Я все поняла, когда папа и мама приехали домой и поставили бутылку водки. Они раньше никогда не пили. Да и работа была такая, что нельзя было напиваться.

Я видела, как заливали горе соседи. Видела, как они запивали неудачи в жизни. Однажды я разговорилась с соседкой, что жила этажом выше. Ее муж пил каждый день. Почти все пропил в квартире. Когда напивался, то начинал ругаться с женой и бил ее. Она тогда выходила на улицу, чтоб он остыл и уснул. Тогда я и спросила ее, почему он пьет. Ответ меня тогда поразил.

— Раньше Петя был хорошим человеком, — ответила она, вытирая глаза. — А потом все как-то навалилось. Потерял работу. Другую найти не смог. Подтянулись друзья. И началось все по кругу. Человек часто пьет не из самого вкуса алкоголя. А чтоб забыться. Когда не может что-то изменить в своей жизни. У него опускаются руки, и тогда он начинает прикладываться к бутылке. Ищет в ней спасение.

— Но ведь можно найти работу…

— У нас половина поселка дома сидит. Ни работы, ни перспектив. Некоторые продают свои квартиры и уезжают, но никто не возвращается назад с пачками денег на машинах и не делится своим успехом. Значит, не все так сладко, как в мечтах. Не все смелые и решительные. Не все удачливые. Поэтому не надо смотреть так.

— Все равно не понимаю. Допустим, люди пьют, потому что не могут на работу устроиться. Но ведь тогда лучше деньги экономить, — возразила я.

— Лучше. Но для кого? Если бы это была временная ситуация, а то не знаешь, что будет дальше. Предприятие закрыли и сказали, что открывать не будут. А Петьке, думаешь, приятно сидеть на моей шеи? Он себя мужиком не чувствует. Вот кулаки и распускает, чтоб доказать мне, что он чего-то стоит. Чтоб я его уважала. Но он не понимает, что так я его только ненавидеть начинаю. Надо бы уйти, а не могу. Я его люблю и ненавижу. Помню, каким он был раньше, и надеюсь, что он вернется ко мне когда-нибудь. Он ведь тоже меня любит. Иначе так не ревновал бы. Боится потерять. Только слабый он человек. Не может бороться с бутылкой.

— Почему тогда пьет дядя Витя? Он работает. И жена у него хорошая. Только грустная все время.

— Заливает горе. У него сын погиб на войне. Он так и не смог смириться, — ответила она. — Люди думают, что водка снимет боль, что поселилась в области сердца. Но это обман.

Ее не стало на следующий день. Дядя Петя взялся за нож, а она не успела убежать. Он плакал, когда проспавшись, понял что натворил. Я видела, как он убеждал милиционера, что не мог этого сделать, потому что ее любил. Не мог ее убить. Но все указывало на него. Да и слышала я, как она кричала и просила, чтоб он ее не убивал. Надо было помочь, но я испугалась, и целый день из шкафа не вылезала.

Потом приехал папа с бутылкой. Сема умер. Не перенес операцию. Они молчали. Просто пили. Серые, пасмурные. Мама плакала, как и я. Потом просто какой-то провал в памяти. Лето, начало учебного года. Я не помню их. Папа пил почти каждый свой выходной. Мама с ним за компанию. Потеря Семы сильно на них сказалась. А я опять осталась за бортом. Меня не замечали. Я старалась не обращать лишний раз на себя внимания.

Жизнь изменилась с Ольгой Васильевной, которая была у нас учительнице рисования. Она говорила, что у меня талант. Даже поделилась своими грифелями и бумагой. У нас не было телевизора. Поэтому мультики я сама рисовала. Брала героев из сказок, и они оживали на бумаге. Я старалась рисовать везде, где только можно. В тетрадках или на полях газеты. Знаю, что это смешно. Но если газету разрезать на несколько частей, то получится что-то подобие блокнота. И на полях можно рисовать мультик. Это здорово. Потом пыталась повторить с блокнотом, но у меня больше не получается оживлять картинки. Тогда они дышали жизнью. Или мне так казалось? Я верила, что они волшебные. Или что я волшебница и могу создавать оживлять нарисованных героев. Но больше не получается творить чудеса. Да ты и видел. Только одна картина с птичкой получилась стоящая.

Ольга Васильевна на следующий год вышла замуж за военного и уехала. Тот год был плохим. Я не только потеряла друга и наставника, но и в тот год не стало отца. В шестом классе я начала понимать, что семья катится по наклонной. Мне было жаль брата, но жизнь продолжалась. Я просила отца и маму больше не пить. Но в ответ папа лишь улыбался пьяной улыбкой. Такая улыбка у маленьких детей или дураков. Он находился в своем забвении, и ему там было хорошо. Мама просто просила, чтоб я к ней не лезла. Если папа был добрым, когда выпивал, то мама злилась. Ее все раздражало, особенно я. Тогда я не могла этого понять. Только потом, она призналась, что хотела, чтоб на месте Семы была я, а не он. Я не понимаю этого и никогда не пойму. Почему? Но это и неважно.

