Он протянул мне руку и, немного подумав, я вложила в нее свою. Его пальцы сжались вокруг моей руки, как металлический обруч. В душе вспыхнуло нехорошее предчувствие, как будто мне пришлось потревожить какого-то опасного зверя. Я дрожала, пожалев что не захватила с собой шаль.
Мы молча вернулись в дом. В воздухе, щекоча мои ноздри, витал очаровательный аромат глицинии. Я чувствовала на губах сладковатый вкус запретной страсти, а руки были холодными как лед.
Этой ночью, как впрочем и в течение последующих долгих недель, рассказ о которых еще впереди, мне не удалось увидеть Николаса. Но, все равно, спустя некоторое время после ужина, я не выдержала и еще раз украдкой пробралась в сад, в надежде, что он ждет свою возлюбленную у глицинии. Мне непонятно, зачем пошла его искать. Ведь до этого, несмотря на сопротивления, Николас вольно вел себя со мной. Я верила, что его любовь ко мне была так велика, что он просто не в силах был сдерживаться. А еще, я обвиняла себя за то, что дразнила юношу, соблазняла, хотя должна была знать к чему это приводит. Теперь мне стало понятно, почему на балы молодых леди сопровождают пожилые дамы. Очень легко потерять голову, когда взыграет молодая кровь.
Подобрав юбки я быстро побежала по каменной дорожке, ведущей в сад, останавливаясь только чтобы перевести дух, потому что трудно бежать в таком тугом корсете. Приходилось поминутно оглядываться по сторонам, чтобы убедиться, не следит ли кто за мной. Но так случилось, что я не заметила моего кузена Торна и чуть не налетела на него. Он инстинктивно поймал меня, чтобы мы оба не упали на землю.
– Торн! – вскрикнула я от удивления, прижав руки к груди, потому что, казалось, мое сердце вот-вот вырвется наружу. – О, боже! Как же ты меня напугал!
– Возвращаешься со свидания, Лаура, или наоборот? – нагло спросил он, отпуская меня. Затем, нахмурившись от досады, привередливо расправил свой элегантный фрак и галстук, которые случайно оказались в совершенном беспорядке.
– Конечно, нет, – холодным тоном заверила я кузена, отодвигаясь от него подальше и окидывая его презрительным взглядом.
Торн был умен. Какую бы из причин я ему не назвала, он сразу же поймет, что это ложь, и ему ничего не будет стоить заподозрить свою сестру и Ники. Этот тип не замедлит воспользоваться подобными сведениями в свою пользу, потому что ненавидел Ники, да и меня недолюбливал. Но, тем не менее, я подумала, что Ники оказал Торну какую-то любезность. За эти годы мой кузен из красивого мальчика превратился в очень привлекательного мужчину. Его сломанный нос придавал лицу волевое и мужественное выражение, чего у Торна не было и в помине. Как и в детстве, он был среднего роста и худощав, но крепкого телосложения. Все его жесты были грациозны, даже изысканны. В присутствии этого человека я всегда чувствовала себя как-то неловко. Не знаю почему, но что-то в нем казалось мне не так. Я приписывала свои ощущения неприятной, лживой натуре, скрывавшейся в глубине души. С годами мое отношение к нему не изменилось. Я старалась избегать Торна, как только могла. Мне хотелось побыстрее отделаться от Торна. Но вдруг меня остановил мужской баритон, доносившийся откуда-то со стороны моего любимого места, где росла китайская глициния. От звука голоса мое тело все напряглось, сердце екнуло, как у марионетки, которую внезапно дернули за веревочку. «Кто это разговаривает, Джеррит? Или… это… Это не может быть Николас! Нет, конечно, нет. Мне просто показалось. Это не мог быть ни один из них. Ну а если это и один из Чендлеров, что тогда? Нет никаких оснований предполагать, что это Ники. Как глупо! Ведь это может быть Александр, или даже (хотя вряд ли это возможно) дядя Драко», – пыталась я успокоить себя, потому что голоса всех сыновей Чендлеров очень походили на голос своего отца.
Мужской голос звучал в ответ на хриплый женский смех, который' показался мне незнакомым. Затем наступила тишина, за ней последовал поцелуй и опять смех (теперь уже мужской), а потом послышался безошибочный шелест платья, когда оно скользит по гладкой, женской коже. От этого звука я почувствовала в животе какую-то тяжесть. В голове сразу же мелькнула мысль, что если бы Торна не было рядом, можно было бы подкрасться к глицинии и посмотреть, кто там. А сейчас я могла только догадываться.
