И тут она смутилась: только теперь заметила, как красив парень. Тонкий прямой нос, узкое лицо, черные влажные волосы откинуты назад, они необычно оттеняли бледный чистый лоб, на котором, Тинка обратила внимание, не было ни одного прыщика и даже следов от угрей. А вот ей в восьмом классе пришлось с ними повоевать.

Чем только ни выводила – водкой, чистотелом, то есть, травой с огорода, простоквашей и даже капустой. И лишь этим летом прижжённые солнцем и отмытые в постоянных купаниях в речке прыщики отступили. Но плотный загар не скрывал на лбу всех следов, так ей казалось.

Прекраснее всего у незнакомца были глаза – большие, тёмно-коричневые, с тяжёлыми веками и длинными густыми чёрными ресницами. Где-то Тинка уже видела подобные глаза, кажется, в Софьиных книгах о художниках. Только вот в какой картине и у какого художника – не помнит. Взгляд прямой, открытый, обескураживающий…

- Какого чёрта ты топил меня лодкой? – опомнившись, вызывающе спросила у парня. Вскочила и, подбоченившись, зло посмотрела на него.

- Хотел, чтобы ты покачалась на волнах, ты красиво плыла, русалочка! – мягко произнёс тот. - Многие любят качаться на волнах.

Покрутив пальцем у виска, Тинка уже было назвала его сумасшедшим, но неожиданно для себя сгладила свою грубость:

- Ты что не от мира сего?

- Скорее всего, это ты не из этого мира. Никто уже не купается, на реке никого, тут ты вдруг появилась, как нимфа из волн! - В красивых глазах мальчишки девочка не увидела насмешки, наоборот, они сияли восхищением, но всё равно она не растаяла от его слов.

- Наверное, поэтому ты хотел меня утопить, решил отправить поближе ко дну! - Поймав её сердитый взгляд, парень удивлённо приподнял брови и почему-то перешёл на «вы»:

- Что вы, сударыня, я поражён вашим умением двигаться в воде!

- А я - твоим неумением, разве ты не слышал пословицу: не зная броду, не суйся в воду, тем более, если являешься топориком, - съязвила Тинка и не удержалась укорить, - ты своим мотором едва меня не покалечил, сударь!

Парень виновато улыбнулся и простодушно произнёс:

- Неужели это так выглядело? Я не хотел причинить вам зло, русалочка, я просто не думал о моторе. Мне интересно было, как вы справитесь с волной. А ты здорово плаваешь! - парень снова перешёл на «ты».

Вдруг Тинка осознала, что глупо обижаться и стыдить этого красавца: он или не понимает своей вины, или приставляется, что не понимает. Скорее, второе. Странные существа – мужики: ни за что не признаются в своей глупости, считают, что всегда действуют осмысленно, а на самом деле частенько поступают вопреки здравому смыслу. И ничего им не докажешь – Тинка знает это по собственному отцу.

И лучше не выяснять, почему парню пришло в голову её топить, лучше не унижаться, ишь, довольно скалится во весь рот, рад, что разыгрывает заморского принца или дореволюционного графа перед ней, деревенщиной, как он думает. Нет, она не будет подыгрывать ему и ругаться не будет, нужен он ей больно, даже спасибо не сказал за спасение, плетёт какие-то странности о русалке и нимфах.

- Неужели ты плавать не умеешь? – спросила, чтобы покончить с затянувшейся паузой, к тому же незнакомец слишком откровенно разглядывал её, что ей не нравилось: ничего особенного в ней нет, совсем не красавица. – Кто ж лодку тебе такую шикарную дал?

- Дед. Я ему не сказал, что не умею плавать. А лодку, оказалось, легко водить, он показал, как это делается. Там, где я раньше жил, не было возможности научиться плавать, да и мама не допускала меня до воды, боялась, что утону. Мой младший брат утонул, когда ему было лет пять.

Парень говорил, немного растягивая слова, отчего голос звучал удивительно красиво, с каким-то особым значением, и смущал Тинку. Она отвела глаза на другой берег и только тут заметила там отражающийся в водяной глади закат. Уже вечер, мать ей задаст трёпку, надо плыть назад.

Увидела неподалеку качающуюся на воде лодку парня. Не объясняя ему ничего, резко вскочила и поплыла к ней, легко, словно ящерица, переползла через борт. Завела мотор, ей это не составило труда, так как не раз пользовалась отцовской моторкой, и на малой скорости подвела лодку к берегу, приказала парню: «Садись!». Тот послушно уселся на скамью, куда ему указала Тинка.

