Джиккана научила меня читать и писать человеческими буквами, сражаться ножом и дубинкой, зубами, кулаками и ногами — короче всем, чем только возможно. У ней был бурный темперамент, острый как сломанное стекло, и, рано или поздно, она дралась со всеми, включая меня. И тем не менее за все эти годы, в течении который она шла вместе с армией Сжигателя-Троллей, она никогда не подходила к сражающимся троллям ближе, чем в тот день, когда я встретил ее в Дэше.

К концу года Ярости Священника, когда солнце было уже не так высоко, на армию Сжигателя-Троллей напала двадцатидневная лихорадка, которая схватила и Джиккану. Ее длинные мускулы размякли, как жир на огне. Складки кожи повисли на руках и ногах, свисали с подбородка. Она кашляла всю ночь, и выплевывала кровавые куски легкого, когда пришло утро. Во время перехода я нес оба наших мешка с запасами и достал все травы, какие только можно было использовать, но ничего не изменилось. После обеда она свалилась на обочину дороги.

Я предложил, что понесу ее вместе с ее мешком.

— Не будь дураком, Ману, — сказала она, добавив крепкое ругательство и закашлявшись в конце. — Я дошла так далеко, как только могла, намного дальше, чем я дошла бы без тебя. Но дальше, мальчик, тебе придется идти одному. Закончим все здесь.

Джиккана дала мне свой нож. Я ударил ее туда, куда она хотела. Я не раз скручивал шеи птицам, помогая маме готовить ужин, и я держал веревки, когда отец выбраковывал наше стадо. Так что я не был совсем незнаком со смертью, но когда сейчас я обдумываю события своей жизни, смерть Джикканы отмечает момент, когда я убил в первый раз. Свет жизни быстро исчез из ее глаз; она не страдала. Я держал ее тело в руках, пока оно не закоченело и не закостенело. Потом я перенес ее в наш ночной лагерь. Джиккана был моим первым учителем после Дэша, и я заплатил за то, что мы выпили, пока всю ночь пели песни, успокаивая ее дух. Когда же небо начало светлеть, я вырыл ей могилу, а потом еще навалил камни сверху, чтобы не дать хищникам поужинать ее телом.

Длинные тени рассвета связали меня с ее могилой, навсегда.

Я ожидал, что заплачу, но слезы так и не полились из меня. Внутри меня не было ничего, нечему было выходить наружу. Я плакал от ужаса в уничтоженном Дэше, но я уже не плакал над телом Дорин. И я не мог плакать над кем-нибудь другим.

Я вырезал имя Джикканы на длинной кости, используя буквы, которым она меня научила, и потом воткнул ее острым концом среди камней. А на обратной стороне кости я тоже вырезал буквы, буквы троллей, которым я выучился в руинах над Дэшем, и которые ни один из моих товарищей не мог прочесть. Немного покривив душой, я написал, что Джиккана была достойной женщиной, и она никогда не наложила свои руки ни на одного тролля, что было достаточно правдиво и могло заставить троллей задуматься на мгновение, прежде чем они решили бы осквернить ее могилу.

А тролли поблизости были, и немало. В те годы поблизости всегда было немало троллей. После отступления, которое продлилось несколько поколений, Виндривер перешел в контратаку и привел свою армию на земли, заселенные людьми. Дэш был одной из первых человеческих деревень, которые пали перед ярость предводителя троллей за те пять лет, пока я шел рядом с Джикканой. Мы никогда не схватили тех троллей, которые убили Дорин и мою семью, хотя мы следовали за ними по меньшей мере год и видели больше примеров их кровожадной работы, чем у меня хватит мужества о них рассказать.

Так что троллей поблизости хватало, и мы научились выслеживать их. Мы сообщали об их передвижениях Сжигателю-Троллей или его офицерам, когда они приезжали в наш отряд.

И мы никогда не сражались с троллями. Никогда. Ни Джиккана, ни Балт, тот рыжеволосый человек, который вел наш отряд, и вообще ни один из ветеранов-наемников даже понятия не имел, как сражаться с нашими серокожими врагами. Вот так низко пала армия Сжигателя-Троллей всего за два поколения с тех пор, как была основана.

В тот день в Дэше Балт сказал правду. Армия Сжигателя-Троллей разделилась на маленькие отряды, которые следовали за троллями, пока те разоряли Центральные Земли. Мы следили за ними, и говорили офицерам, где они находятся. Когда они осообщали ему — если они сообщали ему — Мирон из Йорама появлялся и уничтожал их.

