Многочисленные пары туфель, украшенные жемчугом и золотым шитьем, чепцы, подвязки, лучшее белье Фландрии – сплошные кружева, а также меховые мантильи, перчатки и коробка с драгоценностями… Мадам де Пернель то и дело бросала взгляд на коробку: ходили слухи, что часть драгоценностей попала к Изабелле после того, как их изъяли из сокровищницы тамплиеров.

В соседней комнате у камина сидела Изабелла, завернувшись в мантилью из соболей. На столике стояла ваза с засахаренными фруктами.

– Ты мне нужен здесь, в Париже, – она взяла самый крупный плод. – Не так уж далеко Гайяр и твои владения в Нормандии.

Запах одеколона барона распространился по комнате. Одеколон, высокие элегантные сапоги и пурпурную телячью кожу для костюма Раулю де Конше привезли из Италии. Барона беспокоило, что Изабелла хочет оставить его во Франции, но он постарался не выдавать своих сомнений.

– Знай, я горжусь твоим доверием, – Рауль де Конше теребил серебряный шарик, прикрепленный на шелковой ленте к ручке кресла. – Но мое сердце ноет при мысли о разлуке.

Он медленно встал с резного деревянного кресла, обитого серебристой парчой. Подошел к камину. Маленькие языки пламени лизали черные поленья.

Рауль де Конше был далеко не дурак. Он прекрасно знал, корона на голове Изабеллы совсем не означает, что она перестала быть женщиной. Есть некто Роджер де Мортимор, влиятельнейший человек в Англии, злейший враг Эдуарда, мужа Изабеллы. Рауль не раз утешал себя, что даже Мортимор – всего лишь один из дюжины ее любовников. И каждый достаточно умен, чтобы понимать – он не один в этом мире. А важно вот что: если Рауль будет предан Изабелле (или хотя бы сумеет продемонстрировать это в полной мере), то у него есть шанс получить всю Нормандию. Что гораздо важнее, чем ласки любовницы.

Рауль с улыбкой повернулся к Изабелле, подумав о том, что через десять лет она станет толстой и неряшливой. И в пять раз жаднее.

– Мне будет не хватать ночей, давших неземное блаженство, – с чувством сказал он.

Изабелла встретилась с ним взглядом. Ее губы сложились в пухлый очаровательный бантик.

– Мне тоже, дорогой Рауль, – прошептала она, отправляя лакомство в рот и слизывая с пальцев сахар. Язычок, словно маленькая змея, пробежал по губам. – Но это необходимо, – Изабелла обернулась, услышав шаги мадам де Пернель. – Ну, что там? – голос стал резким.

Вечно взволнованная смотрительница королевских опочивален выдохнула:

– Мессир де Ногаре.

Бросив быстрый взгляд, Изабелла увидела, что на пороге появился главный инквизитор. Взмахнув холеной рукой, она сделала знак мадам де Пернель удалиться.

– Я пришел после заседания в Совете, – сообщил де Ногаре, отступив в сторону, когда испуганная де Пернель заторопилась из комнаты. – Де Мариньи и епископ д'Энбо предложили Святому Отцу аннулировать браки сыновей короля. Процесс может быть долгим. Д'Орфевре тоже был. Он и д'Эгийон выступили с предложением о переводе Николетт Бургундской в Дордон.

Слива, которую Изабелла держала в руке, упала на стол.

– Дордон, – повторила Изабелла таким голосом, будто на язык ей попало что-то ужасно горькое.

Де Ногаре нервно дернул головой.

– Все это, конечно, ради племянника маршала д'Орфевре. Помните, маршал говорил о том, что фламандцы или англичане могут захватить пленницу и предложить за нее выкуп. Я могу уговорить короля, но если он услышит о смерти Лэра де Фонтена, то будет ясно, что опасность реальна. Я предупреждал вас, что так и будет.

Светлые глаза Изабеллы яростно блеснули.

– Вы должны помешать им. Они не могут убить де Фонтена.

Де Конше посмотрел на свою любовницу. С самого начала он был против.

– Слишком поздно. Приказ отдан.

– И не говорите мне, что слишком поздно, – с угрозой в голосе произнесла Изабелла. – Вы утверждали, что Симон Карл – ваша правая рука.

