— Ты злодей, — говорит Аня. — Ты мне работать не даёшь. Мне некогда. Обжора ты! Злодей!
Кормила так Аня скворку, то ласково приговаривала: „Кушать, кушать", то сердилась: „Злодей ты, скворка!"
И скворка научился говорить.
Подошла как-то Аня к нему с кормом.
А скворка сказал:
— Кушать! Кушать!
Вот Аня удивилась!
И с тех пор он по-скворчиному перестал кричать, а как захочет есть — говорит:
— Кушать! Кушать!
И если долго еду не дают, сердится и кричит:
— Злодей! Злодей!
Аня работает у окна, а скворка вертится около. Смотрит, что она делает; то краску клюнет, то карандаш у Ани хочет отобрать — мешает.
Аня открыла окно и говорит:
— Иди погуляй.
Скворка на двор и вылетел.
Аня работает, а сама поглядывает, что он там будет делать.
На дворе много интересного.
Услыхал скворка, кто-то чирикает. Это воробьиха воробьишку кормит. И он тоже захотел есть.
Прилетел к воробьихе. Крылья растопырил, клюв открыл и говорит:
— Кушать! Кушать!
А воробьиха его клюнула и улетела.
Видит скворец: соседский кот Валерка идет. Он к нему.
Скачет перед ним — требует:
— Кушать! Кушать!
А этого Валерку недавно побили за то, что он гонялся за цыплятами. Он сейчас на птиц и смотреть не хочет.
Тогда подскочил скворка к собаке.
Спит пёс, похрапывает.
Перед ним плошка с едой, а по плошке мухи ходят.
А скворка мух ловить ещё не научился, и еда собачья тоже не годится.
Уселся он у самого собачьего носа и говорит:
— Кушать! Кушать!
Долго пёс не просыпался, а как проснулся— залаял.
Испугался скворка.
Летит от него и кричит:
— Злодей! Злодей!
К Ане приходили соседи, приносили скворке корм.
Удивлялись, что птица говорит.
Вот приходит к ней как-то соседка.
— Где, — говорит, — ваш скворец, я ему вкусненького принесла.
Аня зовёт:
— Ты где? Кушать! Кушать!
Скворца нигде нет.
Начали искать, — не нашли.
А было вот как.
Пошёл дождь. Из-под тучки ветер налетел. Скворка в это время ходил по двору. Закрутились щепки да пыль около него. Скворка испугался и полетел. Не домой, не к соседям, не в лес, а сам не знает куда. Опустился он на какую-то тропинку. И, наверно, он совсем бы потерялся, если бы его не нашёл чужой человек.
Шёл по тропинке прохожий. Видит: сидит скворец на дороге и не боится. Совсем близко подпускает.
Прохожий думает: „Словлю его, принесу домой, посажу в клетку, пусть поёт".
А скворец взлетел и к нему на шляпу сел. Прохожий хвать его рукой и держит.
А скворец-то у него вдруг закричал:
— Ты злодей! Ты злодей!
Испугался прохожий, разжал руку, отпустил скворку.
Пришёл домой, всем рассказывает: вот какие чудеса-птица говорит.
А соседи это услыхали, сказали Ане.
И вместе с ней пошли птицу искать.
Скворка, как увидел Аню, прилетел к ней и закричал:
— Ты злодей! Ты злодей!
— Да не „злодей" надо говорить, — сказала Аня, — а „кушать"!
Пунька и птицы
Кошки — они охотники. Они любят словить пичужку.
Наш Пуня тоже не прочь поохотиться, но только не дома. Дома он никого не трогает.
Принесли мне как-то в маленькой клетке несколько певчих птиц.
Щеглы, канарейки.
Куда, думаю, мне их деть, чего с ними делать?
Выпустить на волю — на дворе вьюжно-морозно. В клетке — тоже не годится.
Поставил я в уголке ёлку. Закрыл мебель бумажками, чтобы не пачкали, и… делайте что хотите. Только не мешайте мне работать.
Щеглы, канарейки вылетели из клетки — и к ёлке.
Копошатся в ёлке, поют! Нравится!
Пришёл Пунька, глядит — интересуется.
Ну, думаю, сейчас надо Пуньку ловить да из комнаты выкинуть.
Непременно начнется охота.
А Пуньке только елка понравилась. Он ее понюхал, на птиц и внимания не обратил.
Щеглы, канарейки побаиваются. Не подскакивают близко к Пуньке.
А тому безразлично, есть тут птицы или нет их. Он лёг и спит около ёлки.
Но Пуньку я всё-таки прогнал. Кто его знает. Хоть и не смотрит на птиц, а вдруг невзначай и словит.
Прошло время. Птицы начали гнёзда вить: ищут пушинки разные, нитки из тряпок выдёргивают.
Пунька к ним ходит. Спит у них. Щеглы, канарейки его не боятся, — чего его бояться, если он их не ловит.
И так расхрабрились пичужки, что начали у Пуньки шерсть теребить.
Пунька спит. А птицы из него шерсть дёргают и не боятся.
Гаяр
Гаярка — обычный охотничий пёс. Ничего особенного мы в нём не замечали. Разве что иногда он вдруг начнёт скалить зубы.
Кто не знает, так испугается.
А это, оказывается, он не злится, не сердится, а хочет улыбнуться.
Приехал его хозяин. Гаярка весь заулыбался. Очень, очень радуется. Поведёт его хозяин охотиться. Будет Гаярка работать — добывать дичь: чуять, искать.
Он давно не охотился.
Бока отлёживал, рыхлый сделался, неуклюжий.
Скоро ли хозяин наденет сапоги, возьмёт ружьё и они пойдут?
А хозяин посидел, чаю напился, ружьё оглядел и опять уехал.
Вот Гаярка обиделся. Лёг в угол, вздыхает, ни на кого не глядит.
День прошел, другой начался. Скучает Гаярка, лежит в углу — не ест, не пьет.
Вот вернулся хозяин.
— Ну-ка, — говорит, — Гаярка, чего лежишь?
Гаяр даже не встал. Не бросился к хозяину ласкаться, а начал скулить и лаять.
А мы слушали его и все поняли.
— Вот приехал ты, хозяин. Обещал взять меня на охоту. А сам уехал и меня одного оставил. Я жду-по-жду, а ты не едешь. Нехорошо так обманывать, и охоты никакой не было. Я не ел, я не спал, а ты всё не едешь да не едешь.
Как скучно-то.
Долго говорил Гаярка. Рассказал все. А когда рассказал, — вылез из угла и начал бегать, прыгать — радоваться.
