– Нет, мэм.

– Но она сумела пережить это. Мы вдвоем пережили этот кошмар. Многим матерям и женам пришлось испытать нечто подобное после событий седьмого декабря. И вот его матери дали за убитого сына золотую звезду, а я в двадцать два года стала вдовой. Вскоре после этого нам действительно вручили медаль Джеймса. Но это нас совсем не утешило. Зато теперь, после этой передачи, я уверена в том, что Джеймса все будут знать и чтить как героя. Именно так и должно было быть всегда. Кроме того, я надеюсь и на то, что его будут помнить и любить как мужа и сына. Именно таким буду помнить его я сама.

– Благодарю вас, миссис Флетчер, за то, что вы согласились участвовать в нашей программе, – сказал напоследок Брэдли.

Миссис Флетчер.

Именно так называл ее и сам Винс в первые недели их знакомства, после того как встретил ее в приемной сенатора.

– Сенатор у себя, миссис Флетчер?

– Да, рядовой ДаКоста, но боюсь…

– Для вас просто Винс.

– …сегодня он будет занят до конца рабочего дня.

– Ничего, я подожду.

Она была вежлива, но непреклонна.

– Он не сможет принять вас сегодня.

– Я подожду. Может быть, у него выдастся свободная минутка.

– Рядовой…

– Меня зовут Винс.

И тут она одарила его тем самым знаменитым взглядом. Печальным и недовольным. Но было в ее глазах и еще кое-что. Нечто такое, что заставило его остаться в приемной.

– Отправляйтесь домой, рядовой ДаКоста. Оставьте мне свой телефон, и я вам позвоню, если у сенатора найдется для вас свободное время…

– Спасибо, я буду ждать, миссис Флетчер.

– Сейчас я миссис ДаКоста, – сообщила Чарли ведущему.

– Я все понимаю, – улыбнулся Брэдли. – Разумеется, ведь тогда вам было всего двадцать два года.

– А жизнь продолжается.

– Конечно, – согласился Брэдли. – И судьба вас не обделила, вы, как я понимаю, попали в надежные руки.

Да, судьба подарила ей мужа в лице Винса ДаКосты. Он сделал все возможное, чтобы только она не замкнулась в своей скорлупе, а продолжала жить. Она не должна была навсегда остаться скорбящей вдовой Джима Флетчера.

Или он был не прав? Сейчас, слушая, как она рассказывала о своем первом муже, Винс задумался.

Ведь все эти годы он ни разу не рискнул сесть рядом с ней, заглянуть ей в глаза и откровенно спросить: «Тебе до сих пор не хватает его?»

Он так и не осмелился на это, потому что в глубине души очень боялся услышать ее «да».

Поэтому он делал все что мог, буквально лез из кожи вон, чтобы стать для нее отличным вторым мужем. Он делал все, чтобы она улыбалась, чтобы она смеялась, он подарил ей дом и семью. И все эти годы он любил ее страстно и самозабвенно.

Но при этом он не давал ей возможности окончательно забыть о Флетчере.

– Винс!

Он поднял глаза и увидел, что Чарли направляется к выходу на стоянку. При этом она бросила в его сторону тот же знакомый, чуть недовольный взгляд.

– Мы уже все закончили. Можно ехать домой.

– Прости, – буркнул он и сунул руку в карман, отыскивая ключи от машины.

– Ты меня совсем не слышишь.

Только не надо вот этого. Чарли была убеждена, что Винсу требуется слуховой аппарат. И это превратилось у нее в навязчивую идею. Да, он включал звук очень громко, когда смотрел футбол по телевизору, но чего еще можно ожидать, когда тебе исполняется восемьдесят лет? Слуховые аппараты стоили очень дорого, а деньги им давались нелегко, и потратить их можно было на более необходимые вещи.

– Я не слышал тебя, потому что витал в облаках, – объяснил Винс, открывая ей дверь на улицу. Нужно срочно менять тему разговора. – Ты была неотразима.

– Ты так считаешь? – взволнованно спросила Чарли. – Я не совсем была уверена в том, что именно им от меня нужно. А потом… Ты слышал, как я сказала «задница»?

– Громко и отчетливо.

– Боже мой! Они обязательно оставят этот момент в передаче. Гарантирую. Кстати, Джоан звонила?

Винс проверил сообщения на мобильном телефоне, чтобы выяснить, был ли сегодня звонок от внучки.