Пять лет преследования троллей. Пять лет похорон распотрошенных трупов и сжигания разрушенных домов, чтобы предупредить распространение болезни. Пять лет, и за это время я никогда не видел Мирона из Йорама, за исключением смотра Высокого Солнца на равнинах, когда мы получали плату за год и провизию на год вперед.

О, это была очень впечатляющая личность — наш герой и полководец, Мирон из Йорама, одетый в развевающиеся шелковые одежды, глядящий на нас, когда мы шли строем через удушающую пыль по его наполовину сожженной стране. У него была магия, сомнений в этом не было.

Каждый год он притаскивал немного троллей прямо на смотр. Он связывал их вместе и сжигал, прямо перед нами. Пламя выплескивалось из глаз и ушей троллей, лилось из их ртов, пока они кричали. Наш герой любил делать то же самое с любым несчастным человеком, которой вызвал его гнев — обычно убив тролля без разрешения.

Мы были очень впечатлены тем, что Мирон из Йорама делал с троллями, но то, что он мог — и делал — с нами, он просто сохранял армию, из поколения в поколение.

Вещи начали изменяться примерно в то самое время, когда умерла Джиккана. К этому времени Виндривер хорошо изучил своего врага и разделил свою армию на множество отрядов, использовавших преимущество безжалостных приказов, которые Мирон из Йорама отдавал нам. Некоторые человеческие отряды дезертировали, а некоторые были вынуждены сражаться, не обращая внимания на приказы, что означало, в частности, что верные Сжигателю-Троллей отряды — Балт всегда оставался верным, пока ему платили — охотились чаще за людьми, чем за троллями.

Теперь любой обязан был быть настороже. Все отряды выставляли посты на ночь, и спали с мечом, а то и с двумя в руках. Отряд Балта не была исключением, и я обычно проводил полночи в пикете, еще до того, как Джиккана умерла. После ее смерти я стал ходить в пикет по своему выбору, обычно раз в четверо суток, проводил в нем всю ночь и без проблем маршировал следующий день. Я хотел быть один. Смерть Джикканы пробудила во мне призрак Дэша, а Дорин прочно поселилась в моих снах. Я дошел до того, что вообще я не хотел закрывать глаза и спать. Охотиться за троллями — следить за их отрядами в надежде, что Сжигатель-Троллей наконец-то появиться и сделает нам честь, убив их — было совершенно недостаточно. Я хотел отомстить.

Я хотел убивать тролей сам, своими собственными руками, своим собственным оружием.

Мне не пришлось долго ждать.

Это была Самая Короткая Ночь Года Ярости Священника, еще одного года, наполовину исчезнувшего из моей памяти, и охотники за троллями из отряда Балта отпраздновали это событие так, как они праздновали всегда: они пили до тех пор, пока могли держаться на ногах, а когда не могли, то ложились на живот и пили опять, пока один за другим не засыпали около костра. Я думал о том, чтобы уйти, но это было не так-то просто. Балт и остальные были отбросами, дерьмом, но они были единственными людьми, которые знали мое имя. В те дни, когда тролли и дезертиры шлялись по всем дорогам, жизнь одинокого человека не стоила ничего. Я выбрал головешку из костра, завернул ее медленно тлеющий конец в промасленную материю и, взяв подмышку одеяло и боевую дубинку, забрался на свой пост на верхушке ближайшего холма.

Тролли очень хорошо знали и наши праздники и наши человеческие привычки; мы мирно жили вместе, пока не началась война. Если бы я был троллем, я обязательно воспользовался бы преимуществом Самой Кроткой Ночи, так что я ожидал неприятностей и был готов, когда услышал треск соломы под большими тяжелыми ногами. Действия в случае ночного нападения были просты и я хорошо знал, что делать: при первом же подозрительном звуке я должен был сорвать покрывало с моей головешки, потом швырнуть ее в воздух. Пламя должно было по идее предупредить наш отряд и ослепить троллей, чье ночное зрение было лучше нашего, но уязвимо к внезапным вспышкам яркого пламени. Сразу после чего я должен был бежать как можно быстрее, как огонь, раздуваемый ветром. И весь отряд должен был мчаться за мной еще быстрее — так приказал нам Мирон из Йорама.