— Какой же выбор есть у меня, если я уже на Пути, стало быть, выбор сделан?

— И на Пути есть масса выборов. Может быть, когда ты станешь более мудрой и осознаешь свои ошибки, ты все-таки догонишь Солнце, и весна сменится летом, а лето — осенью?

— А в чем мои ошибки?

— Да это не ошибки даже, я не дюжа верно выразилась. Ты непременно все хочешь понять головой, а этот способ постижения Пути самый, что ли, незрелый… Есть вещи, которые нельзя облечь в слова, но уж если ты твердо решила все записать, разложить по полочкам и придумать логичное объяснение, то приготовься к долгому Пути… по весенней распутице.

— Значит, мне надо перестать думать?

— Нет! Это было бы самой жестокой ошибкой. Тебе просто надо принять тот факт, что думалка твоя очень ограничена в своих возможностях. Ты не можешь пока постигать Путь иначе как через голову: центры души и витальной энергии у тебя еще очень слабо развиты. Значит, надо обратиться к резервам подсознания — вот где безразмерная кладовая, вот где совершенная лаборатория по обработке и хранению информации!

— Техника белого шума помогает открыть эти резервы?

— Помогает. Но все-таки белый шум скорее пробуждает интуицию, ясновидение. Чтобы вскрыть самые глубокие пласты подсознания, существуют другие техники. Они довольно опасны для людей с низким уровнем интеллектуального развития; впрочем, и умники не застрахованы от сумасшествия. Ведь подсознание — это темная кладовая, в которую никто никогда не заглядывал. И отворяя в нее дверь, надо быть готовым к тому, что первым делом оттуда полетит пыль, поползут тараканы, повалит всякая нечисть. И повалит она куда? — в сознание. А нужны ли твоему сознанию такие «гости"? Вот почему столько народу трогается умом на всякого рода психологических и медитативных курсах. Мне приходилось лечить таких. Но это неблагодарное занятие. Потерянную голову на место уже не воротишь.

Она смолкла и посмотрела на меня долгим внимательным взглядом. Мне стало не по себе.

— Домна Федоровна, а можно ли, забираясь вглубь подсознания, оградиться от сумасшествия?

Она как будто не слышала вопроса.

— Старцы святые, опытом всей жизни подвижнической и самим Путем умудренные, не рисковали открывать подсознание. Искушения боялись дьявольского. Внутри нас ведь не только Царствие небесное, бесов и нечисти там тоже полно. Внутри нас вообще все есть. И Путь тоже находится внутри.

Ворожея опустила глаза и вдруг плотно, певуче произнесла:

Услышав от казачьей целительницы строки Омара Хайяма, я в очередной раз поразилась тому, как нежданно порой в таком родном, таком понятном и близком мировоззрении казаков всплывают следы иноземных культур.

Она же, помолчав еще немного, словно очнулась от сна:

— Оградиться от сумасшествия можно с помощью молитвенного щита. Только не каждому этот щит позволяет войти в потайные закрома человечьего разума. Коли слаб человек, слово Божье его не пустит.

Лето достигло пика. Жара зашкалила за 55, у двоих парней поднялось давление, пошла носом кровь. Домна Федоровна очень быстро привела их в чувство, но велела мне сделать перерыв в раскопках. Я и сама об этом думала: уж на что я хорошо переношу высокие температуры, но и мне было не по себе. Я в очередной раз порадовалась, что мы живем на хуторе: в таких погодных условиях нам в палатках пришлось бы туго. Впрочем, в бытность мою студенткой, волжские экспедиции были куда как тяжелее…

