…Как он просил тогда пощады, как заверял! «Царь, защити меня, я ни в чем не виноват! Царь, я буду верно служить тебе!» Царь… А ведь Александр еще и не был тогда царем. Это, что ли, подкупило его и обмануло? Линкестийцы убили царя Филиппа. А сын Филиппа пощадил Линкестийца!

На совет Александр созвал только близких друзей. Те уже понимали, что произошло что-то страшное. А когда узнали, что произошло, возмутились.

— Я ему поверил, — сказал Александр, — я его простил. И разве я обижал его потом? Клянусь Зевсом! Он был моим этером, он был моим стратегом во Фригии у Геллеспонта. Теперь он командует у Пармениона фессалийской конницей. Как еще мне было возвысить его?

Этеры гневно зашумели. Они беспощадно поносили Линкестийца и весь линкестийский род, жадный, преступный, ненавистный…

— Что же мы решим, друзья? — спросил царь. — Как нам поступить с Линкестийцем?

Гефестион выхватил кинжал. Его нежное красивое лицо исказилось от ярости.

— Никакой пощады! Я сам убью его.

— Убить Линкестийца! — закричали этеры. — Никакой пощады изменнику.

— Убрать, пока не натворил худшего, — сурово сказал Черный Клит. — А ты, Александр, поступил неразумно, отдав конницу человеку, которому нельзя доверять. Фессалийская конница — большая сила. Что, если эта сила теперь на его стороне?

Александр нахмурился. Он не терпел упреков. Но сейчас приходилось терпеть — Клит был прав.

Решение было единодушным — схватить Линкестийца немедленно.

В тот же день, к вечеру, из ворот Фаселиды отправились в путь несколько всадников в длинных азиатских одеждах. Доехав до перекрестка, они повернули коней в сторону лидийского города Сарды.

Александр-Линкестиец, военачальник фессалийской конницы, вместе с Парменионом прибыл на зимовку в Сарды. Получив приказ царя вести конницу в Сарды, Линкестиец еле сумел скрыть свою радость. Наконец-то он уйдет от этих холодных наблюдающих глаз, наконец-то он сможет не следить так напряженно за каждым своим шагом, за каждым словом, за выражением лица. Ни одного дня он не был счастлив с тех пор, как увидел кровь своих погибших братьев, с тех пор, как назвал Александра, сына Филиппа, царем. Почести, власть, высокое положение… Он командует конницей. Он сидит за царским столом. Он сверкает доспехами среди царских этеров. Но хоть бы раз он встретил утреннюю зарю с легким сердцем и улыбнулся наступающему дню!

Линкестиец покорно склонял голову перед Александром. Улыбался его друзьям. И втайне думал только об одном — как ему утолить свою ненависть и отомстить сыну Филиппа?

Как часто, наблюдая издали за царем, он мысленно говорил ему: «По какому праву носишь ты царскую диадему? Ведь такое же право есть и у меня, а я, как раб, трепещу перед тобою. Но не настанет ли день, когда ты, Александр, попросишь у меня пощады? Не наступит ли день, когда я сам надену царский венец?»

Но одному ничего не достигнуть. Нужны союзники. Кто поможет ему? Персы. Только враги сына Филиппа — персы…

Конница расположилась среди широкой долины, у реки. Линкестиец объехал свой лагерь. Все было спокойно. Люди отдыхали. Кони ушли на пастбища. Возле палаток горели костры, конники варили ужин. Слышались негромкие разговоры, смех, иногда перебранка… Линкестиец поднял глаза — вдали, на фоне желтого закатного неба, четко рисовались лиловые силуэты горы и башен старой лидийской крепости.

Парменион? А что думает Парменион?

Парменион сейчас в Сардах. Линкестийцу показалось, что Парменион тоже с легким сердцем уехал в Сарды от Александра. Линкестиец сам слышал, как Филота однажды назвал царя мальчишкой, а ведь Филота — сын Пармениона. Что, если отправиться в крепость и попытаться проникнуть в мысли старого полководца?

Желтая вечерняя заря, тишина в горах и долинах. И — одиночество. Такое полное, безысходное одиночество! Линкестиец вздохнул, провел рукой по щеке. Отросла щетина.

И тут же, как мальчик, обрадовался. Вот и пусть растет. Он не будет здесь бриться, царь не видит его!

