1948

Открыв глаза, Евгений Курганов увидел белую стену своего маленького домика из пористого камня. В центре ее был четко отпечатан оранжевыми прямоугольниками тонкий переплет окна. Солнце взошло — значит, пора вставать. Но вставать не хотелось, и Евгений полежал еще немного, размышляя о недавних событиях.

Несколько дней назад экспериментальную базу, на которой Курганов работал старшим научным сотрудником, посетила специальная комиссия Бакинского энергетического института, которому база была подчинена. С тех пор Антон Кириллович Сарычев, начальник базы, и Дмитрий Астров, молодой талантливый инженер, которого Сарычев считал своим учеником и последователем, как-то изменились вдруг. Дмитрий, впрочем, всегда был не очень разговорчив, а теперь ему было над чем подумать, так что молчаливость и задумчивость его имели хоть какое-то основание. Но почему Сарычев стал таким раздражительным? Почему с такой неохотой отвечал на вопросы Курганова?

Евгений напряженно думал об этом, когда кто-то довольно бесцеремонно постучал к нему в окно. Приподнявшись на локтях, Евгений увидел сухощавое пасмурное лицо Сарычева.

— Поднимайтесь, Евгений Николаевич, — хмуро произнес он. — В район на совещание нужно ехать. Забыл вчера предупредить вас об этом.

— На какое совещание? — удивился Евгений.

— По вопросу орошения, — ответил Антон Кириллович, позевывая и потирая свежевыбритые щеки. — Райком партии его проводит. Приглашают персонально меня, вас, Астрова. Придется ехать. Собирайтесь. Буду ждать вас в машине.

Минут через пятнадцать Курганов был готов к отъезду. Его механик Асмар Рагимов считался лучшим шофером базы. Когда Сарычеву предстояла длительная поездка, он всегда брал его с собой. Решил он взять Рагимова и на этот раз.

Курганов ничего не имел против, приказал только Асмару вывести из фокуса параболоидную установку — солнечную машину, собирающую с помощью огромной вогнутой чаши отраженные солнечные лучи на гелиокотле.

Асмар выключил поворотный механизм, автоматически подставляющий зеркальную поверхность параболоида потоку солнечных лучей, и огромное сооружение солнечной машины потускнело вдруг, потеряв весь свой блеск и величие.

Когда Евгений подошел к автомобилю, Дмитрия в нем еще не было.

— Разве Астров не собрался еще? — удивился Евгений.

— Он и не собирается, — ответил Антон Кириллович, и в голосе его почувствовалось легкое раздражение. — Не можем же мы приостановить все работы из-за этого совещания? Вы ведь знаете, как занят сейчас Дмитрии Иванович.

— А он знает об этом совещании?

— Знает, — будто сквозь зубы процедил Антон Кириллович, — но ему не до того теперь.

— Совещание пошло бы ему на пользу, — заметил Курганов, садясь в машину.

— Как сказать, — неопределенно произнес Сарычев и добавил с усмешкой: — Это ведь только вам оно па руку.

Евгении резко повернулся к Антону Кирилловичу. Глаза его вспыхнули, брови почти сошлись у переносицы. Но он сдержал раздражение и проговорил почти спокойно:

— Совещание это прежде всего на руку колхозному хозяйству района.

Сарычев поморщился, но ничего не ответил.

— Поехали, Асмар! — скомандовал он шоферу.

Минут пять ехали молча. Евгений задумчиво смотрел вперед, на пыльную извилистую дорогу. Антон Кириллович откинулся на спинку сиденья и, казалось. усмехался чему-то. Повернувшись к Курганову, он спросил:

— Не понимаю, зачем мы с Астровым им понадобились? Вы — коммунист. Для вас присутствие на нем, видимо, в обязательном порядке. Но мы-то с Дмитрием Ивановичем люди беспартийные, зачем же нас на совещание в районный комитет партии потребовали?

— Кто потребовал, Антон Кириллович? — возмутился Евгений. — Вас пригласили, но вы могли бы и не ехать, если полагаете, что вопросы орошения колхозных полей — дело сугубо партийное. По-вашему, выходит, видимо, что к беспартийным ученым, работающим в засушливом районе Азербайджана, вопросы эти не имеют отношения?