Лодка в её умелых руках плавно развернулась и, взревев, ровно пошла к противоположному берегу. На расстоянии десяти метров приостановилась и стихла. Парень сидел на скамье нахохлившись, как нашаливший воробей, обняв голые колени тонкими загорелыми руками; жёлтая футболка на нём уже почти высохла, лишь в отдельных местах была во влажных пятнах, он казался растерянным и беззащитным.

- Садись к мотору, - резко сказала она ему, хотя на губах играла застенчивая улыбка, - мне домой пора. Спасибо за компанию. И смотри, больше никого не топи, а то спасать будет некому, русалка в этой реке я одна, - громко засмеялась, показав все свои крепкие зубки, и решительно прыгнула с кормы головой в воду, почти не подняв брызг.

Когда доплыла до берега и оделась в спрятанную в поленнице одежду, только тогда оглянулась. Парень не уезжал, не заводил мотор, а смотрел на неё и ждал. Она помахала ему рукой, прощаясь. Он радостно улыбнулся и замахал в ответ, что-то крикнул, приподнявшись, но она уже повернулась и помчалась вверх по косогору. Выбравшись на дорогу, посмотрела на реку. Лодка, урча, удалялась от берега к речному повороту, где виднелось основное село Караяр.

Глава II

Тинка не смогла пойти 1 сентября в школу, как ей этого ни хотелось. Утром мать разбудила и сказала, что у Федорика поднялась температура, нельзя его вести в садик, придётся подержать день дома.

- Почему я, а не Ксеня или Ритка? – заворчала было Тинка, но мать так взглянула на неё, что она поняла – возражать бесполезно.

Вообще-то Тинка любила сидеть с младшим братом, названным в честь деда – Фёдором. Однако в семье его ласково звали Федориком. Этот четырёхлетний белокурый малыш, до удивления добрый и не плаксивый, особенно был привязан к Тинке. Она рассказывала ему сказки, которые сочиняла сама, купала в саду летом в большом деревянном корыте, сколоченном отцом, а зимой катала на санках с горы.

Федорика в семье ждали. Отцу очень хотелось сына. Но как назло у Масловых рождались одни девки. После четвёртой, Маргариты, названной в честь ленинградской тётушки, старшей сестры отца, тётя Маня обратилась к местной знахарке, тётке Дарье. Та посоветовала посадить в саду четыре берёзки и дубок, произнести заклинание: «Расти среди берёзок, дубок, чтобы на третий годок родился сынок».

Алексей особенно-то не верил в заговоры, но чем чёрт не шутит, берёзки и дубок всё же посадил. Только на третий год родилась Маруська, а вот после неё, через три года, сынок, когда его уже и не ждали.

Федорик проспал до обеда, проснулся, когда пришли из школы Ксеня, Рита и первоклашка Маруська и зашумели на кухне, рассказывая о школьных новостях. Мальчик просунул в кухонный проём кудрявую головенку.

- Надень, чертёнок, тапки! – закричала на него Тинка и, подхватив под мышки братишку, потащила назад в спальню.

Посадив на кровать, прикоснулась губами к лобику мальчика: так обычно проверяла температуру их мать. Лоб был влажным и прохладным, значит, температура спала. Натянув на братца свитер, тёплые штанишки и сшитые отцом из старой овчины тапочки, она вывела его на кухню, усадила за стол. Сёстры уже достали из печи губенку из опят и разлили по тарелкам.

После обеда к Тинке пришли подружки – Милочка Ланина и Алёнка Петунина. Они учились в одном классе, а дружили с пяти лет, с того самого дня, когда тётя Алина, Милочкина мама, в один из июльских дней подвела дочь к играющим на поляне у водонапорной башни детям. Бесцеремонно остановив игру, заявила:

- Вот, детки, моя дочь Милочка. Играйте с ней и не обижайте, она хорошая девочка.

Все удивлённо открыли рты и уставились на незнакомую, нарядно одетую, с ярко накрашенными губами тётю. Девочка тоже выглядела необычно. На ней было голубое с крылышками и оборками понизу платье. Тинка красивее ещё не видала - воздушное и яркое, на черноволосой головке соломенная шляпка с голубым бантом сзади, а в косах белые капроновые ленточки. У Тинки никогда не было таких лент, даже её старшая сестра, Марина, которая перешла уже в третий класс, не имела подобных ленточек.