– Нет, но ты же помнишь, она предупреждала нас, что, скорее всего, не сможет позвонить до завтрашнего вечера.

– Я знаю. Просто мне не терпится увидеть ее и поговорить.

– Она обещала остаться в городе на месяц. Значит, мы с ней еще успеем и увидеться, и наговориться.

– Боюсь, она не понимает, что происходит с Донни, покачала головой Чарли. В этот момент Винс с помощью дистанционного пульта открыл дверцу автомобиля.

Винс обожал новую технику и считал это маленькое устройство величайшим после персонального компьютера достижением человечества. Он каждый день с нетерпением ожидал новых открытий в мире высоких технологий.

– Она все прекрасно понимает, Чарли. Она же разговаривает с ним по телефону, – заметил Винс, открывая жене дверцу автомобиля.

– Говорить по телефону и видеться лично – разные вещи.

– Ну, теперь она здесь, значит, они обязательно увидятся. И может быть, она поговорит с ним и убедит его перестать корчить из себя дурака и снова начать принимать лекарства. – Винс удостоверился в том, что дверца не защемит полу длинного пальто жены, закрыл ее, обошел машину и сел на водительское сиденье.

– Это ты во всем виноват, – рассмеялась Чарли, когда Винс устроился за рулем. Ее улыбка до сих пор действовала на него обезоруживающе. – До встречи с тобой я и думать не могла о том, что можно произносить слово «задница» на людях. Не говоря уж о телевидении. – Она немного помолчала и добавила. – Как ты думаешь, они вырежут этот кусок?

Он посмотрел на нее поверх солнцезащитных очков. Они прожили вместе более пятидесяти лет, и часто ему не нужно было произносить слова, поскольку жена и без того прекрасно его понимала. Она знала, о чем он думает, а он мог с точностью сказать, какой будет ее следующая фраза.

– Что ж, очень плохо, – покачала головой Чарли. – Но я сказала правду. Меня спросили, и я ответила.

– Ну и хорошо, – пожал плечами Винс, заводя машину.

– Я беспокоюсь не об этом, – заявила Чарли, чуть заметно хмуря брови.

Вот теперь он вряд ли разрядил бы обстановку, если бы рассмеялся. Даже улыбка грозила опасностью, поскольку вызвала бы у Чарли реплику: «Винс, не смейся, это очень серьезно», – или что-нибудь вроде: «Я знаю, что ты так не считаешь, и все же я никогда не волнуюсь». В течение почти шести десятков лет они обсуждали разные темы, навеянные этими двумя вариантами ее ответов.

Но любая реплика оставляла последнее слово за Чарли. Впрочем, Винс и не претендовал на победу в словесных баталиях. Чарли же постоянно о чем-нибудь беспокоилась. Он прекрасно знал об этом ее качестве еще до того, как сделал ей предложение.

Чарли понимала, что ненужное волнение – штука неприятная, а потому постоянно старалась убедить супруга, что она не волнуется.

Винс с годами научился спокойно воспринимать эти ее замечания. Он больше молчал, позволяя ей высказаться, раз уж ей так этого хочется. Поскольку все самое плохое начиналось как раз тогда, когда она старалась держать все свои переживания внутри себя.

Еще Винс умел быть терпеливым и осторожным, успокаивать ее, полностью соглашаясь с женой, когда она уверяла его, что совершенно ни о чем не волнуется.

Хотя в такие минуты труднее было не позволить себе рассмеяться.

На этот раз, правда, ему нужно было только подумать о том, что же приходилось Чарли все эти годы хранить в себе.

А думала ли она когда-нибудь о своей жизни, имея в виду фразу «а что, если»?.. А что, если бы Джим Флетчер не погиб в тот роковой день? А что, если бы ему удалось пройти всю войну и выжить? Не задумывалась ли она над тем, насколько по-другому сложилась бы ее жизнь?

Винс вырулил с парковочной площадки телевидения и посмотрел на жену.

– Наверное, тебе было трудно вот так говорить обо всем этом.

– Я рада, что теперь его будут помнить.

– А никто его и не забывал, – негромко произнес Винс. Это продолжалось каждый день в течение почти шестидесяти лет. Каждый день с тех пор, когда Винс выяснил для себя, что эта эффектная и очень молодая миссис Флетчер, работавшая секретарем в приемной сенатора, является вдовой.