Словом, не очень демократическая концепция, зато очень древняя.
Основная разница между настоящей феодальной системой и мафией заключается в пространственной ориентации пирамиды.
В стране с подобной политической организацией человек, находящийся на вершине, действительно является королем или императором, шейхом или царем, фюрером или дуче. Насилие, совершаемое над гражданами страны, вершится среди бела дня согласно законам и обычаям страны.
В правовом государстве пирамида может существовать и функционировать только в перевернутом виде. Ее вершина погребена глубоко под землей и сокрыта под многочисленными, расширяющимися к основанию, слоями функционеров мафии того или иного уровня. Самые мелкие сошки составляют основание пирамиды, которое почти выходит на поверхность. Элементы, составляющие основание просачиваются в каждую щель, каждый закоулок дневного мира и являются корневой системой, вытягивающей из него все соки. Темная пирамида мафии это всего лишь перевернутое отражение пирамиды легальной феодальной иерархии. И пирамида эта существует в темном, подземном мире.
Отсюда и термин — «подполье».
Старинным словом «мафия» называли в свое время некую разновидность бедняцкой аристократии, возникшей в результате восстания доведенных до отчаяния людей. Они свергли официальную тиранию и заменили ее своей собственной, доморощенной. Трудно осуждать их за это — в те времена систематическое насилие над беззащитными людьми и их ограбление было единственным возможным образом жизни.
Эта «аристократия», однако, представляла вырожденное воплощение первоначально чистой идеи.
Вначале «Общество Матфея» (латинское Маттэус — «храбрый», «мудрый», происходит, в свою очередь, от древнееврейского Маттафия — «дар бога») представляло собой нечто вроде шайки вольных стрелков Робина Гуда. Ранние «мафиози» грабили богатых, отнимая незаконным путем у них то, что те законным путем отобрали у бедных. Они держали в страхе божьем землевладельцев-дворян, а для бедняков олицетворяли в какой-то степени законность и справедливость.
Однако, видимо, верна старая истина, гласящая, что власть разлагает души людей, а абсолютная власть разлагает их абсолютно. По мере того как крепчали мафиозные банды, власть, основанная на запугивании и насилии, просто перешла из рук официальных феодалов в руки феодалов подпольных. А чаще всего разделялась между ними к взаимному и обоюдному удовольствию. Рядовой гражданин оказался между молотом и наковальней — теперь на него давили не только сверху, но и снизу.
Таким образом завершилось построение двуглавой пирамиды власти. Каждая часть пирамиды являлась зеркальным отражением другой, и у них было общее основание. И подземная, и надземная части опирались на согнутые спины широких народных масс.
Обе пирамиды систематически поощряли и поддерживали друг друга, а крестьяне вдруг с изумлением обнаружили, что бремя налогов, давящее на них, удвоилось. Явная и скрытая структуры отнюдь не уничтожали друг друга, как было задумано, а очень успешно друг друга дополняли.
Болан хорошо знал историю мафии и питал отвращение к ее философии, рассматривающей социальный каннибализм всего лишь как «ловкость», как «умение хорошо устраиваться в жизни», а все высшие проявления человечности, как устаревшие предрассудки, достойные лишь осмеяния.
В своем военном дневнике Болан как-то записал:
«Эти парни ничего не создают. Они только разрушают. Временами они это делают просто из удовольствия, но чаще всего из-за жадности вкупе с полным отсутствием уважения ко всему благородному и созидательному. Они похожи на умственно отсталых детишек, которым на чьем-то дне рождения предоставили свободу. Все дело заканчивается разбитой посудой, перевернутой мебелью, сорванными шторами, запятнанными обоями, детскими лицами, перепачканными мороженым и кремом от торта, и кислыми лицами взрослых. А если эти парни и создают что-то, то для того лишь, чтобы вызвать еще большие разрушения».
Да, Мак Болан понимал своего врага.
Они были людьми каменного века, жаждущими, чтобы мир так и оставался джунглями, тогда как добропорядочные, законопослушные люди, не понимая этого, пытались воздействовать на них цивилизованными методами, а в результате, можно сказать, подставляли под удар другую щеку.
