа оттеняется лукавыми ироническими штрихами бытовых зарисовок с натуры, как всегда у Пановой очень точных и острых.