– Да, он предан мне и готов умереть, если понадобится. Но вряд ли обладает способностью читать мои мысли.

Легкая насмешка в тоне Рауля не ускользнула от внимания Изабеллы. Черты ее лица неожиданно заострились, в глазах вспыхнул гнев.

– Курьер на быстрой лошади, – холодно произнесла она. – Послать немедленно! Проследите за этим!

Кожа на скулах Рауля де Конше натянулась. Он бросил на Изабеллу мрачный взгляд, поднялся с места и быстро вышел из комнаты.

– Убедите моего отца, – сказала Изабелла, повернувшись к де Ногаре, – что поместить леди Наваррскую вместе с соучастницами ее преступления в Дордоне было бы не очень разумно.

– Да, да, – пробормотал инквизитор, уже начав обдумывать, какие аргументы он приведет королю в пользу последнего желания Изабеллы.

Рука Лэра де Фонтена все еще была перевязана окровавленной тряпкой. Они ехали на север, пересекая поля и виноградники, на которых шел сбор урожая. Сборщиками были в основном загорелые крестьянские дети и женщины. Должно быть, работа началась еще до рассвета, потому что немало корзин со спелым виноградом уже стояли на телегах, запряженных быками. Послушники монастыря помогали грузить. Одну телегу уже заполнили, и крупные виноградные гроздья возвышались над краями корзин невысокими пурпурными холмами.

К полудню солнце согрело плечи и спины путешественников. Небо сияло голубизной. Редкие облака, словно комья ваты, плыли в вышине. С лугов доносился аромат последних летних цветов, над которыми тут и там порхали желтые бабочки.

В полдень объявили привал у ручья. Сквозь редкие деревья впереди виднелись дома, слышались голоса женщин и детей, легкий ветер доносил запах дыма.

Лошадей отвели к ручью, а люди разделили хлеб, который им дали в аббатстве. Гостеприимство, к сожалению, на этом закончилось. Альбер и несколько солдат, взяв бурдюки для вина, спустились к ручью и наполнили их водой.

Сидя под деревом рядом со своим тюремщиком, Николетт наконец решила взять кусок хлеба. Она заставила себя не торопиться, отщипывая маленькие кусочки. Но когда ломоть был съеден, чувство голода осталось. Лэр отрезал еще кусок и протянул девушке. Но Николетт отвернулась, не в силах преодолеть гордость. Сидя на траве, пока солдаты ели, она нежно касалась пальцами зеленых травинок, радуясь недолгой свободе. Глаза замечали маленьких кузнечиков, желтые лепестки цветов. Когда появился Альбер с бурдюком, наполненным водой, она не отказалась от нескольких глотков – в горле пересохло, как в пустыне.

День был удивительно ясным, воздух – прозрачным. Кавалькада продолжила путь. Вдалеке высились горы, покрытые зеленым лесом и кустарником, но в долине уже появились желтые и бурые листья. Один из солдат увидел лису, перебегавшую лужайку с высокой травой – только рыжий хвост мелькнул среди зарослей.

– Эй! – он протянул руку, указывая на колышащуюся траву. – Смотрите, Рейнар[5] пробежал!

Постепенно пологие низины сменились более холмистой местностью с глубокими лощинами. Солдаты долго рассказывали друг другу забавные истории и охотничьи прибаутки.

Но постепенно все затихли. Над головами всадников пролетела стая птиц. Николетт с завистью проводила их глазами – ах, если бы она могла улететь! Неожиданно лошадь остановилась, как вкопанная. Нет, ее испугал не порыв ветра, сорвавший листья с деревьев. По этой же дороге им навстречу ехала группа всадников. Сердце Николетт сжалось: может быть, этих солдат послал Луи?

Лэр натянул поводья. Оба отряда остановились. Сержант дал сигнал, и солдаты замерли в боевой готовности. Лошадь Николетт нервно заржала.

Один из встречных поднял руку. Видимо, они хотят переговорить. Лэр тронул поводья, его гнедой легким галопом тронулся по направлению к всаднику, который тоже отделился от своих спутников и поскакал вперед.

На полпути они встретились, лошади почти касались друг друга мордами.

– Вы едете в аббатство Сен-Северин? – спросил всадник, лицо которого закрывал шлем.