Папа иногда мне говорил, что это все временно. Завтра, он начнет все сначала. Надо только подождать. А я верила, пока не поняла, этого завтра не будет. Сколько бы он мне ни обещал. Он не мог изменить ситуацию, поэтому и пил. Он был таким же, как все вокруг. А мама, она сломалась. Она просто сломалась. Не выдержала. Озлобилась.

Он умер по дороге на работу. Врезался в столб. Помял автобус. Вроде не такая уж страшная авария, только осколок стекла прямо в шею вошел. Он быстро умер. Хорошо, что автобус был пустой. Мы его похоронили на старом кладбище. Около церкви, которая меня пугала. По весне туда прилетали черные вороны с большими-большими крыльями и выводили потомство в больших гнездах. У них были здоровые клювы и громкие голоса. Они не любили, когда кто-то нарушал их покой. Или сами по себе были крикливые?

Мама быстро забыла папу. Уже на следующей недели в доме стали появляться какие-то мужики, женщины. Чтоб выжить, она стала варить самогонку и продавать. Мы ставили бражку, потом перегоняли ее по самодельному аппарату. Все, что она продавала, тут же и выпивалось. Мы вроде жили в одной квартире, но при этом стали чужими людьми. Самое тяжелое время началось, когда у меня начался переходный возраст. Я не могла находиться дома. Видеть всю эту грязь. Тогда я стала сбегать. А куда было идти? В нашем поселке было мало мест, где можно было спрятаться. Тогда я и стала ходить в эту церковь. Холодные стены из красного кирпича, вороны, что жили на вершине. Было страшно, но потом я привыкла. Они привыкли ко мне. На кладбище почти никто не приходил. Казалось, что люди хоронили родственников и благополучно о них забывали. А я ходила на могилу отца. Цветочки сажала. Только никогда не разговаривала. Я долго думала, что он меня предал, как и Сема. Странное времяпровождение для подростка. Потом пошло модное течение, когда молодежь стала на кладбищах гулять. Я их отчасти понимала. Там тихо и спокойно. Никто не ругается. Никто не пьет или не спит. Жаль, что приходилось домой возвращаться каждую ночь. Оставаться на кладбище я боялась. Там был даже не суеверный страх, а страх перед людьми. По ночам собиралась молодежь. Сталкиваться с ними совсем не хотелось. Я не уверена была, что они меня не тронут. Зимой я пряталась или в библиотеки или по заброшенным домам. Был у нас дом, в котором провалилась крыша, а в другом — живой осталась лишь комната. Я не говорю о заброшенных домах частного сектора, куда лазили все кому не лень.

Такой дом был совсем рядом от моего. Он мне напоминал усадьбу. Двухэтажный, с пузатой терраской и массивный. Почему-то мне он казался величественным. Всегда казалось, что там бояре должны были жить. Но это детское. Я несколько лет назад приезжала туда. Дом как дом. Рядом с ним росли кусты сирени и жасмина, а еще все заросло вишней и сливой. Но туда никто не лазил. Ходила легенда о жутких призраках и таинственном свете, что появлялся там по ночам. Я долго верила им, как и другая детвора. Этот дом пугал. Туда никто не приезжал. Я ни разу не видела за все время, что жила в поселке.

Не знаю, как я тогда выжила. Во что одевалась, как училась. Там какие-то обрывки воспоминаний. Я помню, что только много мечтала. Одежду нам приносили в обмен на бутылку. А ела уже что придется. Я хотела уехать после девятого класса учиться. Поступить в техникум. Но мама не разрешила. У нее взыграл материнский инстинкт. Она почему-то решила, что если я уеду, то пополню ряды проституток. Как раз набрали учеников для десятого класса, поэтому пришлось учиться дальше, хотя к тому времени я давно перестала учиться. Мне стало неинтересно. Я влюбилась. В одноклассника. И естественно — безответно. Я была старше на полтора года его. Он даже не смотрел в мою сторону. Я же не могла от него глаз отвести. Такой мальчишка смазливый. Блондинчик с голубыми глазами и аристократическими чертами лица. В нем было что-то благородное, когда он молчал. Но стоило ему открыть рот, как оттуда вырывались лягушки, которые квакали матом через раз. Он мог напиться пива. Нюхал клей. Веселый молодой человек, от которого я просто млела. За один его взгляд в мою сторону готова была все недостатки простить. Но он глядел весьма редко. Что меня расстраивало. И тут кто-то из местных предпринимателей договорился с домом культуры, который давно был закрыт, и устроили там дискотеку. Вход платный. Туда собрался весь наш класс пойти, вместе с моим красавчиком.