Линкестиец слез с коня. Для него был поставлен шатер, приготовлен ужин. Занятый своей думой, отослал сопровождавшую его свиту.

Ночью он не мог спать, выходил из шатра, смотрел на звезды. Мысли все о том же — как найти союзников его делу? Может быть, все-таки поговорить с Парменионом? Он ведь тоже не слишком ладит с царем.

Однако когда взошло солнце и трезвый дневной свет успокоил его, Линкестиец испугался своих ночных мыслей. Довериться Пармениону? Он сошел с ума! Парменион так же, как и Антипатр, умрет за своих царей по одному их слову!

«Ну, а если царем буду я? Тогда они и за меня умрут!»

Но прежде надо стать царем. А еще прежде — дождаться известий от Дария. Линкестийцу удалось послать ему несколько писем. Но Дарий медлит с ответом. Почему он медлит? Почему же он медлит? Сейчас, когда глаз Александра не следит за Линкестийцем, — зачем он теряет время?!

Проходили дни, пустые, томительные. Линкестиец исправно нес свою службу. И ждал, ждал тревожно, с нарастающим нетерпением тайных известий от персидского царя.

А всадники в азиатских одеждах, посланные из Фаселиды, уже приближались к лидийской земле. Они прибыли в Сарды незаметно, никто не обратил на них внимания. Так же незаметно пробрались в лагерь Пармениона. Здесь один из них сбросил азиатскую одежду. Перед изумленной македонской стражей явился царский телохранитель Амфотер, брат полководца Кратера.

Амфотер приказал тотчас проводить его к Пармениону, но о его появлении в лагере молчать.

Парменион не удивился, увидев Амфотера. Он протянул руку, ожидая получить письмо.

— Письма нет — оно у меня в голове, — сказал Амфотер, — приказ царя передам тебе устно.

Парменион позаботился, чтобы никто не помешал им и никто не подслушал их разговора.

В тот же день к Линкестийцу явился отряд, посланный Парменионом. Начальник отряда потребовал у него оружие. Линкестиец все понял, как только воины окружили его. Он молча отдал меч и позволил надеть оковы. «Кто узнал? Кто предал?» Он ни о чем не спрашивал — разве ему ответят?

Парменион, когда Линкестийца привели к нему, посмотрел на него уничтожающим взглядом.

— Ты мог бы выслушать меня? — сказал Линкестиец.

— Нет, — ответил Парменион, — я не слушаю речей изменников.

— В чем меня обвиняют?

— Ты сам знаешь.

— Кто оклеветал меня?

Парменион рассердился:

— Тебя оклеветали? Ведь, кажется, не мне и не кому-нибудь другому вез письмо перс Сисина от царя Дария, а тебе, Линкестийцу! Зевс и все боги, его оклеветали!

И он, гневно махнув рукой, приказал отправить Линкестийца к царю с хорошей стражей и ни под каким видом не снимать с него оков.

«А я хотел найти в нем союзника!» — подумал Линкестиец.

— Напрасно ты меня так презираешь, — сказал он, глядя на Пармениона дерзкими глазами. — Еще неизвестно, как повернется твоя судьба. Под рукой царя жизнь полководца полна превратностей.

Парменион ответил ему с достоинством:

— Как бы моя судьба ни повернулась, изменником я никогда не буду.

Линкестийца повезли к царю.

Не было длинней и тяжелей дороги, чем эта. Линкестиец не глядел по сторонам, не разговаривал ни с кем. Но когда они спешились в Фаселиде, он потребовал, чтобы его провели к царю немедленно. Но Александр не принял его.

— Гефестион, я не могу его видеть. Избавь меня от этого.

Перед Линкестийцем стояли друзья царя Александра. Он затравленно глядел то на одного, то на другого. Каменные, враждебные лица. Ни одной искры сочувствия в глазах.

Ведь когда жрец предупреждал царя об измене друга, он смотрел прямо на них, на друзей, стоявших около Александра, он бросил на них тень подозрения из-за этого предателя!

— Я могу оправдаться, пусть только царь выслушает меня! Пусть он меня только выслушает. Ну, не ради меня самого, хоть ради Антипатра, преданного друга царской семьи, ведь его дочь — моя жена!

— Царь не хочет видеть тебя.

Линкестиец глядел на Гефестиона и не узнавал его. Куда девалась нежная красота этого человека? Рот кривился от сдержанной ярости, в огромных глазах горела ненависть… Он был страшен.