Решив вчера отдохнуть пару дней, я обрадовалась еще и тому, что будет время заняться практиками. Однако весь день Домна Федоровна и намеком не обмолвилась о каком-либо занятии. И я уже подумала, что в этот приезд мне не удастся узнать ни одной новой техники… Но как только солнце зашло за горизонт и наконец-то повеяло свежестью, Домна Федоровна велела мне приготовить полотенце и чистую одежду. Взяв все это, мы пошли куда-то через баз и оказались на самом краю хутора, у деревянной криницы. Целительница велела мне раздеться, достала из колодца воды, легко подняла ведро и вылила воду мне на голову. Так она сделала двенадцать раз подряд, после чего я вытерлась и переоделась в чистое. Мы вернулись домой, она усадила меня за стол перед иконами, засветила лампаду, зажгла толстую свечу и приказала мне, глядя на пламя, читать Иисусову молитву. Повторять ее надо было с каждым вдохом, и, вдыхая, мысленно представлять себе, что свет от пламени погружается внутрь меня вместе с дыханием. Место, на котором я должна была концентрироваться, находилось посредине лба; туда и следовало направлять «огненный вдох». Держать в сознании все эти действия одновременно было очень трудно, но знахарка помогла мне, читая молитву вместе со мной и устанавливая правильный ритм дыхания. Все это длилось целую вечность, наконец, огонек свечи стал разрастаться и превратился в одно бесконечное сияние, которое охватило все мое тело. Мне стало нестерпимо горячо, я начала задыхаться и тонуть в этом беспощадном вселенском пламени. Вдруг я почувствовала, как чьи-то сильные и прохладные руки подхватили меня и понесли сквозь сияние с огромной скоростью. Мне казалось, что я взмываю в высь, но характерные ощущения, которые бывают обычно, когда качели, достигнув самой высокой точки, начинают падать вниз, подсказали мне, что я лечу с большой высоты куда-то очень далеко и глубоко. И точно: сияние стало гаснуть, все вокруг окутала тьма, только руки, держащие меня, светились белым огнем. Вдруг внизу начало светлеть, и я поняла: близко дно. Падение чуть замедлилось, и я оказалась на детской площадке где-то в одном из Питерских садов. Я была ребенком, совсем маленькой, может быть, мне было года четыре? Рядом была мама, молодая, в лаковых туфлях на толстом круглом каблуке. Хохоча, я прыгала по клеткам, расчерченным на песчаной дорожке, в направлении полукруга, в котором было что-то написано, но я не могла понять, что. Я знала, там — огонь, и тот, кто попадет ногой в него, выбывает из игры. Ниоткуда выкатился мяч, и, прокатившись через полукруг, стер непонятные буквы. Девочка в розовой кофте подбежала, прутиком восстановила полукруг и вновь начертила слово. До меня донеслись мамины слова: «Видишь, Настеньке шесть лет, а она уже буквы знает и умеет писать. Тебе тоже скоро шесть, а ты даже читать не выучилась». Я нахмурилась и твердо решила — в ближайшее же время! — научиться читать… тут картинка растаяла, сильные руки вновь подхватили меня и понесли — уже вверх. Вынырнув из тьмы колодца, я очутилась в сиянии, которое свернулось в точку и превратилось в огонек свечи.

Домна Федоровна стала расспрашивать меня, что было со мной, что я видела, но мне не хотелось ни о чем говорить. Кусочек детства, блаженное переживание покоя и безмятежного счастья было слишком личным, слишком интимным, чтобы делиться им с кем-то другим, даже если этот другой — моя духовная наставница. Впрочем, целительница не стала настаивать. «Расскажешь в другой раз» — сказала она.

Жара и перерыв в работе позволили заняться практиками. Впервые за весь период обучения Домна Федоровна показала мне не оздоровительную, а скорее «мистическую» практику. Она используется для погружения в подсознание в поисках ответа на волнующие вопросы. Раздеться, 12 раз облиться холодной водой. Одеться в чистую одежду. На стол поставить церковную свечу, сесть прямо и концентрироваться на пламени свечи. При этом повторять Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Ровно дышать животом, и, вдыхая, представлять, как воздух проходит через пламя и направляется в точку между бровей.

«Другой раз» наступил накануне отъезда. Ночь перед поездом я не спала: мне хотелось наговориться с ворожеей впрок, и она, отступив от привычного правила — засыпать до полуночи, не ложилась вместе со мной. Тогда я и рассказала ей про свое удивительное видение детства.