Я снова вспомнил, что говорил мой зять по пути на постоялый двор, но опять почувствовал: это - неправда. Бросил вспоминать, просто ждал, ничего не думая. Я немного устал, но не ложился.
Наконец я услышал, что она поднимается по лестнице. Это могла быть только она. Если бы поднимался хозяин, я сразу узнал бы его шаги, ведь у него был протез. Но эти шаги были легкие, и ступеньки охотно поддавались. Только когда она вошла в верхний коридор, стал слышен перестук высоких каблуков. Она погасила свет на лестнице. Я не нашел выключателя. А потом она вошла в комнату, и я поднялся с постели.
- Сиди, пожалуйста, - сказала она.
Я опять сел.
Она включила маленькую настольную лампу на тумбочке около кровати. Ее-то я и вовсе не приметил. На лампочке был бумажный абажур.
Нелли подошла к окну, высунула голову наружу и приподняла над открытыми створками окна белые занавески, чтобы задернуть их. Ночные бабочки, которые отдыхали на занавесках, влетели в комнату и устремились к лампе.
Потом Нелли подошла к шкафу и сняла с него будильник. Я заметил, что фартук она оставила внизу.
- Я уже в четыре должна быть на месте, - сказала она, - надо приготовить завтрак для водителей и наполнить их термосы.
Я наблюдал за бабочками. Коснувшись горячей лампочки, они слегка шелестели под бумажным абажуром. Бабочек было много, и все разных видов. Одна была очень большая, с мохнатой головой, светло-коричневая, с двумя глазками на крыльях. И еще там был целый рой бабочек поменьше. Совсем белая бабочка походила на невесту в чесучовом наряде. Еще я заметил сине-зеленую бабочку с прозрачными крылышками, темно-сине-зеленую. Все они взлетали наверх, под абажур, а потом, подергавшись, падали на салфетку, которая лежала на мраморной доске тумбочки. Довольно бессмысленное времяпрепровождение, но, может быть, это лишь так казалось.
Краем глаза я видел также, что Нелли вынула из полос спой красный бантик. Пальцами разгладила ленточку и положила ее на стол рядом с вазой; потом подошла к зеркалу, которое висело над умывальником. Запустила руки в волосы и закинула их назад. Они доходили ей почти до плеч. Я пристально наблюдал за всем и удивлялся бабочкам. Их замечательной окраске и силуэтам. К чему это? - думал я. Ведь ночью их никто не видит.
- Твой зять рассказывал обо мне? - спросила Нелли, разглядывая себя в зеркале. Быть может, она видела в зеркале и меня, ведь я сидел на свету, рядом с лампой.
- Нет, - сказал я.
- Это правда?
- Он говорил не о тебе.
- О ком же?
- О женщинах.
- Что именно?
- То же, что и все говорят.
- Ты не хочешь мне рассказать?
- По-моему, он болтал чепуху.
- Наверно, - сказала она.
Она открыла шкаф и достала пачку сигарет с верхней полки. Потом стала искать спички. Спички лежали на тумбочке.
- Ты некурящий? - спросила она.
- Курю, но редко и сейчас не хочу.
- У вас все некурящие?
- Те, что к нам приезжают, - курящие. Но у нас дома не курят.
- На это косо смотрят?
- Да, пожалуй. У нас это считается роскошью.
Нелли закурила сигарету и выпустила дым на бабочку. Она стояла напротив меня. Казалось, хотела сказать что-то, но промолчала. Вместо этого скинула с ног туфли и отбросила их в сторону.
- Болят, - сказала она. - Я весь день на ногах.
Несколько раз она прошлась босая по комнате с сигаретой во рту. Теперь она ступала неслышно, и мне это нравилось.
- Можно мне сесть на постель? - спросила она.
- Конечно. И ты еще спрашиваешь? Ведь это твоя постель.
Я отодвинулся к изножью, чтобы освободить для нее место.
- Спасибо, - сказала она, садясь.
Матрас слегка запружинил, и я, хочешь не хочешь, придвинулся к ней. Пришлось опять отодвигаться.
- Ты предпочел бы спать внизу в кузове? - спросила Нелли.
- Нет, мне и здесь хорошо, - ответил я.
Она взглянула на меня, и я посмотрел на нее. Как и прежде, когда мы стояли в сенях, на лбу у нее обозначились крошечные морщинки. Они молниеносно пробегали по ее коже. Я невольно рассмеялся.
- Что с тобой? - спросила она.
- Ничего. Я увидел морщинки у тебя на лбу.
- Тебе восемнадцать?
- Да.
- Тебе и впрямь восемнадцать?
- Да, стукнуло месяц назад.
- Стало быть, ты моложе сестры.
- Да, она на год старше.
- В это трудно поверить. Но видно, что ты ее брат, "хотя вы и не похожи друг на друга. Мне ее жаль.
Теперь я невольно вздохнул.
- Может быть, она родит двойню.
Я испугался. Двойню? Сразу двух детей? Но шоссе снова прогромыхал грузовик. Мы помолчали. Надо было переждать, иначе мы не расслышали бы друг друга.
- У таких молоденьких женщин очень часто рождаются двойняшки. Уж очень она раздалась. Я как-то разговорилась с торговкой овощами на рынке, она того же мнения.
- И с этим ничего нельзя поделать?
- Теперь уже поздно. Ей не надо было выходить за него, вот и все.
- А она и не хотела.
Нелли сбросила пепел с сигареты на тарелочку с рекламным львом.
- Может, вы и впрямь живете на Луне, - заметила она.
- Мы живем у реки. Луна всходит на другой стороне, напротив нас. Иногда она бывает очень большая и красная. А иногда на реке появляется лунная дорожка, как раз рядом с разрушенным мостом. Разумеется, это только блики на соде, но кажется, будто по дорожке можно перейти реку и достичь запретного берега, как они его называют. Это все придумала моя сестра в детстве.
Пока я говорил, Нелли смотрела на меня во все глаза.
- И потому сестра тебя перекрестила? - спросила она.
- Не знаю почему. Я сам ужасно удивился.
- Ничего странного, вы вместе росли, вот в чем дело, - сказала она и загасила сигарету. - Но женщин у вас, стало быть, нет.
- Почему у нас нет женщин? А моя мать? Женщин сколько угодно и на баржах. В Унтерхаузене и в других деревнях они тоже, конечно, живут. Время от времени кто-нибудь из них заглядывает к нам. Мать разговаривает с ними на кухне. У них свои дела, уж не знаю какие. Но до наступления сумерек они всегда прощаются. Ведь от нас по болоту полтора часа ходу... А откуда вы знаете про Ханнеса Штрука? - спросил я. Внезапно я вспомнил о нем.
- Он иногда здесь появляется. Не часто.
- Я и не подозревал.
- Почему ты спрашиваешь о нем?
- Твой дядя спросил меня о Штруке.