Затем пятеро интеллектуалов приступили к рассматриванию холста. Спустя минуту-другую к ним присоединился Саймон.

Ярко-красное пятно разительно отличалось ото всех предыдущих и было точной копией новой музыкальной фразы.

Насмотревшись на кляксу, интеллектуалы занялись ее фотографированием. Действовали они систематически, но без огонька. Если им и случалось взглянуть на холст, они вели себя так, словно не видели, что там изображено. И им вовсе неинтересны были черно-белые снимки нового пятна с засветленным фоном, которые они рассовали по карманам.

Внезапно от окна послышалось шуршанье портьеры. Фиби Солтонстолл, про которую за работой совсем забыли, приняла сидячее положение и огляделась. Во взгляде ее сквозило отвращение.

- Отведите меня домой, Лестер, - проговорила она тихим и ясным голосом.

Толли, который собрался было выйти из студии, остановился на пороге.

- Знаете, - сказал он озадаченно, - никак не могу поверить, что старикан набрался духу сделать то, что сделал. Может, ей известно, что заставило его…

Норман взял Толли за руку и приложил палец к губам. Вместе они вышли из комнаты; Лафкадио, Гориес, Лестер и Фиби последовали их примеру. Все пятеро мужчин наравне с Саймоном выглядели, точно пьяницы после продолжительного запоя, завершившегося приступом белой горячки.

Аналогичный эффект отмечался повсеместно по мере распространения новой музыкальной фразы и нового пятна. Контрзаклинание побеждало на всех фронтах. Всякий, кто видел его или слышал, повторял его один только раз (воспроизводил, показывал - в общем, распространял) и тут же забывал, причем первые фраза и пятно также бесследно улетучивались из памяти. Чувство принуждения и одержимости исчезало начисто.

Драм-н-дрэг незаметно скончался. Опустели сумочки и карманы, в которых прежде хранились карточки-кляксы; врачи перестали использовать в работе ТМВКР 1 и 2. Больные в психиатрических лечебницах прекратили водить хороводы. Кататоники обрели былую неподвижность. “Младотурки” вернулись к борьбе с применением транквилизаторов. Изменилась мода: на смену плащам в кляксах пришли плащи со спиралевидными полосами зеленого и фиолетового цветов. Сатанисты и воротилы подпольного наркобизнеса могли спать спокойно, ибо им снова угрожали лишь Господь Бог да Министерство финансов. Кейптаун обрел заслуженный покой. Пятнистые рубашки, галстуки, платья, абажуры, обои, льняные портьеры - все это кануло в прошлое. О “барабанных субботах” никто словно и слыхом не слыхивал. Второй привлекатель внимания Лестера Флегиуса не привлек ничьего интереса.

Большое полотно Саймона было выставлено в одной из галерей, однако даже критики обошли его молчанием - разумеется, если не считать злопыхательских выпадов вроде “последняя громоздкая работа Саймона Гру вполне соответствует по своей невыразительности той блеклости, которая присуща краскам, пошедшим на ее создание”. Посетители галереи бросали на картину изумленный взгляд и проходили дальше - подобное отношение к современной живописи встречается довольно часто.

Равнодушие критиков и публики объяснялось просто. Среди множества одинаковых пятен на картине было одно, ярко-красного цвета, которое на самом деле являлось отрицанием всех символов или, другими словами, пустым символом - точная копия барабанной фразы, которая была отрицанием и завершением печально знаменитого мотива, которая прозвучала в алом полумраке, выбитая пальцами Толли и повторенная шлепками краски, сорвавшейся с кисти Саймона; фраза, которая умиротворяла и останавливала что угодно (по понятным причинам она приводится здесь лишь однажды): “бам-пампампам-бом-бах”.

Шестеро интеллектуалов сохранили обычай еженедельных встреч. Они вели себя так, словно ничего не произошло; правда, Саймон переменил манеру. Теперь он ползал по холсту с закрытыми глазами и прикладывал к полотну вымазанные краской ладони. Потом на смену ладоням пришли ступни ног. Порой он приглашал друзей принять участие в процессе творения и даже выдавал им сабо, выписанные из Голландии специально для этой цели.

Прошло несколько месяцев. Как-то раз Лестер Флегиус привел с собой гостью - Фиби Солтонстолл.

- Мисс Солтонстолл вернулась из кругосветного путешествия, - объяснил он. - Она рассказала мне, что наш совместный эксперимент серьезно отразился на ее здоровье и ей была рекомендована полная перемена обстановки. К счастью, это все уже в прошлом.

- Да, я абсолютно здорова, - подтвердила Фиби, улыбаясь в ответ на участливые вопросы.

- Кстати, - проговорил Норман, - в тот миг, когда вашему здоровью был нанесен урон, не получили ли вы какого-либо сообщения от предка Толли?

- Получила, - ответила она.

- И чего же старикан вам наговорил? - нетерпеливо справился Толли. - Наверняка всяких гадостей.

- Да, - согласилась Фиби, мило покраснев. - Он был настолько груб, что у меня язык не повернется повторить его слова целиком. Должно быть, дикость его гнева и непередаваемые видения, в которых выразилась его ярость, так повлияли на мой рассудок, что я заболела.

Она помолчала.

- Я не знаю, откуда он говорил со мной, - сказала она задумчиво. - Мне показалось, что там было тепло, очень тепло, хотя, вполне возможно, на мое восприятие повлиял жар, исходивший от железнодорожных фонарей.

Морщины на ее лбу разгладились.

- Само послание было коротким. Вот оно: “Дорогой потомок, меня заставили положить этому конец. Нас тут начало лихорадить тоже”.

[1] Коллективное бессознательное - система установок и типичных реакций, которые исподволь определяют жизнь индивида, источник общечеловеческой символики, в том числе мифов, сновидений, термин, введенный Карлом Г.Юнгом. - Здесь и далее прим. перев.

[2] Крупнейшие художники-авангардисты.

[3] Джем-сейшн - импровизация в исполнении джазовых музыкантов.

[4] Клякса Роршаха - разновидность теста в психоанализе.