— Здорово… Одно только плохо — я в городе живу. Там родников нет, да и с солнцем тоже не подгадаешь: зимой оно всходит поздно, летом, в белые ночи, вообще не садится.

— А вот тут ошибаешься. И в городе можно ходить по воде. Ванна есть, душ есть? Открыла холодную воду, положила душ так, чтобы образовался ручеек, разулась и ходи с молитвой туда-обратно. С восходом тоже просто: нужно только делать это с утра, пока солнце в зенит не вошло. А сумерки у вас или светло уже — значения не имеет. Главное, чтобы вода текла с востока на запад. Вот с этим единственная сложность быть может — ваши-то, городские дома, не по уму строят, а тяп-ляп. Стороны света не соблюдают, планировку делают кривую, бестолковую. Отсюда и жизнь идет вкривь да вкось. Ну да ничего. Если с востока на запад струю направить никак не получается, тогда сделай, чтобы вода текла с юга на север, или с юго-востока на северо-запад. Но никогда — с севера и с запада. Эти направления — обратные. С них ходьбу начинают только в особых случаях. А молитву читать надо ровно сорок раз.

— Да как же просчитать сорок раз? Если высчитывать, то как раз и запутаешься…

— А ты себе сделай лестовку — шелковый шнурок, а на нем сорок узелков завяжи. Взялась за узелок — прочитала молитву один раз. Или купи себе четки с сорока бусинами. Потом, когда привыкнешь, будешь сама чувствовать, как сорок раз начитаешь.

— А камушки? Если их в ванну набросать, можно покрытие испортить…

— И тут проблема решается. Есть же коврики массажные — иппликатор Кузнецова, например. А еще лучше, циновку грубую постелила — и ходи.

Я записала порядок ритуала.

— Домна Федоровна, а все-таки, как это упражнение связано с Казачьим Спасом? Казачий Спас это что, система таких упражнений?

— Упражнение, Дарья, это когда ты бездумно руками-ногами туда-сюда мотаешь. А такое хождение по воде, скорее, ритуал оздоровительный. Ты ведь не только тело тренируешь, ты дух свой укрепляешь словом молитвенным. Что ж до системы… пожалуй, теперь уже можно и системой называть.

— Теперь?

— Ну, с тех пор как бабка Оксинья все ритуалы, с вещим словом связанные, по тетрадкам расписала.

— А кто она была, бабка Оксинья? Бабушка ваша?

— Бабушка. Двоюродная. Деда моего сестра. Сила ей была Спасом дана особая — словом могла и кровь унять, и пожар потушить. А еще грамотейкой была, вроде тебя — тоже все на свете записать хотела. Книжная была женщина, и верующая шибко. Молитвами лечила и наговорами. От нее два сундука тетрадей осталось да книжек рукописных.

Где-то внутри меня засвербело: пробудился исследовательский зуд.

— Домна Федоровна, а можно ли взглянуть на эти тетрадки?

Знахарка посмотрела на меня испытующе:

— А тебе зачем?

Я стушевалась.

— Научиться хочу заговорам, молитвам…

— Доня, доня, не пытайся целого вола за одним разом съисть. Всему свое время. И слову молитвенному да заговорному тоже. Сундуки Оксиньины я тебе покажу, мне не жалко. Вижу ведь: тебе, ученой, страсть как охота в старинных рукописях покопаться. Только по тетрадкам одним научиться ты не научишься. Ты вот поживи тут, посмотри, как Спасом живут. Когда в мудрость житейскую — обыденную, бытовую — вникнешь, тогда и дух Спаса тебе открываться начнет. А станешь торопиться — будешь как те писаки: слышали звон, да не знают, где он.

Тем же вечером я попала в «святая святых» калитвинского дома — рабочий кабинет знахарки. Более всего он напомнил мне кабинет средневекового китайского ученого: такая же простота и строгость обстановки, ничего лишнего, отвлекающего от ученых занятий. Идеально ровные стены и высокий потолок выбелены голубоватой известью. У окна стоит широкий письменный стол, по обоим углам от него — этажерки, одна с тетрадями, другая с журналами медицинской тематики (многие на иностранных языках). В правом углу икона святого Пантелеимона, в православной традиции — целителя-чудотворца. Стены заняты под стеллажи с книгами, возле входа стоят два массивных дубовых сундука, окованных белой чеканной жестью. У камелька печки-голландки притулился круглый журнальный столик и небольшое плетеное креслице. В этот уютный уголок я и уселась изучать содержимое одного из сундуков, где, завернутые в холст и переложенные от порчи табачным листом, хранятся старинные рукописные травники и лечебники. Первой в руки попалась тетрадка в твердом переплете цвета малахита. На внутренней стороне обложки надпись: «Святцы хворобные, писаны Оксиньей Михайловой Калитвиной от батюшки Николая священника Свято-Троицкой церкви». Тетрадь исписана ровным, крупным, легко читаемым почерком; глаз быстро свыкся с обилием «ятей». Горьковатый запах желтых страниц, извивы молитвенного слова заворожили меня, увели в мир прошлого — мудрый и гармоничный, мир твердых основ и согласного с законами природы осмысленного бытия.

Кажется, в чудной тетрадке можно найти рецепт от всего на свете. Но, конечно же, в первую очередь я списала средства от тех болячек, которыми мучаюсь сама.

Вот рецепт от мигрени (во время приступов этой болезни мне, например, не помогают самые сильные обезболивающие). Со страниц старинной тетради бабушка Оксинья советует:

Благодаря заботам Домны Федоровны за эти три дня, что живу у нее, я полностью окрепла и чувствую себя превосходно. На курган я сходила вчера, но копать ничего не стала — знахарка строго-настрого запретила мне делать это. Отчет по кургану почти готов, осталось только найти способ переправить его в Институт: возможно, я задержусь здесь еще. Тем более что овладение практическими знаниями началось только сегодня — утренним ритуалом, который я про себя окрестила «Чудо-родник». Его лечебный эффект достигается посредством температурного водного массажа активных точек стопы. Уходит усталость, снимаются стрессовые и нервозные состояния, нормализуются функции опорно-двигательного аппарата, кровеносной системы и внутренних органов. С помощью мысленной концентрации на молитве очищается и структурируется сознание, происходит сброс негативных эмоций.