На нем была рубашка с эмблемой «Парков и заповедников» на груди, темные джинсы и рабочие ботинки. Обычно мое внимание не привлекали мужчины, занимавшиеся физическим трудом на природе, но его это каким-то образом делало даже более… идеальным. Уголок его рта приподнялся вверх.

— Я нечаянно подслушал вас. Я направляюсь в вашу сторону, вас подвезти?

Я уставился на него и его дурацкое идеальное лицо.

Он нахмурился.

— До музея.

— Ох. — Верно. Он задал мне вопрос. Или, если точнее, предложил подвезти. — Ну… — Я собрался с мыслями. — Не в моих привычках садиться к незнакомым людям в машину.

Он явно нашел в этом что-то забавное, поскольку безуспешно попытался спрятать улыбку, которая медленно расплылась у него на лице. Он протянул мне ладонь.

— Меня зовут Джек Брайтон. Теперь мы знакомы.

Я с трудом сглотнул и нервно огляделся по сторонам. На нас, вроде бы, никто не смотрел. Леди из проката разговаривала с кем-то по телефону — судя по голосу, с еще одним недовольным клиентом. Возможно с тем самым, кому она отдала мою машину. Я быстро пожал предложенную мне руку. Я настроился на твердую хватку, потому что терпеть не мог вялые рукопожатия, но мне можно было не беспокоиться. Его рука оказалась теплой, сильной, мозолистой… идеальной.

— Лоусон Гейл, — объявил я. — И спасибо за предложение, однако принять его будет не самым мудрым шагом с моей стороны. Я потратил много денег на свое образование, и мне бы очень не хотелось прочесть на своем надгробии, что здесь покоится идиот, по глупости севший в автомобиль к человеку, с которым только что познакомился. И который оказался серийным убийцей.

Джек секунду глазел на меня, а затем рассмеялся.

— Да уж… Меня много за кого принимали, но за серийного убийцу — еще никогда.

Я пригладил кончиками пальцев свои волосы. То была нервная привычка, от которой я старался избавиться.

— Я не хотел вас обидеть.

Его улыбка была широкой и теплой.

— Никто и не обижается. Что ж, тогда я поехал. Желаю удачно добраться до музея за, — он посмотрел на часы, — тридцать минут.

Он развернулся и пошел, покатив за собой чемодан, а я уставился ему вслед.

Какая досада.

Я опаздывал. И у меня не было других вариантов. Я быстро просканировал взглядом стоянку такси через большие стеклянные двери — она была пуста. Досада вдвойне.

Я заторопился за мужчиной, которого только что назвал серийным убийцей. Прямо в лицо. В его до нелепости идеальное лицо.

— Мистер Брайтон!

Он остановился и повернулся ко мне.

— Мистер Брайтон, пожалуйста, подождите, — сказал я, с трудом волоча чемодан и удерживая на плече лямку сумки с лэптопом. — Я прошу прощения за свою грубость. Я с радостью приму ваше предложение. Если, конечно, оно еще в силе. Я буду вам очень признателен.

Он улыбнулся.

— Само собой. Пикап там.

Я последовал за ним на парковку, где он остановился возле огромного полноприводного внедорожника с эмблемой «Парков и заповедников Тасмании». Он снял блокировку, затем забросил свой чемодан в кузов — так легко, словно тот ничего не весил.

Я посмотрел на свой чемодан, который был размером почти с меня, и задумался, как мне поднять его. Может, если он откроет кузов, я смогу как-нибудь затащить его…

Не спрашивая меня, Джек играючи закинул мой чемодан к своему. На его руках бугрились мощные мышцы. Он махнул на пассажирскую дверь.

— Ну, забирайтесь, или пропустите вашу встречу.

Точно. Конечно. Схватив сумку с лэптопом, я сел в машину.

— Еще раз спасибо, — сказал я, пристегиваясь. — Я правда очень вам благодарен.

— Без проблем. — Он завел двигатель, потом переключил рычаг передач на задний ход, посмотрел через плечо, которое было ближе ко мне, и выехал задом с парковки. Выкрутив руль, он переместил рычаг на место, и внедорожник рванул вперед. Я не ожидал, что будет так трясти и грохотать, но дикая сущность этой машины, казалось, шла Джеку.

