МОСКВА «АЛГОРИТМ» 2007

УДК 82(1-87)-94 ББК 66.3(2Рос)8 Ф43

Оформление серии С. Курбатова

Ферр Г.

Ф43 Антисталинская подлость / Гровер Ферр;.[1] — М.: Алгоритм, 2007. - 464 с. — (Загадка 37-го).

ISBN 978-5-9265-0478-8

Год назад отмечался 50-летний юбилей «закрытого доклада» Н. С. Хрущева, зачитанного 25 февраля 1956 года на XX съезде КПСС. Он породил легко предсказуемые отзывы и комментарии. Лондонская «Телеграф» охарактеризовала доклад как «самую влиятельную речь XX столетия». А в статье, опубликованной в тот же день в «Нью-Йорк таймо›, Уильям Таубман, лауреат Пулицеровской премии 2004 года, присужденной за биографию Хрущева, назвал его выступление «подвигом, достойным быть отмеченным» в календаре событий.

Однако автору представленной ныне вниманию читателя книги удалось сделать совсем другое открытие. Из всех утверждений «закрытого доклада», напрямую «разоблачающих» Сталина или Берию, не оказалось ни одного правдивого. Как выясняется, в своей речи Хрущев не сказал про Сталина и Берию ничего такого, что оказалось бы правдой.

Самая влиятельная речь XX столетия (если не всех времен!) — плод мошенничества? Сама по себе такая мысль кажется просто чудовищной. Ведь дело не только в ней самой, но и в очевидных последствиях…

УДК 82(1-87)-94 ББК 66.3(2Рос)8

ISBN 978-5-9265-0478-8

© Ферр Гровер (Graver Furr), 2007 © Бобров В. Л., перевод, 2007 © ООО «Ашоригм-Книга», 2007

«САМАЯ ВЛИЯТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ XX СТОЛЕТИЯ», или…

50-летний юбилей «закрытого доклада» Н.С.Хрущева, зачитанного 25 февраля 1956 года на XX съезде КПСС, породил легко предсказуемые отзывы и комментарии. Лондонская «Телеграф» охарактеризовала доклад как «самую влиятельную речь XX столетия». А в статье, опубликованной в тот же день в «Нью-Йорк тайме», Уильям Таубман, лауреат Пулицеровской премии 2004 года, присужденной за биографию Хрущева, назвал его выступление «подвигом», «достойным быть отмеченным» в календаре событий.

И вот некоторое время назад мне пришло в голову перечитать «закрытый доклад» Хрущева после довольно долгого перерыва^[2]. Читая, я обратил внимание на множество несуразностей в этом докладе.

Что-то очень похожее отметил и Дж. Арч Гетти в своем фундаментальном труде «Истоки больших чисток»: «Среди прочих несообразностей в хрущевских свидетельствах — очевидная замена Ежова на Берию. Хотя имя Ежова изредка упоминается, обвинения в столь многих преступлениях и репрессиях были выдвинуты против Берии; между тем до 1938 года последний занимал пост регионального партсекретаря. Далее, во множестве сообщений говорится, что полицейский террор стал спадать как раз тогда, когда в 1938 году Берия пришел Ежову на смену. Как столь беззастенчиво Хрущеву удалось подменить в своем докладе Ежова на Берию? Что еще он мог затуманить? Во всяком случае, не так давно приведенная в исполнение Хрущевым и тогдашним руководством казнь Берии превратила его в удобного козла отпущения. Разумеется, использование имени Берии в чисго конъюнктурных целях бросаег тень на добросовестность других хрущевских утверждений (выделено мной. — Г.Ф.).[3]

Словом, я стал размышлять над тем, что, опираясь на документы из когда-то наглухо закрытых советских архивов, а теперь приоткрывших свои двери для историков, можно проделать исследование, которое позволило бы найти в докладе Хрущева чуть больше ложных «разоблачений» Сталина.