— Ну и колючий же вы! — проворчал Сарычев и недовольно отвернулся от Курганова.

Но у Евгения все бушевало внутри, и он не собирался на этом кончать разговор.

— Нет уж, позвольте мне высказать все, Антон Кириллович! — возбужденно продолжал он. — Вы думаете, что я не догадываюсь, почему с некоторых пор вы изменили отношение ко мне? Простить не можете, что по моему заявлению комиссия из института приезжала? Но разве это было неожиданностью для вас? Разве я скрыл от вас это заявление и свои претензии к вам?

Сарычев молчал, сердито насупившись, а Евгений все еще не унимался и продолжал горячо обвинять Антона Кирилловича:

— И я и другие сотрудники нашей базы не раз ведь предлагали вывести наши солнечные машины из «тепличных» условий экспериментальной базы на широкий простор колхозных полей и там завершить их испытание. Но разве вы послушались нас?

— Вы и добились своего! — зло отозвался Сарычев. — Кончилась по вашей милости научная работа. Превратимся мы теперь из ученых-экспериментаторов в колхозных механизаторов.

— Да понимаете ли вы, что говорите? — возмутился Евгений. — Я вижу, с вами сегодня положительно невозможно разговаривать!

Курганов раздраженно отвернулся от Сарычева и, плотно прижавшись к задней стенке сиденья, не проронил более ни слова. Молчал и Антон Кириллович. Только Асмар вполголоса напевал какую-то азербайджанскую песню. Он, казалось, был совершенно спокоен, хотя Евгений хорошо знал, как близко принимал Асмар к сердцу все, что касалось экспериментально» базы.

К зданию районного комитета партии Сарычев с Кургановым подъехали в полдень. Первый секретарь райкома Джафаров весело приветствовал их:

— А, ученые мужи! Салам алейкум! Вовремя приехали. Как раз собираемся начинать.

Их пригласили в президиум. Курганов сел рядом с Джафаровым, и секретарь райкома шепотом давал ему краткие характеристики каждого оратора. Когда на трибуну вышел председатель колхоза «Первое мая» Самед Мамедов, Джафаров заметил:

— Очень интересный человек. Лучший в области селекционер хлопка.

Самед Мамедов, высокий плотный мужчина, поправил пеструю тюбетейку на бритой голове и из кармана гимнастерки достал какую-то бумажку. Он не спеша развернул ее и аккуратно разгладил ладонью, но так и не взглянул на нее ни разу за все время своего выступления. Да она и ни к чему была человеку, который говорил так горячо. Чувствовалось, что речь его шла о самом близком его сердцу деле, не помнить всех деталей которого было просто немыслимо. А перед ним в просторном зале сидели такие же, как и он, хлопководы, с такими же заботами и тревогами о своем хозяйстве. Затаив дыхание слушали они бесхитростную повесть о том, как колхозом «Первое мая» были превзойдены качества знаменитых сортов египетского хлопка «пима» и «маарад», как «шредер» год за годом сдавал свои позиции советским сортам хлопка.

— Сейчас мы выращиваем совершенно новый сорт! — с воодушевлением говорил Самед Мамедов. — Это питомец нашего колхоза. Знали бы вы, сколько труда на него пришлось положить! Зато он теперь покажет себя. Такой урожай нам принесет, каких не было никогда! Только вот беда — засуха ему грозит. Мы орошаем хлопковые поля из местного озера, но воды в нем в этом году совсем мало. Не идет она на поле самотеком, как прежде. Что ты, тут будешь делать! Поднимать ее из озера нелегко. Много сил приходится тратить. А этот год особенно жаркий. Мощную водокачку нужно ставить, чтобы вдоволь напитать водой поля. Такой водокачки нет пока под рукой. Плохо дело получается! Хлопок без воды может остаться. Что делать? — спрашиваем. Как спасти поля? Чем подавать воду из озера в арыки?

Собрание слушало Мамедова внимательно. Чувствовалось, что и у других была такая же беда — лето в самом деле стояло исключительно засушливое, и почти все колхозы ощущали недостаток в воде.