– Ну и ну, – сухо протянул Торн. – Кажется, один из наших высокомерных кузенов Чендлеров решил… немного поразвлечься. Интересно только, с кем? Что ты скажешь, Лаура? Давай-ка, тихонечко проберемся туда и посмотрим.
– Да ты что, конечно нет! – оскорбленным тоном произнесла я, как будто не та же самая мысль пришла мне в голову несколько минут назад.
Но сердце учащенно забилось, потому что он тоже решил, что голос принадлежит одному из Чендлеров.
– Но почему нет, Лаура? Пошли посмотрим. Неужели ты не умираешь от любопытства, кого же достопочтенный Николас… развлекает в излюбленном уголке сада Прескоттов?
– Почему ты решил, что это Николас? – более резко, чем хотелось бы, поинтересовалась я.
– Простое, но логичное заключение, Лаура. Странно то, что ты сама до этого не додумалась, – с сарказмом заявил Торн, – Джеррит помолвлен с тобой и не настолько глуп, чтобы кувыркаться с другой девицей на вечере в твою честь. Теперь Александр. Он ни с кем не помолвлен и в праве делать все, что ему вздумается. Но, так как юноша определенно влюблен в леди Ванессу Дюбрэ, а та, как известно, слишком порядочна и без своей компаньонки не сделает и шагу, то его мы тоже можем не принимать в расчет. Пойдем дальше, хотя, готов поклясться, эта догадка самая невероятная, и ты тоже согласишься со мной. Не может же наш деспотичный, но ужасно правдивый дядюшка Драко задирать юбки тетушки Мэгги в кустах сада твоих родителей, – развязно продолжал он. – Значит, это Николас, больше некому. Я прав?
– Какой же ты грубый, Торн! – заметила я. – Честно говоря, меня совсем не интересует кто там! И я не хочу стоять здесь с тобой и сплетничать, как старые бездельники!
Придя в ярость, я метнулась в сторону, но быстрая, как атакующая змея, рука Торна грубо обхватила меня за талию, чтобы остановить.
– Ну, Лаура, – ухмыльнулся он. – Ты же знаешь, что я прав, просто не хочешь признаться в этом.
Скорее всего, Торн ляпнул эти слова наугад, но мое лицо все равно побледнело.
– Не понимаю, о чем ты говоришь Торн? – рассердилась я, вырываясь из его цепких рук.
– Неужели? – спросил он.
– Нет! Не думаю, что и ты веришь в свои предположения. Ты либо пьян, либо сошел с ума, а может, и то и другое вместе!
После этих слов я развернулась и ушла. В моих ушах звенел его гадкий смех, напоминающий крики гиены. Я очень расстроилась, зная, что мои слова ничуть не смутили его. «Там у глицинии, – не Ники! Это не может быть он!» – думала я со слезами на глазах.
Но Торн привел очень убедительные доводы насчет Ники, оставив в моей душе кровоточащую рану. Прекрасный вечер был бесповоротно испорчен. Сердце болело, а все очарование недавнего приключения у глицинии померкло. Как только я вернулась в дом, то сразу же сообщила маме, что очень устала и у меня разболелась голова.
– Я ничуть не удивлена, Лаура, – сказала мать. Она откинула с моего лица прядь выбившихся волос, в ее глазах было беспокойство и понимание. – Я чувствовала себя также в ночь моего первого бала в доме твоего двоюродного деда Найджела в Лондоне. Я так устала в ту ночь, что не могла даже протанцевать и шага, тем более что ни один из партнеров не интересовал меня, кроме твоего отца.
Мама нежно улыбнулась своим воспоминаниям. Мне стало стыдно: она, такая честная и порядочная, а ее дочь так неприлично вела себя сегодня вечером. Я не могла больше смотреть в глаза мамы.
– Почему бы тебе не пойти к себе и не лечь спать, Лаура. Ты действительно выглядишь очень усталой. Ни о чем не беспокойся. Я извинюсь за тебя перед гостями и пришлю к тебе Клеменси.
Тяжело сглотнув, я кивнула и пошла к себе, радуясь, что мама не может заглянуть ко мне в душу. Мне долго пришлось взбираться по лестнице в свою комнату. Клеменси долго не появлялась. Она заявилась лишь тогда, когда я уже разделась, легла в постель и уже почти засыпала. К моему удивлению горничная запыхалась и вся пылала, как будто бежала. Ее зеленые глаза горели от возбуждения, а на губах играла удовлетворенная улыбка.