Но, имея дело с дикарями, можно действовать лишь одним-единственным, понятным им способом.
Ты встречаешься с ними на их условиях, на их поле и действуешь их же методами — теми, которые они понимают и уважают. То есть ты попросту лишаешь их права считаться гражданами цивилизованного общества и возвращаешь их в ту эпоху, которой они принадлежат.
Ты их просто убиваешь.
Болан хорошо знал правила этой игры. И вот сейчас разыгрывалась партия под названием «Стоунхендж».
На Гаджета Шварца Мак возложил обязанности по обеспечению поддержки, и пока Болан с Политиком готовились к бою, он получал от Мака последние указания.
— Как только высадишь нас, найди местечко повыше и установи оптическое наблюдение и радиопрослушивание. Мы с Политиком захватим рации, но на связь с нами выходи только в случае крайней необходимости. Если запахнет жареным, дай нам знать, но ни во что не вмешивайся. Действовать будем мы с Политиком.
Шварц кивнул в знак того, что все понял.
— Ясно. А как насчет огневой поддержки?
— Если она нам понадобится, мы тебя вызовем. Если смотреть с твоей позиции в самый центр здания, то код прямой наводки будет «Огонь-0», далее, каждый шаг влево — возрастающая последовательность четных чисел: «Огонь-2», «Огонь-4» и так далее. Шаги вправо обозначаются профессией нечетных чисел.
— Ясно.
— По вертикали каждый шаг вверх — нечетные числа, вниз — четные.
— Усек. То есть, если мне понадобится послать ракету на два деления левее центра и на два деления ниже, то это будет «Огонь-4-4».
— Верно. Кроме того, ты можешь вести огонь на свое усмотрение, исходя из требований оперативной обстановки. Только уж ты постарайся точно выяснить, во что стреляешь. Ну, и учти — ракеты очень мощные и их всего четыре, так что по пустякам не расходуй их.
— Ага, я понял. Но вы, ребята, постарайтесь там все же поаккуратнее...
Бланканалес сделал страшные глаза.
Болан только улыбнулся и сказал:
— Да мы только посмотрим, что там...
Глава 12
Командир тактической группы вылетел к месту происшествия на вертолете и пригласил с собой лейтенанта, но Постум отказался, предпочитая отправиться туда в своем набитом радиоэлектронной аппаратурой фургоне, в котором можно было немного расслабиться и еще раз серьезно обдумать все происшедшее.
Дымовая завеса к тому времени рассеялась, и когда лейтенант оказался на месте, то увидел картинку, сошедшую, казалось, со страниц наставления по тактике. По всему периметру зоны боевых действий в напряженном ожидании застыли группы мрачных и до зубов вооруженных бойцов полиции особого назначения. На пригорке, через дорогу от старой автомобильной свалки, расположился мобильный командный пункт, на крыше которого без устали вращалась башенка с поисковой антенной. Вдоль изгороди, в обоих направлениях короткими перебежками передвигались группы бойцов передовой цепи. На их лицах читалась серьезная сосредоточенность и решимость сделать все возможное и даже больше.
Жаль только, что все это было типичным маханием кулаками после драки. Том Постум прекрасно сознавал, что время ушло, и они безнадежно запоздали. Он притормозил рядом с боевой машиной пехоты и переглянулся со старшим, с несчастным видом стоящим рядом. Том узнал в нем командира четвертого подразделения.
— Что там? — спросил его Постум.
Юный сержант покачал головой и состроил гримасу.
— Тут был крутой фейерверк, — ответил он. — Командир там, внутри. Только не подходите к нему слишком близко. Он уже подходит к точке закипания.
Постум понимающе подмигнул и погнал свой фургон мимо пары бронетранспортеров, стоящих вдоль ответвления дороги, ведущего к свалке. Как только он проехал ворота, его внимание привлекла белая простыня, прикрывающая характерные формы. Это был первый мертвец, увиденный лейтенантом, он валялся справа от ворот.