— Вы работаете в «Парках и заповедниках», — констатировал я очевидную вещь. Для этого было не нужно быть детективом: на нем была рубашка с их лого, и он вел их автомобиль.

— Да. — Он ярко улыбнулся, выруливая на шоссе в сторону Лонсестона.

— Интересный род деятельности, — заметил я. — Вам нравится флора или фауна?

— Люблю и то, и другое. — Он усмехнулся. — Большинство людей сказали бы просто «растения или животные».

Вот и они. Неизбежные насмешки над моим лексиконом.

— Я не большинство.

Его улыбка стала, кажется, еще шире.

— Безусловно нет.

Вместо того, чтобы сделать вид, что мне не обидно, я притворился заинтересованным пейзажами, пролетающими за окном.

— Это было не оскорбление, — продолжил он. — Вообще-то совсем наоборот. Мне нравится, как вы говорите. Вы явно довольно умны.

— Можно сказать, мой IQ выше среднего, — скромно сообщил я.

Мистер Брайтон усмехнулся.

— Еще бы. И на каком именно уровне колоколообразной кривой когнитивного развития расположен ваш результат?

Я стрельнул в него взглядом. Он знал, как измеряют IQ? В обычной ситуации я бы отклонил его вопрос, поскольку обсуждать подобные темы, в особенности с малознакомыми людьми, мне было неловко. Но с ним мне почему-то захотелось быть честным.

— Гений.

Он улыбнулся, глядя в ветровое стекло, и на его щеке появилась ямочка.

— Так и подумал.

— Это вас беспокоит?

— Черт, нет. С чего бы? Поверьте, когда я сталкиваюсь с высоким интеллектом, то угроза — это последнее, что я ощущаю. — Он одарил меня странным взглядом с вопросительно приподнятой бровью, как если бы намекал на что-то еще.

Для меня высокий интеллект тоже не был проблемой. Однако те, кто со мной работал, регулярно напоминали мне, что я лишен навыков общения в социуме. И видит бог, светские беседы и впрямь не являлись моим коньком.

— Значит… — снова заговорил он. Я, должно быть, слишком затянул с ответом. — Важная встреча в музее, да? По работе?

— Не совсем. Ну, частично. — Я откашлялся. — Я встречаюсь с профессором на пенсии, специалистом по моему профилю. Мне нужно провести двухнедельное тематическое исследование в рамках получения докторской степени.

— Докторской степени? По медицине?

— О, нет. Я не врач, боже, нет. Я не выношу вида крови. — Даже мысль об этом вызывала у меня дискомфорт. — Я лепидоптерист.

Он медленно кивнул.

— И это…?

— Я изучаю бабочек и мотыльков. Преимущественно бабочек.

— Ух ты. Интересно, — сказал он. Кажется, искренне. Большинство людей считали милым, что я гонялся за бабочками, словно ребенок. — Могу поспорить, это сложные малявки. А мое любимое животное — стрекоза. Только не говорите об этом моей собаке, иначе она никогда меня не простит. И я знаю, что бабочки отличаются от стрекоз, но стрекозы… Ну, я не знаю, они просто не поддаются логике.

Я пристально посмотрел на него через салон.

— Стрекозы — невероятные насекомые. Хотя я не уверен, что вы подразумеваете под «не поддаются логике». Логике для какой цели? И чьей? Ведь логика — это человеческая величина, которую едва ли можно соотнести с Царством животных.

Он широко улыбнулся.

— Я всего лишь о том, что они выглядят так, словно не должны уметь летать, однако летают. И еще они вроде как напоминают пришельцев. Не то чтобы я видел много пришельцев, чтобы соотнести тех и других.

Я вздохнул.

— Прошу прощения. Я не хотел вас обидеть… — Я зацепил кутикулу на большом пальце. — Мой руководитель, профессор Майкл Эстерли, постоянно напоминает мне о моей неспособности поддерживать разговор. Конечно же стрекозы могут не поддаваться логике, и я прошу прощения, если невольно предположил, что утверждать это глупо.

Теперь он расхохотался. Его смех, хоть и прозвучал очень громко в ограниченном пространстве кабины, был теплым, а в уголках его глаз появились морщинки.

— Я думал, мы очень даже неплохо поддерживаем разговор. Больше похоже на то, что ваш профессор Эстерли, скорее всего, сам не знает, как вести интересные разговоры с умными людьми.