Фактически же мне удалось сделать совсем другое открытие. Из всех утверждений «закрытого доклада», напрямую «разоблачающих» Сталина или Берию, не оказалось ни одного правдивого. Точнее так: среди всех тех из них, что поддаются проверке, лживыми оказались все до единого. Как выясняется, в своей речи Хрущев не сказал про Сталина и Берию ничего такого, что оказалось бы правдой. Весь «закрытый доклад» соткан сплошь из подтасовок такого сорта. И это — тот самый доклад-«подвиг», за который Таубман превозносит Хрущева до небес! (Разумеется, сей пулицеровский лауреат достоин отдельного (хотя и несравненно более краткого) разбора его собственных лживых заявлений из статьи в «Нью-Йорк тайме», посвященной юбилею хрущевского доклада[4]).

Для меня как ученого такое открытие оказалось неприятным и даже нежелательным. Мое исследование, конечно, и так вызвало бы удивление и скептицизм, если бы, как я полагал, выяснилось, например, что четверть хрущевских «разоблачений» или около того следует считать фальшивыми. Но вот что сразу взволновало меня и продолжает беспокоить до сих пор: если я стану утверждать, что каждое из хрущевских «разоблачений» ложно, поверят ли моим аргументам? Если нет, тогда уже не будет иметь значения, сколь тщательно и скрупулезно автор подошел к сбору и обобщению свидетельств, доказывающих справедливость самих суждений…

Самая влиятельная речь XX столетия (если не всех времен!) — плод мошенничества? Сама по себе такая мысль кажется просто чудовищной. Ведь дело не только в ней самой, но и в очевидных последствиях. Кому, спрашивается, захочется «с нуля» начать пересмотр прошлого Советского Союза, Коминтерна и даже мировой истории лишь потому, что это вытекает из логики выдвинутых мной умозаключений? Куда легче представить дело так, будто автор промышляет псевдоисторической стряпней, утаивает правду и самолично фальсифицирует то, в чем облыжно пытается обвинить Хрущева. Результаты моих изысканий при таком подходе можно будет спрятать под спуд, и проблема исчезнет сама собой.

Но дело еще и в том, что автор этих строк снискал некоторую известность за уважительное, хотя и критическое отношение как к личности Сталина, так и за свои симпатии к международному коммунистическому движению, признанным лидером которого Сталин был на протяжении десятилетий. Когда исследователь приходит к выводам, которые слишком хорошо согласуются с его предвзятыми политическими пристрастиями, самое благоразумное, что можно сделать, — подозревать такого автора в нехватке объективности, если не в худшем. Вот почему мне было бы гораздо спокойнее, если из проделанной научной работы следовало бы, что только 25 % хрущевских «разоблачений» Сталина и Берии несомненно ложны.

Но поскольку, как выяснилось, все «разоблачения» Хрущева в сущности неправдивы, бремя доказывания их лживости ложится на меня как ученого еще более тяжким грузом, чем в обычных случаях. Соответственно, мне хочется надеяться, что читатель со снисхождением отнесется к несколько необычной форме подачи материала.

Вся книга распадается на две самостоятельные, но в чем-то пересекающиеся части.

В первой части (главы 1–9) разбираются положения доклада, которые следует считать квинтэссенцией хрущевских «разоблачений». Забегая чуть вперед, отметим, что автору удалось выделить шестьдесят одно такое утверждение.

Каждое из «разоблачительных» заявлений доклада предваряется цитатой из «закрытого доклада», после чего оно рассматривается через призму исторических свидетельств, большинство из которых представлено как цитаты из первичных и в редких случаях из иных источников. Автор поставил перед собой задачу представить наилучшие из всех имеющихся доказательств; они преимущественно почерпнуты из российских архивов, чтобы доказать лживый характер речи, с которой Хрущев выступил на закрытом заседании XX съезда.

Вторая часть книги (главы 10–11) посвящена вопросам методологического характера, а также выводам, которые следуют из проделанной мной работы. Особое внимание уделено типологии приемов, которые Хрущев использовал в своем насквозь лживом докладе, и рассмотрению реабилитационных материалов на тех партийных руководителей, чьи имена были названы в «закрытой» речи.